– Ладно, – оборвал его Бадан, не желая слушать, что именно случилось со Смолой и Целуй-Сюда, потому что Целуй-Сюда была причиной, по которой записалась Смола. Ничего нет хорошего следовать за женщиной, которая восхищена другой женщиной – пусть та и была ей сестрой. Но теперь обеих нет, вот и все дела. – Чопор?

Квонец поскреб редкую бороденку – боги, как еще молод невезучий ублюдок! – и оценивающе посмотрел на ждущих ответа солдат. Внезапно улыбнулся: – Погляди на Смертоноса, Бадан. Вот солдат, которому сам Зубастик дал прозвище в первый же день на Малазе. До сих пор не знаю – это была шутка? Смертонос до сих пор капли крови не пролил – разве что своей, когда давил комара. Ты сам, Бадан Грук, заменяешь весь Верховный Совет Даль Хона, твои безлунные тени наводят священный ужас на Эдур – как будто это духи ночи. Я сам удивляюсь, каким это образом тебе удается быть невидимым. У нас есть ты, Неп Борозда, Релико, Неллер. Шелковый Ремень и Мулван Бояка на подходе. Мы шли на войну, так? Значит, пора воевать.

«Может, ты шел на войну, Чопор. А я просто старался выжить». Бадан еще мгновение смотрел на собеседников, потом встал во весь рост – он был по плечо Чопору – и вытащил из кобуры, висевшей на широкой спине, меч-серп. Поудобнее взялся за рукоять, сделанную из слоновьего клыка. Присмотрелся к двум тонким кривым лезвиям из отатарала. Ветбела, так называется это оружие на родном языке, «поцелуй кость». Лезвия не особенно длинные, ими можно разрезать плоть, но не перерубить длинные кости, ведь бедренные кости – лучшие трофеи. Их полируют, украшают сценами славной гибели прежнего владельца. Воин, желающий завоевать сердце женщины, должен положить у порога ее хижины немало подобных трофеев, доказав свою смелость и ловкость.

«Никогда не умел с толком использовать эту штуку. Ни одного бедра в подарок Смоле». И кивнул: – Пора собирать трофеи.

В пятнадцати шагах оттуда Мёд толкнул Накипь: – Эй, любимая! Кажись, сегодня бросаем жульки.

– Не зови меня так, – сказала женщина – сапер недовольным тоном. Она сама видела, как Бадан прошел назад, туда, где пряталась Досада, видела, как капрал Ловчий вернулся по следам отряда, чтобы позвать сюда капрала Четвертого взвода Превалака Обода (он с Мелочем и Спешкой охранял все их задницы). Между солдат явно пронесся слушок – она видела, как все напряглись, начали осматривать оружие, плотнее пристегивать кирасы и шлемы. Наконец она буркнула: – Ладно, Мёд. Похоже – видит Худ, мне обидно признавать – ты все понял правильно.

– Дай докажу…

– Меня ты никогда не уложишь, Мёд. Почему бы не смириться?

– Что за мерзкие привычки, – жалобно ответил сапер из Десятого взвода, готовя арбалет. – Вот Целуй-Сюда, она была…

– Она так устала от твоих домогательств, Мёд, что пошла и взорвала себя. И с сестрой ее та же история. Мне самой жалко, что не пошла с ними третьей. – Сказав так, она встала и перебралась к Непу Борозде.

Старый маг – дальхонезец приоткрыл желтоватый глаз и покосился на нее; затем оба глаза открылись широко – он увидел, что сапер держит в руках. – Иди – т подальше, сисяста!

– Спокойно, – ответила она. – Мы идем в бой. В твоем стручке сила осталась?

– Чо?

– Магия, Неп, магия. Она у мужиков вся в стручке. Женщины знают. – Она подмигнула.

– Дерзишь, сисяста? Иди – т подальше от мня!

– Я не пойдю – т подальше от тбя, пока ты не благословишь два этих жулька.

– Бласловить два глиняны шара? Сбесилась, сисяста? В прошлой раз, как я…

– Они взорвались, да. Смола и Целуй-Сюда в куски разлетелись. Зато быстро и чисто. Слушай, для меня это единственный путь сбежать – Мёд прохода не дает. Если серьезно, я хочу, чтобы ты наложил на шары свои благословенные проклятия – или проклятые благословения?

– Иди – т подальше от мня!

Релико был ниже на ладонь даже своего сержанта – Бравый Зуб заверял его, что он самый низкорослый солдат тяжелой пехоты во всей Малазанской Империи. Сейчас он встал, вытянул короткий меч, поднял щит на уровень груди. Взглянул на Больше Некуда: – Снова пора.

