Вот поезд прибыл на пятую платформу екатеринбургского вокзала.

«Когда нас увидели, стали требовать вывести Николая и показать им («как вышло, что население о нашем предстоящем приезде было уведомлено, мы не знали», – вскользь бросил Яковлев выше.) В воздухе стоял шум, то и дело раздавались крики: «Задушить их надо! Наконец-то они в наших руках!» Беспорядочные толпы начали надвигаться на состав. Я… для острастки приготовил пулеметы. Сам вокзальный комиссар… издали громко закричал мне: «Яковлев! Выведи Романова из вагона! Дай я ему в рожу плюну!»

– Приготовить пулеметы!

…Толпа отхлынула, но… тот же вокзальный комиссар исступленным голосом вопил:

– Не боимся твоих пулеметов! У нас против тебя пушки приготовлены!

…действительно шевелились жерла трехдюймовок».

От боя Яковлев спасся маневром на путях – поезд умчался на станцию Екатеринбург-2 (Шарташ).

Туда и прибыли автомобили с главными комиссарами области: Белобородовым, Голощекиным, Дидковским. «Наша встреча была чрезвычайно суха. Видно, Москва дала им хорошую головомойку – это чувствовалось на каждом шагу».

Яковлев передал им пленников и потребовал официального аннулирования телеграммы об объявлении его изменником. В тот же день состоялась «трехчасовая перепалка» (Р. Пайпс):

«Эсеры и Белобородов с Дидковским старались поставить вопрос так, точно я являюсь подсудимым, тогда как я пришел требовать аннулирования телеграммы. Страсти разгорались… но обычное благоразумие товарища Голощекина одержало верх, и решено было вернуть мне «исторический документ». (Яковлев имеет в виду расписку Совета, что тот Романовых принял и претензий к нему не имеет),

«Сидя на облучке, мы мирно беседовали с Голощекиным, – продолжает он, – и разбирали все подробности. Наконец, он не выдержал и сказал:

– Ваше счастье, Яковлев, что Ленин за вас. Все ваши действия он считает правильными. – Он крякнул, помолчал, а потом дружеским тоном добавил:

– Эх, Яковлев, революционность вы все-таки потеряли.

…Наша встреча со Свердловым носила очень дружеский характер… Совнарком признал мои действия правильными и тут же назначил меня главнокомандующим Самаро-Оренбургским фронтом.»

* * *

По рассказу Яковлева видно, что он в пути получил два взаимно исключающих приказания от Свердлова: первое – ехать на Омск (с поворотом оттуда на запад, на Уфу) и второе, через сутки после первого, – повернуть обратно на Екатеринбург.

Почему решение избавить Романовых от убийц, готовых, как было точно известно Москве, истребить семью, было ею отменено? Кто направил Романовых в дом Ипатьева?

Почему хотели гибели Николая II екатеринбургские комиссары, описал Пайпс: «Больше всего они опасались восстановления монархии. И не из-за каких-то отвлеченных идейных соображений, а из страха за собственную жизнь. Они рассуждали, подобно Робеспьеру, призывавшему Конвент в 1793 году приговорить Людовика XVI к смертной казни: «Если невиновен король, значит, виновны те, кто его свергли». Неудивительно их желание избавиться от Романовых как можно скорее».

Но почему кремлевские власти им уступили? Судьба самого Николая была бы той же самой, в какую бы точку России его ни доставил Яковлев по приказу Свердлова: иного исхода не допускала психология большевизма. Но у женской части семьи, в случае появления ее, скажем, в Москве, возникал шанс на спасение.

В сентябре 1918 года полпред в Берлине А. Иоффе вел там переговоры об обмене уже три месяца как убитой Александры Федоровны на Карла Либкнехта. А месяцем раньше Георгий Чичерин и Карл Радек, курировавший в его наркомате германские дела, заговаривали об освобождении членов семьи в обмен на передачу им Лео Тышки (Иогихеса), третьего после Либкнехта и Розы Люксембург лидера германских крайне левых (компартии Германии еще не существовало).

