– Догадались, догадались… Ферма. Аннаполис. Значит, здесь.

Пири вытаращил глаза.

– Он ничего не слышит, сэр, – вмешалась Джен. – Он думает, что вы спрашиваете его, догадался ли он, что это та самая ферма, куда нас послала матушка Браун.

– Матушка Браун?! – воскликнул Пири. – Уж не жена ли Брауна Осоатомского?

Джен отвечала утвердительно. Пири ахнул и засуетился:

– Идемте, идемте в дом, вы мне там всё расскажете. Мэри и Джон – ведь это мои старые друзья…

В обширной кухне было чисто и тепло. В очаге пылал веселый огонь. Пири жил со своим сыном, который исполнял в доме обязанности хозяйки. Путники обсушились, поели горячего супу, и только после этого Джен подробно рассказала фермеру обо всем, что случилось в Харперс-Ферри.

В наиболее волнующих местах рассказа Пири не выдерживал: он вскакивал с места, стучал кулаком по столу и посылал проклятия по адресу рабовладелъцев.

– Бедный, бедный Браун! – сказал он, когда Джен кончила. – Горячая голова, честное сердце… Теперь плантаторы сведут счеты с обоими арестованными. Боюсь, им несдобровать… Он позвал сына, который до тех пор возился в огороде. Это был курчавый мальчик лет шестнадцати, со смышлеными и быстрыми глазами. На нем был надет рабочий фартук с нагрудником.

– Пеп, вот люди, которых нужно доставить на Север. Дело серьезней, чем обычно: сейчас, навернo, по всем дорогам рыщут солдаты и полиция, – сказал сыну Пири и вкратце рассказал все, что услышал от негритянки.

Пеп задумался.

– Гм… Можно довезти их до Хагерстауна, – сказал он наконец, – там у дяди Траверса тоже «станция» для беглых. Помнишь, в прошлый раз возил к нему двух негров в мешках из-под муки…

– Помню, – отвечал отец. – Еще они прислали потом привет и благодарность. Пеп, у нас в риге лежит много соломы. Наклади-ка ты полный воз да вечером и поезжай, будто бы отдавать долг дяде Траверсу. А под солому… Ты меня понимаешь?

Пеп ухмыльнулся:

– Как не понять… Дело известное. Пойду все приготовлю. – И он вышел.

Пири принялся играть с Салли и ее черным котом. Он очень любил детей и жалел, что у него только один сын, да и тот уже взрослый. Фермер свернул из платка смешную мышку и заставил ее прыгать и убегать от кота. Салли хлопала в ладоши и громко смеялась, да и сам Пири веселился не меньше девочки.

Среди этой игры во дворе раздался бешеный лай собак.

– Кого это еще принесло? – проворчал Пири. – Вот некстати…

Он окинул быстрым взглядом кухню. Спрятаться было некуда.

– Сидите и молчите, – шепнул он беглецам, – я посмотрю, кто это.

Но не успел он сделать и шага, как дверь отворилась, и в комнату скорее вползло, чем вошло худое и длинное существо, похожее на червяка. Черное длинное одеяние еще усиливало это сходство. Существо изгибалось и кланялось, посылая фермеру самые нежные улыбки.

– Вот и я, мистер Пири, завернул к вам поделиться новостями, – сладко пропел Червяк. – Хоть вы и нерадивый духовный сын, но я вас не забываю…

Фермер неуклюже поклонился и нахмурился.

– Давно я не видел вас в церкви, – тем же сладким голосом продолжал Червяк, – видно, мои проповеди кажутся вам скучными…

Глаза его обшарили всю кухню и вдруг нащупали беглецов, которых фермер усиленно старался заслонить своей спиной.

– Я и не знал, мистер Пири, что вы купили невольников… Давно они у вас?

– Давно… То есть, я хотел сказать, недавно, – неловко пробормотал Пири.

Вот как! И у кого же вы их купили? – не унимался Червяк.

Я… купил их в Мэриленде, у одного плантатора, – храбро соврал фермер.

Так-с. – Червяк понимающе изогнулся. – Кстати, о Мэриленде я и хотел сообщить вам новости, сын мой. Знаете, в Харперс-Ферри была настоящая революция… Шайка дерзких безумцев пыталась взбунтовать негров. Они забыли, что небо учит нас покорности и смирению… Они… – Да, я все это уже знаю, – неосторожно брякнул Пири.

