– Я однажды очистил палубу от этих дураков, – продолжал Теблор, оглядываясь на нее. – А помнишь тех, в лесу анибаров? Летерийцы еще более жалкие. Гляди, как они прячутся, даже сейчас. Я осмотрю город с мечом, закрепленным за спиной, и никто мне не помешает.

Женщина потерла лицо. – Прошел слух, что скоро вызовут первый ряд поборников. Разозли здешний народ, Карса, и тебе не придется долго ждать встречи с императором.

– Отлично, – буркнул он. – Я пройдусь по Летерасу как новый император.

– Ты хочешь именно этого? – удивленно прищурилась она.

– Если именно это нужно, чтобы меня оставили в покое.

Семар фыркнула: – Тогда стать императором – последнее, что тебе нужно.

Теблор выпрямился, хмуро разглядывая рваную рубаху. – Ведьма, я не желаю убегать. Тогда почему они мне препятствуют?

– Ты можешь выйти наружу и гулять где захочется… просто оставь меч.

– Не пойдет.

– Тогда ты останешься здесь, медленно сходя с ума. Вот император веселится!

– Может, мне прорубить путь наружу?

– Карса, они только не хотят, чтобы ты убивал горожан. Если учесть, что тебя… гм… легко вывести из равновесия, это кажется вполне обоснованным требованием.

– Что меня выводит – так это отсутствие в них доверия.

– Точно, – бросила ведьма. – Ты заслужил доверие, убивая Эдур и летерийцев направо и налево. В том числе Преду…

– Я не знал, что он Преда.

– А если бы знал, что-то изменилось бы? Не думаю. Как насчет того факта, что он был братом императора?

– И этого не знал.

– И?

– Что и, Семар Дев?

– Ты же убил его копьем?

– Он напал с помощью магии…

– Ты уже рассказывал, Карса Орлонг. Сначала ты убил его команду. Потом выбил ногой дверь каюты. Сокрушил черепа стражников. Должна признаться, в таком случае и я потянулась бы к садку… если бы владела хоть одним. Увы… Ну, тогда я бросалась бы в тебя всем, что под руку подвернется.

– Бесполезный разговор, – хмуро процедил Тоблакай.

– Отлично. – Она встала со стула. – Я пойду искать Таксилианина. По крайней мере, его упрямство менее тупо.

– Он тебе любовник?

Семар замерла в двери.- А что, если да?

– Да ничего. – Карса склонился над заплатанным доспехом. – Обоих разорву надвое.

«В дополнение ко всем безумным порокам – ревность? О духи!» Она снова обернулась к выходу. – Мне больше по вкусу Старший Оценщик. Как жаль, что он принял обет безбрачия.

– Ухмыляющийся монашек еще здесь?

– Точно.

– Ведьма, у тебя дурной вкус.

– Ну, – не сразу ответила она, – не могу найти подходящих возражений.

– Разумеется.

Семар Дев поджала губы и выплыла из комнаты.

Настроение у Карсы было дурное; но ему и в голову не пришло, что это как-то связано с беседой с Семар Дев. Она была женщиной, а всякий разговор с женщиной подобен пытке – слишком много у них зловещих инструментов, свойства которых с трудом поддаются пониманию мужчины. То ли дело мечи. Лучше воевать со всем миром сразу, чем привлечь легкое внимание женщины. Но что злит сильнее всего – сила, с которой ему хочется женского внимания. Чемпионам в ожидании императора доступны лучшие шлюхи. Но в них нет ничего тонкого, ничего реального…

Карса сказал себе, что должен существовать средний путь, на котором можно наслаждаться всеми придающими интерес отношениям намеками и искрами остроумия, не позоря свое достоинство. Однако он был достаточным реалистом, чтобы надеяться на отыскание этого пути.

Мир полон оружия, битва – вот основной путь жизни. Возможно, единственный путь. Бичи и слова, удары и взгляды одинаково ранят. Он ошеломлен незримыми дубинками, его зрение закрыто невидимыми щитами; он шатается под весом своих обетов. Как могла бы сказать Семар Дев, выживать – значит выдерживать бой, оставаться впереди истории. Потерпеть поражение – пасть… по падение не всегда равносильно милосердно быстрой смерти. Чаще оно означает растворение, постепенное – потери громоздятся выше головы, смертный опускается на колени. Он – или она – становится губителем самого себя.

