Дальнейшие события его жизни – штрихи на полях специальных исследований: командарм и комиссар, потом только комиссар Второй армии красных. «Темной осенней ночью» (М.Касвинов) переходит на сторону войск Учредительного собрания – ему обещают там не мстить за прошлое. Арестован белой контрразведкой: «Здесь он и пропал» (Н. Соколов).
Для Соколова сюжет ясен: с помощью Яковлева «немцы увозили Государя с семьей ближе к расположению своих сил».
Какие основания у юриста бросить тяжкое обвинение в государственной измене большевистскому комиссару?
Прошу не подозревать меня в преувеличении, а недоверчивых самим просмотреть книгу Соколова. Причина обвинения такова: Яковлев понравился царю. («Это человек неплохой, прямой, он мне определенно нравится»). Царь был многоопытным политиком, четверть века учился, управляя державой, разбираться в людях. Мог ли такому человеку понравиться большевик? Нет. Большевик, если он не был евреем, являлся отбросом русского общества, продавшимся евреям. Следовательно?… Правильно: следовательно, Яковлев не был большевиком. Кем же? Кто был настолько силен, чтобы отправить посланца с вооруженным отрядом и мандатом за подписями Ленина и Свердлова спасать царя? Пожалуйста, вам предлагается выбор: либо правители Центральных держав, либо лидеры Антанты. Николай Соколов предпочитал (чисто интуитивно) кайзера: «Государь правильно понял Яковлева… Скрываясь под маской большевика, тот пытался увезти царя и наследника, выполняя немецкую волю.»
Версия Н. Соколова была впоследствии подправлена В.Александровым, – американским журналистом. Поскольку архивы германских разведслужб с годами открывались и никакого агента «Яковлева» в них не обнаруживалось, Александров предложил читателям запасной вариант из указанных выше: загадочный Яковлев «состоял на британской службе». Журналист ссыылается на книгу некоего де Куэ «The tragic Tzarina» (я не читал ее): «Этот резидент с канадским паспортом и квазиреволюционной эсеровской репутацией на политическом счету», этот Яковлев, был заслан в Россию Интеллидженс сервис. Александров соглашается с де Куэ: «Нет ничего невероятного, что британская разведка обзавелась в рядах русских революционеров вторым сверхшпионом» (первым посчитал легендарного героя историко-революционных фильмов и западных сериалов Сиднея Рейли, что меня лично заставляет думать: может, Сидней Рейли тоже был обыкновенным большевиком, а никаким не шпионом?)
Касвинов изложил еще один, советский вариант яковлевской легенды. Его нетрудно угадать, если вспомнить, что Яковлев перешел в 1918 году на сторону белых.
Историк, увы, не смог установить настоящей фамилии этого «некто», «некоего» Яковлева, служившего, между прочим, командармом и особоуполномоченным ВЦИКа: прямо-таки тайной гражданина Коровьева повеяло от его происхождения. То он уфимец Константин Мячин, то киевский купеческий сын Москвин, то отпрыск рижского инженера Зариня… В журнальном варианте «23 ступеней» комиссар так и зовется: Яковлев-Заринь. Понимаете, кто он? Рижанин…
В отличие от фамилии, партийная принадлежность зато сомнений не вызывала: «В разгар революционных событий пятого года вступил в партию эсеров… бежал за границу.»
За границей жил в Германии (бюро фон Николаи!) и Канаде (британский доминион, т е. Интеллидженс сервис!). В Россию вернулся через «Стокгольм, – тогда главную явку международного шпионажа. К удивлению многих эмигрантов, пробиравшихся в Петроград, бумажник Яковлева был переполнен банкнотами» (к удивлению Ленина, тоже пробиравшегося через «стокгольмскую явку мирового шпионажа»?) Касвинову известно и то, каким способом Яковлев заполучил в свои руки мандат на вывоз царя из Тобольска: «В 1917 году он вертится в окружении эсеровских лидеров, сначала Бориса Савинкова, потом полковника Муравьева», Марии Спиридоновой, Бориса Камкова (Каца) и Израиля Штейнберга: «Существуют указания, что на назначении Яковлева особоуполномоченным ВЦИКа настоял ЦК левых эсеров».
