Другой современник писал: «…Он обладал качествами, которые очаровывают людей. Его доводы были исчерпывающими и убедительными. Он умел повернуть дело так, что самые ужасные деяния казались мелочью, а самые опасные планы невинными и безвредными… Будучи крайне честолюбивым, он любил тайную деятельность, но любил также, чтоб люди знали, что он занят тайной работой и все держит в руках. Сомнения насчет возможного и невозможного, о потенциальной связи между властью и ответственностью никогда не смущали его. Он видел лишь одну цель перед глазами и шел прямо к ней, не обращая внимания на последствия «.

В организацию террористов, согласно опубликованным сейчас спискам, входили военный министр, начальник генштаба, министры внутренних дел и юстиции, генеральный директор МИДа, почти все генералы и штаб-офицеры, в контакте с ней находились принц-регент (при престарелом короле-отце) и министр иностранных дел.

«Сильный человек Сербии», премьер Пашич через своего агента в руководстве тайной организации был осведомлен о ее важнейших делах и замыслах.

Сначала заговорщики сменили порядок престолонаследия в Сербии: когда наследник престола задумал убрать еще одно препятствие на пути к объединению южных славян, черногорского короля Николу, опытные цареубийцы Димитриевича вместо выполнения задания уведомили окольным путем о замысле своего принца самого Николая II. Оскорбленный тем, что династия, находящаяся под его патронажем, занимается цареубийствами, Николай дипломатическим давлением добился отречения наследника от его прав, и преемником короля, а с 1914 года регентом был объявлен второй принц, Александр, связанный с террористами.

Потом была сделана попытка убить болгарского царя Фердинанда, верного союзника Австрии: деньги на «акт» дали в русском посольстве в Белграде. Покушение провалилось.

Но главной мишенью «делателя королей XX века» Димитриевича должен был стать наследник короны Австрийских императоров и венгерской короны святого Штефана, внучатый племянник Франца-Иосифа II Габсбурга, – эрцгерцог Франц-Фердинанд.

Франц-Фердинанд, глава католической «партии» при венском дворе, слыл среди Габсбургов… «славянофилом no1».

Находясь в шаге от трона (дед, Франц-Иосиф, царствовал 66-й год), он мистически прорицал: «Я никогда не буду царствовать. Что-то плохое случится со мной, когда император будет на смертном одре.»

Отправляясь на маневры в Боснию летом 1914 года, он на глазах придворных демонстративно «вручил себя Провидению Божьему», а тайно застраховал жизнь на громадную сумму в нейтральных нидерландских банках.

Но если понимал опасность, зачем вообще поехал в Боснию – зверинец заговорщиков?

Франц-Фердинанд женился по любви, морганатическим браком. В жилах его супруги текла, говорят, славянская кровь. Это значило, что его дети никогда не будут царствовать: венский и будапештский парламенты утвердили его вынужденный отказ от прав наследников на вечные времена. Но обожавший жену и детей престолонаследник придумал легитимный выход: если из дуалистической империи создать Тройственную монархию, Австро-Венгеро-Славянскую, то в такой комбинации кто-то из его детей мог бы получить не затронутую старым законодательством новую, славянскую корону под скипетром императора-отца.

Вот почему он не только не хотел избежать посещения славянских земель империи, но и не желал отгородиться от тамошнего населения стеной чрезвычайной охраны. (Уже после первого взрыва в Сараево отказал полицмейстеру в просьбе удалить публику с улиц: «Я хочу, чтоб меня видел народ. Разве я не для этого сюда приехал?»)

…Его ожидали в столице Боснии боевики «Черной руки».

Это название организация получила по своей печати: мускулистая рука держала знамя с черепом и скрещенными костями, ножом, бомбой и ядом. Точь-в-точь как в «Бесах» Достоевского, она состояла из пятерок, члены которых никого, кроме своей пятерки, не знали в организации, и точь-в-точь, как в «Катехизисе революционера» Нечаева-Енишерловского, члены-управители обладали тотальной властью над жизнью и судьбой любого члена организации.

