Мой нос морщится. — Послушай. Ни один альфредо не мог сравниться с тем, что я ела на кухне моей бабушки. Я просто пыталась сделать тебе одолжение.

Его губы дергаются, когда он борется с улыбкой. — Если я правильно помню, ты сказала, что это не так уж и плохо.

Я усмехаюсь. — Потому что ты не добавил сливок. Люди здесь не знают настоящего Альфредо. Это никогда не сравниться, с Альфредо моей бабушки, которая родилась и выросла в Италии.

— Моя точка зрения остается в силе. Тебе потребовалось тридцать минут убеждения только для того, чтобы попробовать одну лапшу.

— Мы должны согласиться, чтобы не согласиться, — выдавливаю я.

Он мягко стучит рукой по кровати. — Садись сюда.

— Почему?

— У тебя всегда ко всему есть вопросы?

Доказывая, что он ошибается, я сажусь, сжимая губы. Я отступаю назад, пока не упираюсь спиной в мягкие подушки у изголовья. Я сжимаю губы, борясь с желанием снова спросить его, почему.

Он подходит и хватает пакет с закусками, которые я выбрала. Думаю, это ответ на мой вопрос. Переворачивая сумку, он высыпает всю еду, его глаза пробегаются по моим решениям. Он берет пакет Twizzlers [Прим.: Жевательные мармеладные конфеты от американской компании Hershey’s и их дочерней компании], и держит их с растерянным выражением лица. — Из всех конфет, которые ты могла выбрать, ты выбрала эти?

Я задыхаюсь. Перегнувшись через кровать, я выхватываю конфету из его рук и прижимаю ее к груди. — Это превосходные конфеты, большое спасибо.

Его нос морщится от отвращения. — Они чертовски искусственны на вкус.

Я разрываю пакет, засовываю один конец леденцов между зубами и откусываю. — Мне все равно, что ты говоришь. Они мои любимые, и то, что ты ненавидишь Twizzler, не изменит моего мнения.

Он качает головой, открывает пакет с вяленой говядиной и откусывает. Мы устраиваемся в приятной беседе до конца ночи. Когда он выключает свет и забирается в кровать рядом со мной, я думаю, что делать дальше.

Должны ли мы обниматься?

Мне засунуть между нами подушку и сказать ему оставаться на своей стороне?

Прежде чем я успеваю слишком сильно беспокоиться о том, что такое этикет для того, чтобы делить постель в этой ситуации, он принимает решение за меня. Перегнувшись через кровать, он обхватывает меня рукой за талию и притягивает к своей груди. Бек кладет подбородок между моей шеей и плечом, наши тела соединяются с этой точки вплоть до наших ног.

Мне не требуется времени, чтобы заснуть, чувствуя себя в его объятиях спокойнее, чем когда-либо прежде.

39

Бек

— Никогда не думала, что скажу это, но я никогда в жизни не была так рада увидеть Эзру, — с энтузиазмом говорит Марго, подпрыгивая вверх и вниз, чтобы согреться. Я смотрю на нее сбоку, из моего горла вырывается низкое рычание. — Осторожно говорить так взволнованно, когда речь идет о моем водителе. Он работал на меня много лет, но я слишком ревную, когда дело доходит до него, и он может просто потерять работу.

То, как она закатывает мне глаза, говорит мне, что она ни в малейшей степени мне не верит. Она практически бежит через парковку к Эзре, прыгая в его объятия и крепко обнимая.

Если бы он не занес руки над безопасным местом на ее спине, его бы уже уволили, к черту нашу дружбу. Я останавливаюсь перед ними, поднимая брови, когда Эзра смотрит на меня с веселой улыбкой. Марго выходит из его объятий, глядя на ожидающую позади него машину. — Я думала, мы застряли здесь навсегда.

— Неужели это было такое ужасное время? — спрашиваю я, бросая на нее понимающий взгляд. Хотя то, что произошло прошлой ночью, было далеко не запланировано, это был не самый худший поворот событий, который я мог себе представить. На самом деле, на мой личный взгляд, получилось более чем идеально.

Румянец заливает ее щеки. Она переводит взгляд с меня на Эзру и обратно. Вокруг нас поднимается холодный ветерок, кусающий его, когда он бьет нам всем в лицо. Марго поправляет волосы, развевающиеся на ветру, и ее глаза блестят, когда она смотрит то на меня, то на Эзру. — Ужасно. Худшая ночь. — Она изо всех сил пытается подавить улыбку, но, в конце концов, больше не может. Она подмигивает, когда захватывающая дух улыбка озаряет ее лицо.

