Наконец он впервые повстречал Целуй-Сюда, которая только посмеялась над приставаниями – хотя к тому времени он приобрел некоторый опыт и лоск. Именно неуступчивость покорила его сердце навсегда.

Но сегодня его одолевало совсем не безнадежное обожание. Он словно наяву видел то, что увидел – или просто вообразил? – темной ночью на реке. Ослепительный блеск взрыва морантских припасов, потрясший окрестности рокот – и черная рука, поднимающаяся среди беспорядочных волн – течение обвивается, разделяя воду на два огибающих руку изящных потока – и рука пропадает в глубине – или он теряет ее из вида? – отчаянные и лишенные смысла поиски в зернистой тьме – рука, кожа, тьма, темная кожа – такая же, что победила его в первый раз…

Ох, как ему хочется умереть. Прямо сейчас. Покончить со страданиями. Она пропала. И ее сестра тоже – сестра, что всего две ночи назад прижалась к нему и шепнула на ухо: «Не сдавайся, Прев. Я знаю сестренку, видишь ли. Она так смотрит в твою сторону, что… не сдавайся».

Обе пропали. Правильно бормочет Бадан, когда думает, что его никто не услышит. «Что есть, того не изменить. Что есть, того…»

Сержант Чопор подошел, хлопнул Превалака по плечу: – Готов, капрал? Хорошо. Веди свой взвод. Так, как сумела бы Смола. Веди их, Прев, и пусть кишки Эдур полетят во все стороны!

Смертонос (когда – то он звался Трайболе Футан и был последним из мужской линии князей племени Гилан, что обитает на юго-востоке Семиградья) не спеша встал. Впереди наго тяжелая пехота уже продвигалась вверх по склону, ориентируясь на звуки боя.

Он приготовил гиланские сабли, некогда принадлежавшие Поборнику Фалах’да, его прадеду – погибшему от яда за три года до малазанского вторжения, когда Трайболе еще терся у материнской юбки. Сабли стали достоянием последнего мальчика из знатной фамилии, погубившей себя бесконечными распрями. До завоевания такое было обычным делом в Семи Городах. Казалось, сабли слишком велики для его рук, вот-вот сломают запястья – но он был гилани, человеком племени, известного отсутствием жира на телах. Мышцы как веревки – длинные, тугие, более сильные, чем кажется.

Женственное лицо с тихими глазами оставалось спокойным, когда он смотрел на сабли и вспоминал, как ребенком брал оба клинка, зажимал серебряные рукояти подмышками, хватался за эфесы и ходил вокруг лагеря, словно четырехногий чертенок. Вскоре после этого ему вручили деревянные копии сабель. Он начал разучивать фигуры гиланского боевого стиля, упражняясь как пешим (с привязанными к ногам камнями), так и на коне, овладевая тонкостями стремительной атаки лишгар эфхана, что означает «режущая сеть». Много синяков появилось на плечах, много протекло ночей, прежде чем он научился ловко вставать на ноги, соскочив со спины коня и разом разрубив на куски три чучела. Вставать среди оседающей пыли и золотистой травы, будучи готовым к следующей схватке.

Он не был особенно высоким. Товарищи часто говорили, что его улыбка – если ее удастся заметить, ибо улыбается он нечасто – застенчива, словно улыбка девушки. Мужчины зазывали его в постель. Как и женщины, разумеется. Но он княжеского рода, его семя – последнее семя, и однажды он отдаст его королеве или даже императрице – положение обязывает… А в ожидании этого он позволяет мужчинам пользоваться собой и даже находит в том удовольствие. Невинные игры. Только бы не потерять семя…

Он встал на ноги. Едва прозвучал сигнал, солдат легким шагом двинулся в бой.

Смертоносу было двадцать три года. Самообладание парня было таково, что он ни разу не пролил семя, даже во сне.

Как сказал бы взводный маг Мулван Бояка, Смертонос – воистину готовый взорваться человек.

Некий старший сержант на острове Малаз угадал. Как и всегда.

Урб изо всех сил бежал от дома фактора, прикрывая щитом правое плечо. Проклятая женщина! Встала там под ливнем копий с крышкой вместо щита. О да, солдаты ее боготворят – так слепо боготворят, что не видят, сколько усилий приложил Урб, сохраняя дуре жизнь. Он уже выдохся, истрепал нервы – и вот сейчас, по всей видимости, опоздает.