Нужно ли объяснять нелепость того, чтобы Свердлов поручил важнейшую политическую миссию функционеру оппозиции! (Прошел уже месяц, как левые эсеры – после Бреста – вышли из правительства.) Или, напротив, чтобы англичане или там немцы поручили кому-то похитить царя с семьей из Тобольска после того, как официально отказались принять Романовых легальным способом? Но – «попытка не удалась, авантюра провалилась. Дерзкое кружение по сибирским железным дорогам двойного шпиона-диверсанта, называвшего себя Яковлевым кончилось ничем». (Я ничего не прибавляю к цитате. – М. X.),
После начала перестройки вдруг стало ясно, что в новой нравственно-политической ситуации невыгодно держать Яковлева в латышах и эсерах: ведь он спасал доверенных его попечению узников. Значит, решение о расстреле действительно принимали жестокие екатеринбуржцы, которых судьба 20 лет спустя и покарала, а вот посланец Кремля, человек с мандатом от Ленина и Свердлова, гуманно противился бессудному убийству.
Тогда историк Генрих Иоффе, автор книги «Великий Октябрь и эпилог царизма», сумел открыть: псевдоним «Яковлев» принадлежал не Москвину, не Зариню, а действительно нашему Мячину, не в Уфе родившемуся даже, а в коренной глубинке – селе Шарлык Оренбургской губернии. И был он не эсером, а всегда-всегда большевиком, руководителем «Боевого отряда народного вооружения», экспроприатором оружия, динамита, шрифта и, разумеется, денег. (Мячин послужил Горькому прототипом для грабителя почтового поезда в «Жизни Клима Самгина»: было захвачено 200 тысяч рублей.) В 1909 году, раздобыв паспорт студента Яковлева, Мячин с товарищами ограбил поезд с золотом на станции Миасс: они захватили сто тысяч. «По отношению к врагу, – вспоминал сей персонаж старинного голливудского фильма, – все средства были хороши».
Поскольку среди охраны оказались убитые, Столыпин повелел «добыть их буйные головы», 13 боевиков были полицией схвачены, но Яковлев, отстреливаясь, ушел – с деньгами – и передал их в кассу Большевистского центра. На них-то открыты были знаменитые партийные школы на Капри и в Болонье, где сам грабитель числился слушателем под кличкой «Антон» (лекторами были Горький, Луначарский, философ и романист Богданов.) Потом «Антон» вернулся в Россию, чтобы ограбить киевское казначейство («нужны были деньги на открытие новых партийных школ», – эпически повествует об этом Г. Иоффе), но его явку выдали полиции, и он снова бежал за границу.
«Для Яковлева началась шестилетняя эмигрантская жизнь, – пишет Г. Иоффе, – об этом периоде его жизни известно очень мало.»
Но кое-что можно вычислить. В год начала его эмиграции состоялась так называемая Пражская конференция РСДРП, узурпировавшая власть в партии в руках Ленина: никого из прежних партийных лидеров, кроме самого Ленина, не избрали в новый ЦК – не только меньшевиков, но и старых большевиков. Засияли новые политические фигуры, мало до тех пор известные «практики» из провинций: в семичленный ЦК вошел, например, представитель Урала «товарищ Андрей» (Яков Свердлов), кооптировали и кавказского товарища, вожака экспроприаторов «товарища Кобу» (Иосифа Сталина) и, в отличие от кооптированных, законно избрали в ЦК и в его Русское бюро (аналог будущего секретариата ЦК) еще одного нового лидера, «товарища Филиппа» (запомните, пожалуйста, это имя, важное для развития нашего сюжета), Исая Голощекина.
А Василий Яковлев, слушатель каприйской школы, т е. человек, связанный с потерпевшим поражение старым Большевистским центром, ушел в тень. Известно только, что работал он после Пражской конференции не в Германии или Канаде, а в Бельгии. После начала первой мировой войны германские оккупанты интернировали его как гражданина враждебного государства.
Возвратился он в Россию весной 1917 года и был назначен на должность… заместителя хранителя библиотеки Генерального штаба. Объективные показатели для занятия должности имелись: владел свободно немецким, английским, французским, хорошо знал электротехнику и корабельное дело. Но, думается, главную роль в необычном назначении сыграли старые связи.