Червяк внезапно перестал извиваться. Вся фигура его приняла напряженный вид. Казалось, он к чему-то принюхивается.

Позвольте, откуда же вы знаете, сын мой? – пропел он. Глаза его еще раз быстро оглядели беглецов. – Газета еще не вышла, я сам знаю только потому, что встретил редактора.

Фермер утер лицо платком.

Мне мой мальчишка сказал, – наконец выговорил он. – Пеп, эй, Пеп!

Появился Пеп. В волосах у него застряла солома.

– Пеп, расскажи преподобному отцу, где ты, узнал о том, что творится в Ферри, – сказал фермер, отчаянно подмигивая сыну. Червяк с приятной улыбкой наблюдал эту сигнализацию.

– А мы с Гровсом вчера ехали в Ферри за гвоздями, а тут вдруг слышим пальбу, и бежит какой-то дяденька и кричит, что в Ферри воюют. Ну, мы тут поворотили коней – и домой, – выпалил без малейшей запинки Пеп.

Червяк снова начал изгибаться:

Прекрасно, прекрасно… Только не ошибаешься ли ты, Пеп? Вчера ведь было воскресенье, и, помнится, я видел Гровса в воскресной школе. Он сидел прямо против меня на первой парте.

Но смутить. Пепа было не так легко.

– А ведь верно! – вскричал он весело. – Гровс мне и впрямь говорил, что собирается в школу. Он еще меня звал. Только мы-то ездили с ним еще до уроков. Чуть свет собрались и поехали, а то отец мне покоя не давал с этими гвоздями.

– Да, да, – подхватил Пири. – Нечем было чинить крышу. Да вот и полы собираюсь к зиме перестилать.

Червяк вдруг заторопился:

– Мне пора… Да благословит вас бог, дети мои… Нет, не удерживайте меня, мистер Пири… Знаете, паства ждет своего пастыря. – И он, снова кланяясь и изгибаясь, выполз из кухни.

Но как бы удивились фермер и его сын, если бы им удалось поглядеть на преподобного отца ровно через пять минут после того, как он покинул их дом! Оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто за ним не следит, Червяк поднял полы своего балахона и что было силы пустился по дороге к городу. Он мчался огромными скачками, и на его лине было такое злобное выражение, что прихожане, пожалуй, не узнали бы своего «доброго» пастыря.

– Бабушка, погоди минутку, – сказал Чарли, – кто-то бежит сюда. – Он заслонил глаза рукой и вгляделся: – Неужели Мэри Роч? И не успели ребята оглянуться, как Мэри, оживленная и запыхавшаяся, была уже среди них. Она прежде всего направилась к бабушке.

– Как вы поживаете, бабушка? – вежливо спросила она. – Много вы рассказывали без меня?

Бабушка изумленно поглядела на нее:

– Ты опять здесь? А что скажет твоя мама?

– Ничего мама не скажет, – вспыхнув, отвечала Мэри. – Она даже не знает, что я здесь.

– Как так? – А так. Она ушла на весь вечер, а меня заперла в комнате. Она меня теперь всегда запирает по вечерам. Я сидела, сидела, а потом мне стало так скучно сидеть одной и думать, что все вы здесь собрались. Я взяла вылезла в окно, да и прибежала сюда. – И Мэри смущенно потупилась.

– Вот молодчина! – с восхищением сказал Беппо. – Честное слово, я от нее этого не ожидал!

– А я всегда говорил, что она молодец! – вмешался Чарли. – И вовсе она не кисейная.

Мэри с довольной улыбкой слушала расточаемые ей похвалы.

Но старая негритянка была другого мнения:

– Право, не знаю, что с тобой делать. В сущности, надо было бы отправить тебя обратно домой и сказать твоей маме, чтобы она запирала не только двери, но и окна…

– Нет, бабушка, ты этого не сделаешь! – с жаром вскричал Чарли. – Ты не такая…

– Пускай она немножко посидит с нами, – вступился Тони, – а как только стемнеет, она вернется домой и опять влезет в окно. Ее мать ничего и не пронюхает.

– Правда, бабушка, пускай Мэри останется, – хором запросили ребята, – пожалуйста, бабушка!

– А потом я провожу ее домой, – сказал Чарли. – Пусть только мне попадется эта злющая повариха, я ей…

– Тсс… довольно, – остановила его бабушка. – Хорошо, я расскажу еще немножко о том, как Пири спасал трех беглецов, а потом Мэри пойдет домой и честно сознается матери, где она была. Согласна, Мэри?