Анина мама с балкона смотрит, что Аня с кем-то разговаривает. Начинает беспокоиться. Придирчиво вглядывается – кто там?

– А что маяк? – спросил человек. – Нашли?

– Какой маяк?

– Ууууууууу, – протянул человек. – Ты тут давно живешь-то?

– Меня в пять месяцев первый раз привезли, – обиделась Аня. – Я тут каждое лето живу.

– В детстве я тоже жил тут каждое лето, – сказал человек. – И мы всей гурьбой искали старый маяк, который остался после того, как море ушло.

– Какое море?

– Соленое. Цвета морской волны.

Аня не понимает.

– Раньше на этом месте вместо лесов и болот и полей было море. Потом оно ушло. Осталось озеро. Озеро – часть бывшего моря.

Аня недоверчиво молчит.

– Ты думаешь, почему этот поселок так называется?

– Кораблево?

– По-настоящему не Кораблево, а Корабелово. Да хоть бы и Кораблево, все равно ясно, что это про корабли. Потому что раньше, во времена моря, по берегам жили корабелы – те, кто строил корабли.

Аня молчит. Думает.

– Тут в каждом дворе, у всех – лодки. Почему?

– Так озеро же!

– Озеро – где? Под горой. А лодки у всех. Потому что люди знают, что здесь было море и что оно еще может вернуться. Только они никому не говорят об этом. Даже друг другу... В детстве мы искали старый маяк...

– Не нашли?

– Нет. Но теперь я буду искать.

– А можно, я тоже?

Аня поднимается на крылечко своего дома. Мама выходит навстречу:

– Пятнадцать минут! Ты уже пятнадцать минут должна быть с инструментом!

Аня неохотно вынимает из футляра скрипку, ставит ноты на пюпитр.

– Это кто? Ты с кем разговаривала?

– Зануда какой-то, – равнодушно и хмуро отвечает Аня.

– Как можно так говорить о взрослом человеке? – праведное негодование.

– А чего он пристал? Я фантик от жвачки выбросила, так он полчаса лекцию читал – о вреде жвачки и об охране природы.

– И правильно сделал! Наконец-то тут стали нормальные люди появляться.

Мама повернулась спиной, чтобы уходить, и Аня с удовольствием показала маминой спине язык.

Вечер. Сумерки в саду. Горит свет на террасе. Человек пьет чай. Пар от чашки с чаем.

Человек листает толстую, большую книгу со старинными буквами. Надпись на обложке: «Кораблевождение и его астрономические особенности».

Шорох в саду. Человек вглядывается в темный сад.

Саня-Лисапед ходит по саду, деловито снимая с веревок одежду.

– Уродились нынче свитера и рубашки... – сказал человек.

Саня испугался, кинул ворох одежды на землю, метнулся к дырке в заборе.

– Ничего, можно, – сказал человек. – Бери, если надо. Правда, бери...

Робко улыбаясь, Саня подобрал одежду.

– Ты, я вижу, парень хозяйственный, толковый, – похвалил человек. – Приходи ко мне помогать, дом чинить. Дел невпроворот, а одному несподручно.

Утро. Туман от травы. Аня и человек идут на поиски старого маяка. Входят в мусорный, чахлый, истоптанный перелесок, переходят по досточкам ручей в овражке, поднимаются в гору, идут через поле... Прячутся под деревом от дождя...

Толстый вязаный свитер до того велик Ане, что смотрится, как платье. Аня греет руки о большую глиняную чашку с чаем. Ходит по дому, разглядывает.

Кругом ремонт. Только в белой комнате порядок – пустота и цветы под непонятной зеленой картиной.

– А это что нарисовано?

– А что ты видишь?

– Море. Или нет – небо... Вообще-то здорово похоже на лес. И на город, если отсюда смотреть...

Человек улыбается.

– И море, и небо, и лес... И город, и музыка... Точно! Человек, который картину эту нарисовал, очень все это любил.

– Какой человек?

– Хороший очень. Сумасшедший. Смешной. Да нет его уже на свете... Ну, дружочек мой чудесный, прошу к столу. Славный сегодня денек – новолуние, ветер юго-восточный, значит, бороду можно не пылесосить, а надо есть жареные креветки в банановом соусе. В таких маленьких приморских поселках, как наш, непременно надо есть жареных креветок, в тихую жаркую погоду. Итак, Анна! Мне было очень приятно начать поиски старого маяка не в одиночку, а с тобой. Ты молодец! Из тебя получится отличный путешественник и мореход. На память о нашем первом дне поисков я дарю тебе... Вот, смотри... Надеюсь, тебе понравится.

Человек положил перед Аней узкую бархатную коробочку. Аня открыла. В коробочке – ажурные перчатки с перламутровыми пуговками и такой же веер.

– Откуда у тебя это? – спросила Аня.

– Это уже у тебя, а не у меня.

Аня надела перчатки.

– Ура, подошло, подошло! – человек засмеялся от радости и захлопал в ладоши.

– Ты вообще откуда взялся? – спросила Аня, глядя то на свои руки в перчатках, то на веер, то на человека.

Он не ответил.

– Я таких, как ты, еще никогда не видела. Ты совсем не такой, как все взрослые... – и, не умея сдержать счастливой и нежной улыбки: – Ты такой хороший...

Человек опечалился.

– Я плохой, – серьезно сказал он. – Я очень плохой.

Саня-Лисапед помогает человеку по хозяйству. Вдвоем пилят на станке доски, и белые стружки летят.

Вдвоем едят картошку в мундирах, запивают молоком. Саня что-то рассказывает, низкий голос, невнятное гудение, жестикулирует ручищами, и человек понимает его.

– Не горюй, – утешает он. – Забудь. Зачем тебе такая дура? Ты еще вон молодой совсем... Поживи, оглядись... А девушек на свете много, успеешь еще...

Саня кивает со вздохом.

Аня дома. Она занимается музыкой – плохо играет на скрипке.

Толя-Тормоз, сидящий с журналом в шезлонге, вздыхает и оглядывается на дом с тоскливой досадой.