Сидевший на мокром мхе необъятный воин – сетиец поднял голову. – Гм?

– Снова бой.

– Где?

– Да здесь у нас. Помнишь И’Гатан?

– Нет.

– Ну, тут не И’Гатан. Будет похоже на вчерашнее, только еще хуже. Помнишь вчерашнее?

Больше Некуда еще немного поглядел на приятеля – и засмеялся своим медленным ха, ха, ха. – Вчерашнее? Помню вчерашнее!

– Тогда бери меч, Большик, и не забудь вытереть грязь. И щит возьми – нет, не мой! твой у тебя за спиной. Отлично. Готов?

– Кого убивать?

– Скоро покажу.

– Хорошо.

– Не надо было сетийцам вязаться с бхедринами.

– Что?

– Шутка, Большик.

– О, ха, ха, ха! Ха.

– Пойдем с Оглянись – мы будем впереди всех.

– Оглянись впереди всех?

– Он всегда идет впереди, Большик.

– О. Хорошо.

– Спешка и Мелоч нас прикроют, не бойся. Как вчера.

– Точно. Релико, а что было вчера?

Шелковый Ремень встал рядом с Неллером; они следили за своим капралом, Превалаком Ободом. Тот только что отослал Спешку и Мелоча к месту сбора тяжелой пехоты.

Солдаты заговорили на родном дальхонезском наречии. – Разбитое сердце, – сказал Ремень.

– Разбитее разбитого, – согласился Неллер.

– Целуй-Сюда, она была хороша…

– Хорошее хорошего.

– Хотя Бадан другое говорил.

– Да, уж он говорил…

– А он всегда дело говорит.

– Я так понимаю, Ремень, тебя поболтать хочется. Думаешь, Летерас станет вторым И’Гатаном. Под И’Гатаном мы ничего не сделали. Да и, – торопливо, как будто чем-то задетый, добавил Неллер, – раньше И’Гатана ничего не сделали. Вообще ничего стоящего. Если тут будет как под…

– Мы еще не дошли. Какой меч выбрал?

– Этот вот.

– Со сломанной рукоятью?

Неллер опустил взор, нахмурился, швырнул оружие в кусты и достал другое. – Тогда этот. Летерийский, висел на стене…

– Знаю. Я сам тебе его отдал.

– Ты его отдал потому, что он воет как дикая баба всякий раз, как чего-нибудь коснется.

– Точно так, Неллер. Вот я и спрашиваю, какой меч ты выбрал.

– Теперь знаешь.

– Теперь знаю, что придется заложить уши мхом.

– Я думал, они уже.

– Добавлю еще. Видишь?

Капрала Превалака Обода одолевали дурные мысли. Он родился на севере провинции Гриз в семье бедных фермеров и ничего не видел в жизни – до того дня, когда вербовщица из морской пехоты прибыла в деревню, в которой случайно оказались Превалак и все его братья. Остальные посмеялись над вербовщицей и ушли в кабак – но сам Превалак, ох, он застыл на месте. Впервые увидел женщину из Даль Хона. Она была высокая, толстоватая и на десятки лет старше его – у нее уже были седые волосы – но его взору она казалась прекрасной. До сих пор казалась.

Такая темная кожа! Такие черные глаза! Да, она заметила его, послала сверкающую улыбку, увела в заднюю комнатку местного отделения стражи и успешно завербовала, усевшись сверху и взвизгивая от преувеличенного восторга, пока он не взорвался прямо внутри солдата Малазанской Армии.

Братья громко выражали неверие и панику, думая, как будут объяснять маме и папе, что младшенький в один день записался в армию и отдал невинность пятидесятилетней дьяволице. В конце концов они решили вообще не возвращаться домой. Но это их проблемы – Превалак уже трясся в фургоне с новобранцами (засунув руку промеж ее ног и не желая вытаскивать) и даже не взглянул в сторону родного дома.

Великая любовная страсть длилась до ближайшего города; там он обнаружил себя в шеренге с еще полусотней молодых гризианских парней и девок, марширующих по имперской дороге в Анту. Потом был остров Малаз и учебный лагерь морской пехоты. Но сердце его вовсе не было разбито: вокруг оказалось полным – полно выходцев из Даль Хона. Загадочный взрыв рождаемости – или массовый исход из джунглей? Вскоре он сообразил, что преклонение перед черной кожей и полночными очами вовсе не обрекает его на вечное одиночество.