Надели доспехи, взяли деревянные мечезаменители, ну, чтобы не порезаться, и стал он мне показывать, как стоять правильно, как закрываться, как двигаться…

За всем этим внимательно следили: Сюзи, оставшиеся в городской крепости графа дружинники, немолодой сержант, который когда-то обучал этому хитрому ремеслу и Курта, и его отца, на редкость замшелый привратник, а также другие заинтересованные лица.

Как выяснилось, престарелый, но до сих пор крепкий и весьма узловатый пень учил нашего сержанта. И не только его.

В общем, взялись они за меня.

Шуму… Палки стучат, кирасы брякают, шлемы звенят, голова гудит, рёбра трещат… Весело…

Через полчасика запыхавшиеся деды пришли к единому выводу. Мол, херр я хоть и многообещающий, но неумелый. В смысле, ни фига благородным рыцарским наукам мечемахания, доспехоносительства и щитотаскания не учёный.

Двигаюсь быстро, но неправильно. Бронированными частями своего тела для удароотбивания не пользуюсь. Щит вообще не при делах, только мешается. Меч держу как бревно. Тыкаю им куда ни попадя, а не куда следует…

Сила есть. С умом проблемы. Ежели поединок, так чего-то стою. А вот в строю — только помеха. Всех своих растолкаю, один останусь. Против вражьей дружины…

В общем, учить, учить и учить меня надо. Настоящим образом. Хорошо хоть, не коммунизму, а совсем наоборот.

Тоже мне Владимиры Ильичи. Хотя, похожи. Лысые оба, шустрые, низенькие и с бородками. Только вместо кепок шлемы. И жилеток не носят.

Да и броневики тут совсем другой системы. Рыцарями называются.

Одноместные, на конной тяге. А вместо пулемётной «Максимки» — бревно заострённое.

Выступать с такого неудобно. Скользкий и сверху покатый весь. Устоять на нём трудновато. Да и обидеться может…

Правы здешние Ильичи, совсем не те у нас войны пошли. В наши времена рукопашная в тесном строю — напрочь вымершая экзотика.

Нас учили подкрадываться незаметно. Как полярная лисичка. Сделавши же дело, смело удирать. Тоже по-тихому. Мол, оно само так как-то получилось. А мы совсем невиноватые, не было нас тут.

Правда, и всему остальному тоже обучали. Грех жаловаться, хорошо учили, на совесть. Но атака тяжёлой кавалерии или бой строя латной пехоты в освоенные мною в училище и бригаде науки не входят. Почему-то…

Ускорение я особо не включал. С ним только толкался бы и всем мешал. Зато с очень большой скоростью. Из строя-то всё равно никуда не денешься.

Старики показали несколько финтов, которые я к завтрашнему утру должен до автоматизма довести, да прописали подольше в доспехе ходить. Чтобы, значит, привыкал. Ибо не фиг!

Ну, раз наши Ильичи прописали, придётся выполнять.

А напяленный мною впопыхах самовар — совсем не то, что мы с Сюзанной заказали. Ни вентиляционных дырочек нету, ни форточки на петельках. Душновато там, внутри. И как эти доблестные рыцари такое на себе таскают?

Да ещё свеженабитые синяки ноют.

Ох, нелегко, оказывается, в Средние века благородным быть. И очень жарко.

Всё более чувствую себя самым настоящим херром рыцарем. То есть, херрово я себя чувствую. Каким-то реликтовым ударным броненосцем с мясо-рыбо-пшенично-горохо-перловым реактором на конно-овсяной тяге…

А мне ещё выездку изучать. Но это, слава богу, как-нибудь потом, во дворе донжона на лошадке особо не разъездишься.

Старики с Куртом отстали, зато Сюзанна привязалась. Мол, покажите, доблестный херр, как бедной девушке себя от негодяйских поползновений защитить.

Пришлось ещё и с ней попрыгать. Не снимая доспеха. Старики-то косятся. Правда, палочку я потоньше взял, чтобы не меч, а шпагу напоминала.

Объяснил даме, что мужики — они всё равно сильнее. Да и дури в них больше. Вот этим и надо пользоваться. Ежели он тебя со всей этой дури ударить хочет, так мешать не следует. Да и убегать не стоит. Догонит.

Наоборот, помочь бедолаге надо. Подойти поближе и удар его усилить. Но слегка подправить. В сторонку куда-нибудь. Если там какой-нибудь прочный предмет выступает, так это даже очень хорошо. Пусть встретятся, сюрприз будет.

