Меня охватила паника. Я несся как сумасшедший навстречу тугому ветру, сквозь высокую волнистую траву к дому на берегу. Дом казался спокойным и безмятежным, каким был, когда я уходил.

Я был почти уверен, что Казанова уже там. Он охотился на нас. Настало время расплаты. Он надеялся получить ее сполна. И проделать это безупречно. А может быть, просто хотел отомстить за Рудольфа?

С пистолетом наготове я осторожно открыл входную застекленную дверь. В гостиной как будто никого. Тишину нарушало только назойливое жужжание старого холодильника в кухне.

– Кейт! – заорал я во все горло. – Он здесь! Кейт! Он здесь! Казанова здесь!

Я помчался через гостиную к спальне на первом этаже и рывком распахнул дверь.

Ее там не было.

Кейт не было там, где я оставил ее всего несколько минут назад.

Я снова метнулся в прихожую. Внезапно открылась дверь шкафа, оттуда показалась рука и схватила меня.

Я резко обернулся.

Кейт. На лице ее была написана твердая решимость и откровенная ненависть. Страха в глазах я не увидел. Она приложила палец к губам.

– Ш-ш-ш-ш, – прошептала она. – Со мной все в порядке, Алекс.

– Со мной тоже. Пока.

Стараясь шагать бесшумно и нога в ногу, мы направились в сторону кухни, к тому месту, где находился телефон. Мне надо было немедленно вызвать полицию из Кейп-Хэттераса, а они связались бы с Кайлом и ФБР.

В узкой прихожей было темно, и я слишком поздно заметил блеск стали. Резкая боль пронзила меня, когда длинная игла пропорола левую сторону груди.

Превосходный был выстрел. В самое яблочко. Он стрелял в меня из электрошокового пистолета «тенсор» новейшей системы.

Мощный электрический поток разливался по телу. Сердце затрепыхалось. Я почувствовал резкий запах собственной горелой плоти.

Не знаю, как это получилось, но я бросился на него. В том-то вся загвоздка с электрошоковым оружием, даже таким дорогим, как «тенсор», мощностью в восемьдесят тысяч вольт. Им не всегда удается сразу свалить крупного мужчину. Особенно сдвинутого на чувстве долга.

Сил у меня оставалось немного. На Казанову их точно не хватало. Ловкий и сильный убийца сделал мне подножку и изо всех сил врезал по шее. Вторым ударом он поставил меня на колени.

На этот раз на нем не было маски.

Я поднял голову и посмотрел на него. У него была светлая борода, как у Гаррисона Форда в начале фильма «Беглец». Зачесанные назад русые волосы отросли. Прическа потеряла былую безукоризненность. Он, видно, меньше следит за собой. Скорбит о своем лучшем друге?

Без маски. Хочет, чтобы я увидел, кто он такой. Его карты раскрыты.

Вот он, Казанова, наконец. Я был недалек от истины, подозревая Дэйви Сайкса. Не сомневался, что это кто-то из даремской полиции. Чувствовал, что он должен был участвовать в расследовании по делу об убийстве золотой парочки. Но он сумел замести все следы. Устраивал себе такие алиби, что просто невозможно было заподозрить.

Я смотрел в бесстрастное лицо следователя Ника Раскина.

Раскин был Казановой. Раскин был чудовищем.

– Я могу делать все, что пожелаю! Не забывай об этом. Кросс, – сказал мне Раскин.

Он достиг совершенства в своем искусстве перевоплощения. Надел на себя личину лихого детектива, растворился в этом образе, создал себе безукоризненную маску. Местная звезда, местный герой. Тот, кто вне подозрений.

Я лежал парализованный электрошоком, а он сделал шаг к Кейт.

– Я скучал по тебе, Кэти. А ты? – Он заливисто рассмеялся. И все же в глазах его светилось безумие. В конце концов выдержка и благоразумие оставили его. Может быть, оттого, что умер его «двойник»? – Ну скажи, ты скучала по мне? – повторил он, подходя к ней с мощным парализующим «тенсором» в руке.

Кейт не ответила на вопрос. Вместо ответа она бросилась на Казанову. Давно ждала этого момента.

Стремительный удар ногой по правому плечу выбил из протянутой руки Ника Раскина пистолет. Превосходный удар. Прямо в цель. Ударь его еще раз и беги отсюда, хотелось мне крикнуть Кейт.

