— Я бы пришел в ярость, если бы ты когда-нибудь попыталась отплатить мне за это, — отвечаю я. Она кусает нижнюю губу, явно не получая облегчение от моих слов.

— Просто странно, что ты купил мне все это. Некоторые из этих вещей были очень дорогими.

Я качаю головой. — Цена не имеет значения. У меня достаточно денег, поверь мне.

Она засовывает руки в большой карман спереди своей толстовки. — Ну, я пыталась выбирать менее дорогие вещи, но это сложно, когда на большинство предметов даже не указана их цена. Какой в этом смысл?

Я смотрю, как Эзра закрывает багажник. Он кивает мне, давая понять, что мы можем идти. Он обходит нас и открывает заднюю пассажирскую дверь, хотя ни один из нас не пытается сесть внутрь. — Большинство людей, делающих покупки там, не обязательно заботятся о цене, — говорю я. Странно выходит из моего рта. У нее есть смысл.

Я поворачиваюсь, чтобы сесть на заднее сиденье машины, но она останавливает меня, хватая за рукав. Я поворачиваю голову, наблюдая за ней с любопытством, гадая, что она хочет добавить. Глубоко вздохнув, она смотрит, как Эзра садится в машину, прежде чем снова сосредоточиться на мне. — Я просто хотела сказать спасибо. Действительно, “правда”, — подчеркивает она. — Никто никогда не делал для меня так много, и я знаю, это потому, что тебя должны видеть со мной на работе и ты не хочешь смущаться из-за моей одежды, но это все равно очень много значит. Я была бы в порядке, просто купив одежду в секонд хенде или где-то еще.

Моя губа дергается от удовольствия. — Да, но разве в раздевалках секонд хендов так… “весело”?

Ее глаза расширяются. Легкий холодок в воздухе не является причиной того, что румянец растекается по ее щекам.

Я ухожу от нее с улыбкой, надеясь, что она прокручивает в голове наш поцелуй, как я делал все утро. Мое тело скользит по кожаному сиденью, когда я забираюсь на заднее сиденье городской машины. Проходит несколько мгновений, прежде чем Марго следует ее примеру, на ее лице все еще ошеломленное выражение.

Она молчит всю дорогу. Во всяком случае, у меня не было времени много с ней разговаривать. Мой телефон звонил от постоянных звонков, люди постоянно нуждались во мне.

Марго смотрит на меня в замешательстве, когда Эзра подъезжает к большому зданию, верхняя часть которого, кажется, целует облака снизу вверх.

— Где мы? — спрашивает она, глядя в окно.

Я постукиваю по ее бедру костяшками пальцев через мгновение после того, как Эзра открывает дверь. — Мы смотрим на твой новый офис, Фиалка. Подвинься. Я проведу тебе экскурсию.

Ее глаза расширяются от ужаса, когда она смотрит на свое тело. — Ты не сказал мне, что мы идем на работу! — шипит она, натягивая свою мешковатую толстовку. — Я бы надела один из бесчисленных новых нарядов, если бы знала, что кто-то меня увидит.

Паника в ее голосе совершенно очевидна и совершенно очаровательна. Я еще раз толкаю ее ногой. — Идём, Марго, все в порядке.

Она яростно качает головой, глядя на Эзру извиняющимся взглядом. — Я не войду туда в таком виде, — требует она. Ее тело глубже упирается в сиденье. Истерика делает её похожей на малыша, но она делает это намного милее.

— Марго, — предупреждаю я, скользя в ее пространство и заставляя ее тело сдвинуться на дюйм, просто прижимая свое бедро к ее бедру. — Ты можешь выйти из машины, или я тебя заставлю. Я не могу выйти на своей стороне, не рискуя, чтобы сумасшедший нью-йоркский водитель врезался в меня, поэтому я не могу выйти, пока ты не сделаешь это. Поэтому, подвинься.

Ее ногти пытаются впиться в кожу, чтобы удержаться на месте.

— Я не могу допустить, чтобы все мои коллеги впервые увидели меня в старой толстовке Нью-Йоркского университета.

Эзра и я разделяем взгляд юмора. Я пожимаю плечами. — Почему? Ты боишься, что они примут тебя за туриста?

Она усмехается. — Я купила это в кампусе, когда училась там, большое спасибо.