Он вперёд стремится, так туда его и подтолкни. Вбок, значит вбок. Зачем спорить? Грех мешать, если человеку очень надо.

А вот когда он все заборы лбом переколотит и близстоящие деревья мечом в пеньки превратит, тут его аккуратненько и уколоть.

Несильно так, но насмерть. А то очухается, придётся всю процедуру повторять. Мужики — они упрямые.

Вроде, поняла, хоть и не сразу. Но к тому времени я так намахался… Пот ручьём. Снял эту рыцарственную консервную банку, до трусов разделся и к колодцу. На водные процедуры.

После пятого ведра полегчало. Да и на обед уже зовут.

Глава 19

У солдата выходной. Пуговицы в ряд…

После сытного обеда я решил злобно нарушить закон Архимеда. И, вместо того, чтобы немного поспать, так, минуток триста, попросил Сюзи меня местной грамоте поучить.

Промучившись пару часов в борьбе с орфографией, морфологией и синтаксисом, отправились гулять. Курта тоже прихватили, а то что-то парень заскучал.

Люди мы, конечно, бесстрашные, но кольчужки всё же поддели, даже на Сюзи.

И мечи прихватили. На всякий случай. А то вдруг кто-то из прохожих порезаться об нас захочет, а нечем… Очень обидно может получиться. Оно, правда, заодно и показатель нашей с Куртом крутейшей херровости. В смысле, рыцарственности.

Даже даме шпажку подобрали, хоть ей и не обязательно. Курт откуда-то из отцовских закромов припёр. Гламурненькую такую. С изукрашенными чем ни попадя ножнами. Только почему-то не розовыми, какие нашей малолетней блондинке полагаются, а совсем наоборот, голубенькими. Зато с беленькими цветочками. А также многочисленными прибамбасами на рукояти и заворотами на гарде. Правда, лёгкую, хорошей стали. Но уж больно узорчатую, с чернением, золочением и драгоценными каменьями в самых неожиданных местах.

Сюзанна наших забот почему-то не оценила. Сказала, что к этому «издевательству сумасшедшего ювелира над работой хорошего оружейника» золотая диадема и колье с бриллиантовым алмазом в полпуда весом положены, да костюм парадно-выходной. Чтобы непременно из грабьдешина. Лабрадорового цвета, ну, или, на худой конец, каламинового. С вульгарским золотым шитьём и драбаданскими кружевами.

И к цвету глаз ей оно не подходит.

Да и опасно с такой дорогой игрушкой гулять — украсть могут. Лучше пусть в графских сундуках полежит. Под охраной.

В общем, она девушка скромная, кинжальчиком обойдётся.

Уже выйдя на улицу, поинтересовался у Курта, откуда в графской коллекции такое чудо появилось.

Оказалось, золотая молодёжь с эльфийского острова, наслушавшись от старших, что круче эльфов только яйца, причём, не какие-то там вульгарно-куриные, а легендарной птицы Рух, отправилась на материк. На недочеловечье быдло посмотреть, да сверхчеловеческих себя показать.

Хоть эльфы со своего острова никого не выпускают, для богатеньких элрончиков не все законы писаны. Как и для их чад.

Но в тот раз не сложилось.

Только себя показывать стали, аккурат Вальтер рядом приключился. А ему на права длинноухих сверхчеловеков как-то наплевать. Граф, недолго думая, все острые игрушки у великовозрастных детишек отобрал, попинал ушастых мажоров немножко, в их же яхту загрузил, да отправил взад обратно. К папам и мамам. На остров.

Один восьмерых.

Ибо нефиг!

Вот шпажка из этого золотомолодёжного арсенала и завалялась. В том сундуке ещё много чего такого же заныкано. Просто Курту показалось, что нашей даме наиболее подходит именно данный экземпляр. Не угадал…

Вальтер хотел было кое-что из доставшегося ему мажористого оружия королевским детишкам подарить, но постеснялся. Наверное, испугался, что накажут за пропаганду гомосексуализма среди несовершеннолетних. Или здесь ещё столь полезный закон не приняли?

Отсталые они всё-таки люди, средневековые. Особо активным толерантам или либерастам могут крепко возразить. Прямо по наглой рыжей морде. А если те, не дай бог, благородного происхождения — так и острым предметом обидеть могут. Насквозь.