Убийство в Екатеринбурге в конечном итоге обернулось и убийством Карла Либкнехта, и убийством Лео Тышки – всего через 6-9 месяцев после Ипатьевского полуподвала. Сегодня не нужно долго доказывать, что люди, равнодушные к гибели противников, были равнодушны к гибели и тех, кого называли «своими».

Предлагая Яковлеву «доставить груз живым», Свердлов, конечно, имел в виду вышеуказанные варианты с обменом. Кто же или что же заставило изменить это решение и направить Романовых в логово убийц – Екатеринбург?

Яковлев пишет, что по поводу его миссии Свердлов совещался особо с Лениным. Голощекин сказал ему, что в эти роковые сутки с екатеринбуржцами разговаривал Ленин. Только он и пользовался властью менять решения Свердлова.

Но зачем Ленин это сделал? Осторожный тактик, он потому и стал самодержавным повелителем большевистской вольницы, что умел рассчитывать возможные варианты событий куда тоньше, чем его атаманы, свободные от морально-юридических

«буржуазных» ограничений, но зато не слишком быстрые разумом.

Чего добивались атаманы? Убийства. Они не доверяли беспощадности и твердости «мудрого Старика».

Благодаря преданности и хватке Яковлева вождь обошел вассалов на повороте и мог высадить Романовых в любой удобной для него точке России. Это был, казалось, для него очевидный вариант. Но великий мастер революции выбрал другой, куда менее очевидный.

Получить узников себе для торговли с немцами – неплохо. Но и оставить их в руках уральских убийц – тоже сулило ему немалые, хотя более дальние выгоды.

Во-первых, цареубийство, которого Ленин желал больше любого – Дидковского или Голощекина, можно будет задним числом записать на уральский счет. Можно будет, например, покарать цареубийц и тогда избавиться – вместе с Романовыми – от политической ответственности за гибель семьи. (Это на случай поражения и возможной в будущем просьбы об убежище, скажем, в Швейцарии. Участие в бессудном убийстве могло быть расценено бернским правительством как уголовное преступление, и тогда Швейцария выдавала преступников России – так был выдан Сергей Нечаев, лидер «Народной расправы» и убийца студента Иванова).

Во-вторых, ликвидируя убийц-оппозиционеров (левых коммунистов и левых эсеров), Ленин укреплял базу собственной власти в стране и мире: вот какая судьба, оказывается, постигает тех, кто не слушается человеколюбивого Ильича!

Кому подобные мои расчеты покажутся литературными домыслами, напомню один широко известный и один мало известный факт.

Широко известный заключается в том, что если бы в 1935 году Лев Троцкий случайно не занес в дневник слова Свердлова о решающей роли Ленина в вынесении приговора, то многие бы и 72 года спустя считали этого осторожного мастера революционной тактики чистым от обвинений в убийстве женщин и детей царской семьи. Г. Иоффе, например, до сих пор пробовал продавать эту версию читающей публике.

Мало известный факт состоит в том, что 17 сентября 1918 года, всего через 2 месяца после убийства, в Перми открылся судебный процесс 28 левоэсеровских депутатов Уральского совета, обвиняемых в… незаконном убийстве членов царской семьи. Упоминаемые в книге М. Дитерихса «участники вынесения приговора» некие депутаты Уралсовета Грузинов, Малютин, Яхонтов и две женщины, Апраксина и Миронова, были признаны виновными в умышленном убийстве и немедленно казнены. Левые же коммунисты после августа 1918 года вышли из оппозиции и преданно служили Ильичу, потому их оставили в героях Октября. Иначе Белобородов, Голощекин, Сафаров и Ко – восседали бы на той же скамье подсудимых.

Логично предположить, что в силу вот этих дальних расчетов своего вождя екатеринбургские комиссары получили в удел семью Романовых и отправили в Дом особого назначения царя, и величественную внешне и мучительно застенчивую на самом деле царицу (Яковлев вспоминает, как часами она в коридоре вагона ожидала минуту, когда там никого не будет, чтобы пройти в туалет), и великую княгиню Марию, пробовавшую свои чары на Яковлеве, чтобы узнать наконец, куда их везут. («Везет Машке на комиссаров», – шутили сестры после получения от нее с дороги письма, припомнив, что она была любимицей Панкратова).