Когда до Хеллиан оставалось пять прыжков, в воздух взлетело шесть копий – два из них в сторону Урба. Он присел и заслонился щитом, потеряв женщину из вида.

Одно копье просвистело в ладони от лица. Второе точно ударило в щит, железный наконечник прошел сквозь дерево и руку, пришпилив ее к телу. Сила удара развернула Урба, он зашатался, выругался – копье начало опускаться, разрывая бок – и опустился на колени. Соприкосновение с грубой мостовой отозвалось новой болью. Он вытянул правую руку вперед, чтобы опереться – не выпуская меча – и услышал, как хрустнула костяшка пальца.

В тот же миг мир стал белым огнем.

Летящие в сторону Хеллиан четыре копья заставили ее протрезветь. Она присела, подняв слишком маленький щит-крышку – его мигом выбило из руки, крышка закувыркалась в воздухе – в пропитанной вином древесине засели два наконечника. Что за чудесный аромат… Тут шлем с оглушительным звоном слетел с головы, а в правое плечо попало последнее копье, разорвав кожаные пластины. Удар развернул Хеллиан кругом, она увидела улицу – и на ней глиняный жбан, выброшенный ею совсем недавно. Сержант поспешила к нему.

Лучше умереть с последним глотком во…

Над головой засвистело – не менее десятка копий пролетело мимо.

Хеллиан ударилась грудью о мостовую – перехватило дыхание – она могла лишь следить выпученными глазами, как жбан по собственной инициативе поднимается в воздух. Затем ее схватили за ногу и резко перевернули – она ударилась спиной, над головой было синее небо – вдруг ставшее серым и полным песка, осколков камня и кровавых брызг. Все это падало прямо на нее.

Хеллиан оглохла; первый мучительный вздох превратился в кашель – легкие были полны пыли. Она согнулась и перекатилась на бок, увидев где-то в шести шагах Урба. Идиот дал себя проткнуть и выглядел даже более одурелым, чем обычно. Лицо стало белым от пыли – все, кроме алого рта, в котором зияла дыра на месте зуба – он молча смотрел на улицу, на которой были Эдур – может, они как раз ринулись в атаку, так что лучше бы найти меч…

Она успела сесть, когда рука хлопнула по плечу. Хеллиан уставилась в незнакомое лицо – весьма хмурая канезка, сказавшая словно издалека: – Жива, сержант? Никогда не стой рядом с долбашкой. Сама знаешь.

Женщина пропала.

Хеллиан заморгала. Прищурилась, глядя в конец улицы. Увидела на месте Эдур огромный кратер. А также куски тел, оседающую пыль и плотный дым.

Да, и еще четверых морпехов – двое из Даль Хона – выпускающих стрелы в какой-то переулок. За стрелами полетел жулек.

Хеллиан захромала к Урбу.

Он уже ухитрился вытащить копье из руки – рука наверняка болела, да и крови натекла целая лужа. На лице застыло выражение бычка, которого привели на бойню… и, похоже, уже успели забить…

Подошел еще один моряк, тоже незнакомый. Черные волосы, бледная кожа. Склонился над Урбом.

– Ты, – сказал Хеллиан.

Солдат поднял голову: – Ни одна из твоих ран не смертельна, сержант. А вот твой дружок уже отходит. Дай поработать.

– Какой взвод, чтоб тебя?

– Десятый. Третья рота.

Целитель. Ну, и хорошо. Путь подлатает Урба – убить его она сама успеет. – Ты натиец, да?

– Мудрая женщина, – пробормотал целитель, посылая магическую волну в зияющую на плече Урба дырку. – Наверное, когда ты трезвая, то еще мудрее.

– Не рассчитывай, лекарь.

– Я не лекарь, сержант, я взводный маг. Но сейчас не до таких мелочей. Я Мулван Бояка.

– Хеллиан. Восьмой взвод, Четвертая рота.

Он вдруг бросил на нее острый взгляд:- Неужели? Ты из тех, что вылезли из-под И’Гатана?

– Да. Урб будет жить?

Натиец кивнул. – Хотя поездит на носилках. Всю кровь потерял. – Он выпрямился, огляделся. – А где остальные твои солдаты?