Я прижимаюсь к ней бедрами сильнее, заставляя ее тело двигаться еще на несколько дюймов, пока она практически не свисает с сиденья. Проходящие мимо люди бросают на нас любопытные взгляды, но никто из них не останавливается, чтобы что-то сказать. Тот факт, что некоторые люди даже заметили нас, достаточно шокирует в таком оживленном городе.

— Никто тебя не увидит, — успокаиваю я ее.

— Ты этого не знаешь, — возражает она.

Я наклоняю голову вперед и назад, сжимая губы в тонкую линию. — Вообще-то да. Я сделал негласной политикой компании, что никто не должен приходить на работу по воскресеньям или праздникам. Баланс между работой и личной жизнью и все такое.

Мои слова, кажется, застали ее врасплох. Ее голова в шоке качается в мою сторону. — Правда? — Это недоверие в ее голосе должно меня оскорбить.

Я киваю, подталкивая ее, пока она, наконец, не подчиняется и не вылезает из машины. В последнюю минуту она чуть не спотыкается о бордюр. Мы с Эзрой одновременно тянемся, чтобы поймать ее.

Как только она встает на ноги, я заканчиваю вылезать из машины, Эзра закрывает за мной дверь. — Обычно единственный человек, который бывает там по выходным, — это я. Я серьезно.

Ее зубы впиваются в губу, как будто она хочет что-то еще сказать, но, по крайней мере, пока она держит это при себе.

Больше не сопротивляясь, она запрокидывает голову, чтобы посмотреть на возвышающееся над нами здание. — Ты владеешь всем этим?

Я усмехаюсь, кладя руку ей на середину спины, чтобы направить ее ко входу. — Нет, мы арендуем верхние семь этажей.

Мы оставляем Эзру у машины, а сами идем к входу в здание с вращающейся дверью. Войдя внутрь, я дружелюбно улыбаюсь Тому, пока он сидит за своим столом, надеясь, что сможет провести здесь спокойное воскресенье. В будний день этот этаж был бы полон людей, приходящих и уходящих. Мы делим здание с некоторыми очень известными компаниями и юридическими фирмами. Этот этаж обычно полон людей, занимающихся своими делами в рабочее и нерабочее время. С годами я понял, что воскресенье — самый безопасный день для выхода на работу, если я хочу быть с наименьшим количеством людей. Я по-прежнему делю лифт со случайным человеком или небольшой группой, но это совсем не то, что в обычные рабочие дни, когда на то, чтобы попасть на лифт, уходит десять минут.

В любой другой день я прошел бы мимо Тома, сканируя свой бейдж, проходя через металлоискатель, но сегодня я и Марго останавливаемся перед ним.

— Добрый день, Том. — Мы разделяем знакомую улыбку. Трудно не ответить на его улыбку. У нас сложилась маловероятная дружба, хотя он достаточно взрослый, чтобы быть моим отцом. Вы никогда не узнаете его возраст, потому что его шутки и дерзость больше напоминают мне восемнадцатилетнего парня из братства. Кроме того, то, что я не веду себя с ним как с некоторыми другими людьми, которые каждое утро проходят через эти двери, дает мне некоторые VIP-привилегии. Например, иногда он жестом показывает мне, чтобы я поднялся по лестнице для сотрудников, чтобы я мог подняться на второй или третий этаж и попасть на лифт таким образом, вместо того, чтобы стоять в очереди в вестибюле.

Том понимающе улыбается мне, прежде чем всем сердцем сосредоточить свое внимание на Марго. Я не виню его. Даже в старой студенческой толстовке ее красота привлекает всеобщее внимание.

— Доброе утро, мистер Синклер. — Голос у него хриплый. Я предполагаю, что он любит возвращаться домой с работы и курить сигару. Я подарил ему несколько редких сигар за эти годы, благодарный за его знакомую улыбку, даже когда я прихожу на работу задумчивым придурком, потому что какой-то новый инвестор разозлил меня или кто-то думает, что может воспользоваться мной.

Он подмигивает Марго. — А кто эта милая юная леди, которую ты привел сегодня утром?

Марго улыбается ему, без сомнения, заставляя больное сердце Тома биться быстрее, чем должно. — Я Марго, — отвечает она, протягивая руку через стол, чтобы пожать ему руку. — Марго Моретти, — заканчивает она.

Том выглядит немного потрясенным тем, что она протягивает ему руку, уделяя ему все свое внимание. Он привык к придуркам и чопорным женщинам, которые здесь работают. Никто из них не жалеет на него второго взгляда, не говоря уже о том, чтобы пожать ему руку.