Он начал видеть собственные ловушки и потому, вероятно, еще не готов встречаться с кем-то другим, ошибаться, испытывать боль и шок. Но голод никуда не делся. Мучительное неустройство души, на редкость горькое приглашение в мир вечного уныния.

Легко исправляемого жестокой дракой.

– За недостатком любви воин любит насилие.

Карса Орлонг оскалился, забрасывая каменный меч за левое плечо и шагая по коридору. «Слышу тебя, Байрот Гильд. Будешь мне вместо совести?» Он грубо захохотал. «Ты, укравший мою женщину!»

– Может быть, тебе встретится другая, Карса Орлонг.

«Я порву ее пополам».

– Прежде тебя это не тревожило.

Стоп, это же игра. Душа Байрота Гильда связана в мече. Скользкие слова в черепе Карсы сказаны им самим. Страдая от отсутствия чужого внимания, он начал сам себе рыть ямы.

– Думаю, пора кого-нибудь убить.

Из коридора в широкий холл, затем по колоннаде в боковой проход – и к северным воротам двора. Карса никого не встретил, отчего настроение еще ухудшилось.

Около ворот, справа, была маленькая сторожка, из которой можно отпереть тяжелый засов. Сидевший в ней летериец едва успел поднять голову – и встретился с громадным кулаком Тоблакая. Кровь брызнула из сломанного носа, невезучий мужичок шлепнулся на стул, а затем подобно мешку с луком упал на пол. Перешагнув его, Карса поднял засов и сдвигал влево, пока не открыл ворота. Бронзовый засов с лязгом опустился в предусмотренный для него карман стены. Карса вышел из сторожки, открыл створки ворот, поднырнул под притолоку и оказался на улице.

В момент перехода через порог вспыхнули какие-то охранные чары. Пламя объяло его… тихий шепот боли… языки побледнели и опали. Покачав головой, чтобы изгнать из рассудка металлические «отзвуки» колдовства, Теблор продолжил путь.

Группы горожан там и тут; лишь один заметил его появление и наружность – глаза расширились – человек ускорил шаг, повернул за угол и пропал из вида.

Карса глубоко вздохнул и двинулся к каналу, который видел с крыши казарм.

Высоченная и здоровенная как речная баржа женщина – копна черных волос, розовые шелка- заполнила собой вход в ресторан. Уставилась на Теола Беддикта – и ринулась на него с настырностью голодного левиафана.

Сидевший рядом с ним Багг пытался провалиться сквозь кресло. – Клянусь Бездной, хозяин…

– Не сейчас, – пробормотал Теол. Женщина все ближе… – Прагматизм, дорогой мой Багг, отныне должен стать основой твоих… э… рассуждений. Найди Хальдо, пусть принесет для дамы ту большую кушетку, что стоит на кухне. Быстро, Багг!

Слуга убежал с нехарактерной торопливостью.

Женщина, ставшая вдруг фокусом всеобщего внимания (разговоры разом стихли) словно скользила по полу, несмотря на эдакую корпулентность. Ну, и столы были расставлены милосердно широко. В темно-синих глазах блестела знойная страсть, столь не соответствующая явному несовпадению пропорций, что Теол, ощутив тревожное шевеление в паху и потоки пота во многих других скрытых одеждой местах, неловко завозился в кресле. Мысли о наложенной в тарелки пище упорхнули быстрее развевающихся шелков незнакомки.

Он не мог поверить, что плоть способна двигаться во многих направлениях сразу – каждая складка под одеждами, казалось, обрела самостоятельность, не выбиваясь, однако же, из согласного хора открытой сексуальности. Тень женщины поглотила его. Теол испустил жалкий визг, попытался поднять глаза, минуя нагромождение жировых складок на животе, минуя невозможно широкие и выпирающие груди – или мешки с зерном? – на миг утонув в глубоком вырезе между ними – но с героическим усилием воли вынырнув выше, к гладкому зобу под челюстью. Еще выше – напряженная шея, круглое лицо, накрашенные пурпурной помадой губы – выше… «Спаси меня Странник!» – и прекрасные, такие знакомые глаза.