— Как вы, Алексей Филиппович? Вы весь в крови! — устало спросил капитан.

— Живой, кровь не моя, — признался я. — А Ломов?

— Ранен в обе руки и в ногу, — проворчал Палич. — Так что, принимайте, прапорщик, полуроту. Управитесь, думаю, раз уж в бою побывали.

Ну вот и карьерный рост стартовал… Радости, впрочем, я никакой по этому поводу не испытывал, потому что все, что сейчас от меня как от командира требовалось — выдержать вторую схватку, которая, как я и безо всякого предвидения понимал, будет для нас пострашнее первой. Да и под началом у меня оказывалось всего-то неполных три десятка человек, одно название, что полурота. Ладно, чему быть, того не миновать, назначили командиром — буду командовать.

Дело, коим мне следовало руководить, нашлось сразу. Надо было скорее закончить с выносом раненых и встать на новые позиции. Как говорили в бывшем моем мире любители выпить, «между первой и второй перерывчик небольшой», так что и вторую атаку шведов ждать следовало недолго. Мы успели вынести всех своих раненых и большую часть шведских, и оставив несколько человек в помощь дозорным Староладожского полка, отошли с края лесочка вглубь. Кстати, пока собирали раненых, выяснилось, что не такие уж эти шведы и железные — под мундирами они носили теплые фуфайки-безрукавки. Оно, конечно, с одной стороны, разумно — и греет, и движений в бою не стесняет но с другой… На походе-то шведам в такой одежке приходится несладко. Впрочем, это их шведские трудности. У нас и своих хватает, а уже совсем скоро станет еще больше…

— Ваше благородие! Шведы пушки тащут! — хоть посыльный от дозорных и запыхался, но доложил четко. Что ж, этого и следовало ожидать. Не вышло у шведов с наскока — решили сделать как положено.

Дозорным полковник Ломакин приказал отходить. Задачу свою они выполнили, и пусть некоторые и изъявляли желание остаться и пострелять в неприятельских артиллеристов, но никакой штуцер не бьет дальше пушки, так что пусть лучше стрелки геройствуют с толком.

Сильного урона шведские пушки нам не нанесли, нас прикрыли собой деревья. Да, они не стояли сплошной стеной, но все равно принимали на себя изрядную часть ядер, а особенно картечи. Так что вторую атаку мы встретили плотным огнем, шведы, понеся немалые потери, сами начали прятаться за деревья и отвечать нам стрельбой, я уже понадеялся, что до штыков на этот раз не дойдет, но…

В очередной раз я убедился, что противник у нас очень и очень серьезный — шведам удалось протащить через пол-лесочка две небольших пушки. Похоже, зарядили их заранее, потому что едва наши принялись палить в шведских канониров, оба орудия плюнули картечью. Не думаю, что кто-то из этих смелых пушкарей смог уцелеть, но дело свое они сделали — и выбили нам многих, и, что куда хуже, на несколько секунд ввергли нас в замешательство, все-таки картечь в упор, особенно, когда такого не ждешь, это слишком даже для солдатской психики. И этих нескольких секунд шведским пехотинцам как раз и хватило на отчаянный бросок вперед.

— Framåt, era jävlar! [3] Slå, klippa och hugga de stinkande ryska björnarna! [4] Hacka dem från huvudet till naveln, knulla! [5] — вроде бы шведский язык родня немецкому, но из выкриков, кое-как различимых среди буквально звериного рева атакующих, я не понимал ничего. А потом стало просто не до попыток что-то разобрать и тем более понимать. Шашка чуть ли не сама собой легла в руку, и я кинулся укреплять боевой дух ополченцев личным участием в мясорубке — ничего другого мне уже не оставалось…

[1] Дерьмо! Черт! Воронье дерьмо! (шведск.)

[2] Длинная верхняя одежда без застежек, армяк запахивали и туго подпоясывали. Обычно армяки шили из грубого толстого сукна и носили как зимнюю одежду

[3] Вперед, сукины дети! (шведск.)

[4] Бей, режь и круши вонючих русских медведей! (шведск.)