«Самые ужасные пытки не извиняют измены, наказываемой смертью» (No14 устава); «всякий вступающий не может выйти из организации» (No31). А вот присяга: «Я, становясь членом организации «Объединение или смерть» (так официально называлась «Черная рука»), клянусь солнцем, согревающим меня, землей, питающей меня, кровью моих предков, честью и жизнью, что принесу для организации любые жертвы… Пусть Бог меня осудит, если я нарушу или не выполню…»

Правда, в отличие от русских «нечаевцев», сербские заговорщики-убийцы были, как видно из их терминологии и состава руководителей, «правыми», с «корнями и славянской почвой», но правоэкстремисты-сербы и левоэкстремисты-русские как бы обрамили трагедию мировой войны двумя цареубийствами.

Из неожиданного признания ведущего сербского политика уже в 20-х годах стало известно, что кабинет министров Белграда был в курсе подготовки покушения на Франца-Фердинанда. Исследователь сараевского дела, профессор Николай Полетика, полагает, что в подобной ситуации не принять никаких мер (самое простое: послали бы сербы в Вену предупреждение о заговоре и тем сняли с себя ответственность при любом исходе «акта») эти министры могли в одном-единственном случае: если были убеждены, что действия убийц санкционированы русским послом.

Послом в Белграде с 1909 года состоял Николай Гартвиг, тот, что три десятилетия назад намечал и финансировал убийства болгарских сановников.

Этот человек, игравший ключевую роль в балканской игре России, был характерной фигурой того двухъярусного правопорядка, который, вопреки субъективным намерениям его сторонников, погубил в XX веке империю и династию.

Гартвиг считался фанатиком панславянской концепции и полагал, что ее невозможно провести в жизнь без ликвидации противостоящей на Балканах австро-венгерской мощи. Уничтожение Дунайской империи («Заговорщика в Европе») стало его идеей-фикс.

В петербургском МИДе шла в те годы борьба между двумя ориентацими – на Болгарию как главного союзника в регионе или на Сербию. Николай II и его министр Сазонов стояли за первую, Гартвиг – за вторую. «Во всех представлениях и письмах он защищал перед Николаем и Сазоновым сербские интересы лучше и способнее, чем сербские дипломаты», – признавал один из белградских политиков, а как он это делал, описал Н.Полетика:

«Ведя политическую линию, резко противоречившую директивам Петербурга, Гартвиг искусно саботировал их, уверяя Сазонова, что этим директивам противодействует сербское правительство и династия».

А вот мнение о нем другого специалиста-историка:

«Осторожной, прагматической политике двора и министерства он противопоставил безответственную, иррациональную концепцию, которая создавала большие затруднения правительству и компрометировала его» (проф. Барбара Джелавич, США).

«Гартвиг был абсолютным господином в нашей внешней и отчасти даже внутренней политике», – писал тот же сербский политик (его псевдоним «Марко»), но все-таки я, вопреки мнению проф. Н, Полетики, не убежден, что он действительно благословил исполнителей сараевского убийства. Однако своей экстремистской позицией посол дал сербам повод думать, что за намерениями Димитриевича скрывался замысел царского кабинета. Так не им же, сербам, стоять поперек трассы, если великая держава все-таки решила пойти на риск страшного конфликта во имя общеславянских интересов.

Плюс – белградские министры знали: через одного из своих помощников, Раде Малобичечева, «Апис» находится в постоянном контакте с русским атташе полковником Виктором Артамоновым.

… Через три года (в 1917-м) в ходе сепаратных переговоров Антанты с Австро-Венгрией австрийцы в обмен на возвращение сербам оккупированных Боснии и Герцеговины потребуют от партнеров ликвидации «Черной руки»: «В переговорах о мире 1916-17 года Австрия потребовала и получила голову „Аписа“, – комментировали газеты. „Апис“ (вместе с Раде) будет расстрелян по обвинению в покушении на жизнь сербского принца-регента Александра. („По-моему, он слишком много знал о тайнах сараевского убийства, а много знать иногда бывает опасно“, – прокоментировал Н. Полетика.)