Но говорить я еще не мог. Ничего не получалось, как ни пытался. А вот приподняться на одном локте мне все же удалось.

Кейт атаковала решительно и бесстрашно, как во время тренировок на пляже. Казанова был мужчиной крупным и недюжинной силы, но сила Кейт, порожденная гневом и ненавистью, не уступала его мощи. «Пусть попробует сунуться, посмотрим, кто кого», – сказала она однажды.

Кейт действовала молниеносно, дралась великолепно, даже лучше, чем я мог предположить.

Следующего удара я не видел. Раскин оказался ко мне спиной. Я видел только, как внезапно его голова откинулась и длинные волосы рассыпались по плечам. Он с трудом устоял на ногах. Видимо, как следует досталось.

Кейт развернулась и ударила снова. Молниеносный удар обрушился на левую половину лица. Молодец, Кейт, хотелось мне крикнуть ей. И все-таки этот удар его не остановил. Он был неутомим и упрям. Но и она тоже.

Раскин бросился к ней, и Кейт снова его ударила. Левая щека его превратилась в сплошное месиво.

Она с силой выбросила кулак, удар пришелся ему в нос, и он рухнул. Раздался громкий стон. Он был повержен. Не мог подняться с пола. Кейт победила.

И тут сердце мое гулко заколотилось в груди. Я заметил, как Раскин потянулся к кобуре на лодыжке. Казанова не собирался никому проигрывать, тем более женщине.

Пистолет чудом появился у него в руке, словно у фокусника. Это был полуавтоматический «смит-и-вессон». Казанова отступал от честных правил драки.

– Не-е-ет! – крикнула ему Кейт.

– Эй ты, ублюдок, – произнес я хриплым шепотом. Я тоже решил нарушить правила.

Казанова обернулся. Он увидел меня и прицелился. Я держал свой «глок» обеими руками. Руки слегка дрожали, но мне удалось сесть. Я опустошил в него почти всю обойму. Загони кол ему в сердце! Именно это я и сделал.

Казанова отлетел назад и ударился спиной о стену. Тело его задергалось в конвульсиях. Ноги безвольно подогнулись, весь он тяжело обмяк. На лице появилось удивленное выражение. Он внезапно понял, что тоже смертей.

Глаза его закатились, как будто провалившись в череп. Виднелись только белки. Ноги дернулись раз, другой и замерли. Казанова умер почти мгновений на полу пляжного домика.

Я поднялся. Ноги были словно из ваты, и я вдруг почувствовал, что взмок от пота с головы до пят. Холодного пота. Чертовски неприятное ощущение. Я проковылял к Кейт, и мы долго стояли обнявшись. Мы оба дрожали – от страха, но и от радости. Мы победили.

– Как я его ненавидела! – прошептала Кейт. – До сих пор я и не представляла себе, что это значит – ненавидеть.

Я позвонил в полицию Кейп-Хэттераса. Потом позвонил в ФБР, детям и Нана в Вашингтон. Все кончилось.

Я сидел на веранде любезного моему сердцу дома в Вашингтоне и потягивал холодное пиво с Сэмпсоном на пару.

Стояла осень, и в зябком прозрачном воздухе уже чувствовалось приближение зимы. Наши драгоценные и презренные «Краснокожие» отправились на футбольные сборы, а «Иволги» снова выпали из борьбы за главный приз. «Да будет так», – писал Курт Воннегут в те времена, когда я учился в университете Джонса Хопкинса и увлекался подобными изречениями.

Мои дети сидели рядышком на диване в гостиной и в сотый раз смотрели по телевизору «Красавицу и Чудовище». Я не возражал. Сказка хорошая и увлекательная, пусть смотрят, раз не надоела. Завтра будут показывать моего любимого «Аладдина».

– Я сегодня видел в Вашингтоне полицейских в три раза больше, чем во всей Америке, – рассказывал Сэмпсон.

– Да, но у нас и преступлений раз в двадцать больше. Не понапрасну столицей числимся, – сказал я. – Как говорил один из наших бывших мэров: «Если бы не убийства, в Вашингтоне, был бы самый низкий уровень преступности в стране».

Сэмпсон рассмеялся. Я вторил ему. Жизнь постепенно возвращалась в привычное русло.

– Как дела-то? – спросил Сэмпсон, помолчав. Этого вопроса он не задавал с тех пор, как я вернулся с юга, из Аутер-Бэнкса, из моего «летнего отпуска», как я его называл.