— Почему бы тебе не рассказать своему новому лучшему другу Эзре, как мы провели время? — Я бросаю вызов.

Ее брови поднимаются к линии роста волос, а красные щеки становятся еще темнее. У Марго всегда такой умный рот и никаких фильтров. Мне нравится, когда я могу нажать на нее достаточно, чтобы она покраснела. Особенно в присутствии других.

Эзра насвистывает, прежде чем прыгнуть вперед и выхватить бумажные пакеты из моей руки. — Теперь, когда ты упомянул об этом, я думаю, мне лучше не знать подробностей.

— Грязные подробности, — поправляю я, все еще глядя на Марго. Я был зол, когда наша машина застряла в снегу. Я был в ярости, когда думал, что буду мучиться, проспав рядом с ней всю ночь, не имея возможности иметь ее. Теперь я благодарен за снежную бурю, за то, как многое изменилось между мной и Марго со вчерашнего дня до сегодняшнего дня.

— Бек! — Марго вопит, ударяя меня по руке.

Эзра загружает наши небольшие пожитки в багажник машины, качая головой и изо всех сил стараясь не обращать на нас внимания.

— Спасибо, что разобрался с ситуацией с машиной, — говорю я ему. Похоже, что он не только потратил свое утро на то, чтобы отбуксировать для нас машину, но даже нашел время, чтобы помыть арендованную машину. Просматривая багажник, оказалось, что весь наш багаж остался в целости, несмотря на то, что машину оставили на обочине.

— Просто делаю свою работу, — отвечает он, закрывая багажник.

Марго занята тем, что печатает что-то на своем телефоне. Если бы мне пришлось угадывать, это как-то связано с теми ее друзьями, с которыми она всегда непреклонна в разговоре. Подойдя к ней, я обнял ее за плечо и притянул к себе. Я целую ее в макушку. Сначала она выглядит шокированной. Она бросает нерешительный взгляд на Эзру, который уже сел в машину и не обращает внимания. Даже если бы он обращал внимание, это не имело бы значения.

Что-то изменилось между мной и Марго прошлой ночью. Я не делаю ни шагу назад. Теперь, когда она у меня есть, я не отпущу ее. Мне все равно, кто смотрит, если я хочу прикоснуться к ней, поцеловать ее или еще что-нибудь, я это сделаю.

— Готова вернуться в Нью-Йорк? — спрашиваю я, позволяя ей проскользнуть на заднее сиденье.

— Я готова вернуться домой.

Я киваю, мое горло сдавливает. “Дом.” Это было простое предложение, но для меня оно имело гораздо больше смысла. Она не осознает веса своих слов, того эффекта, который они произвели на меня.

Она назвала Нью-Йорк своим домом. Она назвала место, где мы живем вместе, своим домом. Ни дом, ни какое-то место, где она останется на год, пока выполняет свою часть соглашения.

Нет, в ее представлении это ее дом, и я никогда так не любил пентхаус, в котором живу.

Потому что, если она считает его своим домом, возможно, она никогда не захочет его покидать.

Может быть, она никогда не захочет покинуть меня.

*

Мои пальцы мягко касаются ее щеки. Жаль, что мне приходится ее будить, но мы прибыли в частный аэропорт. Нам пора садиться в самолет и лететь обратно в город. Марго заснула через пять минут после начала поездки. Это не было слишком шокирующим, учитывая, сколько часов ночью я не давал ей спать.

Я собирался уснуть, но не смог устоять перед ней. Я не мог насытиться ею прошлой ночью. Каждый раз, когда мы засыпали, вскоре мы снова просыпались и терялись друг в друге. Это была первая ночь за не знаю сколько времени, когда я не просыпался, чтобы несколько раз проверить свой телефон. На самом деле, единственной причиной, по которой я проснулся этим утром, был звук моего вибрирующего телефона на тумбочке.

У меня никогда не было такого крепкого сна, даже несмотря на все ночные перерывы. Кажется, Марго, возможно, нужно немного больше сна, чем я привык, между прочим, даже когда я провожу пальцами по ее лицу, она не двигает ни одним мускулом.