[5[Вали их нахрен от макушки до пупка! (шведск)

— В строю шестнадцать человек, в том числе двое легкораненых, отказавшихся от отправки в лазарет. Убито девятеро, ранено и отправлено в лазарет четверо, — доложил я капитану Паличу о состоянии своего подразделения, все еще официально именовавшегося полуротой.

Да, отразить вторую атаку у нас пусть и с трудом, но вышло. Схватка с дорвавшимися до штыков вражескими пехотинцами оказалась ожесточенной — и шведы разъярились не на шутку, и мы сумели озвереть раньше, чем могли бы дрогнуть и побежать, но долгой она не получилась — шведская ярость захлебнулась своей и нашей кровью, и шаг за шагом железные парни в синих мундирах начали сдавать назад, хоть и продолжали злобно и умело сражаться. Что именно переломило эту безумную мясорубку в нашу пользу, не знаю, видимо, полковник Ломакин смог придержать в резерве хотя бы роту, которую и бросил в бой, дождавшись критического момента, когда все повисло, что называется, на волоске.

— Stanna, era skittriga flickor! Ta inte ett steg tillbaka! [1] — орали шведские офицеры и сержанты, пытаясь, как я понимаю, удержать своих солдат. Нет, ребята, ваша удача на сегодня закончилась! Дрогнув, шведы еще подались назад и… Тут так и хочется сказать, что побежали, но это не про них. Резко навалившись, шведы оттеснили нас назад и тут же отступили сами — да, бегом, но организованно и снова развернулись лицом к нам, оторвавшись на пару десятков шагов. Отступали они перекатами — одна шеренга стояла на месте, ощетинившись штыками, вторая под таким прикрытием скорым шагом отходила назад, затем шеренги менялись. Продолжать рукопашку с таким противником мы желанием не горели и продвигались вперед, держать на некотором удалении от шведов. Я, конечно, приказал стрелять в офицеров и сержантов, но особого успеха нам это не принесло — шведы показали себя солдатами умелыми, опытными и дисциплинированными, а потому даже гибель командиров не обратила их в бегство. Нет, ну их нахрен, таких врагов! Что-то в здешнем мире наши припозднились с доведением Швеции до нейтралитета, надо бы поднажать и это досадное упущение на сей раз исправить…

— Подобрано и взято в плен пятеро раненых шведов, захвачено одно орудие, — перешел я к более приятной части своего доклада. — Убитых шведов пока не считали.

Да, одну из тех двух пушечек, что так помогли шведам, мы захватили. Строго говоря, никто со штыками наперевес на те пушки не кидался — просто притащить орудия шведы смогли, а вот забрать их при отходе уже не вышло, и орудия достались нам вместе с полем боя. А поскольку канониров этих пушек и тех пехотинцев, что потом пытались утащить орудия, мы отстреливали вместе со староладожцами, я быстро договорился с подпоручиком Староладожского полка Ярцевым о честной дележке трофеев. Все-таки по духу и букве Наградного уложения орудия считались захваченными в бою, а это гарантированный орден Святого Георгия офицеру и георгиевские кресты нижним чинам. Кто ж из военных в здравом уме от такого откажется?

— Хорошо, Алексей Филиппович, — по лицу и голосу капитана как-то не верилось, что и правда хорошо. — Во второй полуроте хуже, — продолжил Палич. — Поручик Новицкий убит, в строю четырнадцать человек осталось.

Да уж… Один бой, если не считать тех пострелушек на окраине города, и две трети роты ушло в потери. Так что капитан теперь фактически командует взводом, а я у него вообще не пойми кто, офицер, понимаешь ли, на должности урядника — смешно было бы, не будь оно так грустно. Однако куда больше меня волновало, что нам делать, если шведы полезут в третий раз, о чем я ротного и спросил.

— Стоять и умирать, что тут еще сделаешь, — мрачно ответил Палич. — Только, думаю, уже не полезут.

Хм, как-то без особого удовольствия сказано… И что же тут не так?

— Четвертая дивизия шведов отразила, они отступили, но сил их преследовать у дивизии нет, — все так же мрачно пояснил капитан. — Потери что у нас, что у шведов, очень велики. А через два часа уже и темнеть начнет. В темноте уж точно не полезут. И к нам не полезут, и вообще не полезут.