— Надо затаиться, — ответил, пристально всматриваясь в ее лицо.

Он ожидал, что Элль закатит глаза, расстроится, ведь это удлиняло срок ее принадлежности ему. Но вместо этого она пытливо прищурилась:

— А что там будем делать?

Губы сами растянулись в улыбке:

— Продолжать медовый месяц…

Неожиданно разглядывать ее лицо так близко стало важным: на левой щеке веснушек было больше, потом он их обязательно посчитает, в глазах, оказывается, добавилось золотистых крапинок, радужки стали казаться ярче, а над губой справа появился маленький шрам. Едва заметный…

— Что-то припозднились, не находишь? — прищурилась она, робко обхватывая его плечо здоровой рукой.

— Лучше поздно, чем никогда, не находишь? — кивнул он и коснулся пальцем губы. — Откуда шрам?

Элль нахмурилась и отшатнулась, закусывая губу. Он видел — готовилась соврать, уже открыла рот, но он перебил:

— Правду.

В ее взгляде было скользнуло тенью возмущение: «Не твое дело, не скажу!» Но он не отступал. Понимал, что потянул за что-то весьма болезненное, причинившее не только физическую боль и оставившее шрам не только на коже.

— Дай мне время, — зыркнула на него исподлобья.

— Сколько?

— Я не знаю, — начала «закрываться» рыжая, ежась.

— Хорошо, — притянул ее и поцеловал в лоб. — Я подожду. Давай закончим с обедом. И будем собираться…

Сказать, что Киран перемешал во мне все чувства — ничего не сказать. Он уже отвернулся к плите, а я все еще ошарашено смотрела ему в спину.

День протекал будто в параллельной вселенной. Сначала кто-то решил прикинуться отцом и написал мне в блог, хотя Майкл ни сном, ни духом не знал о нем и тем более никогда не писал мне. Я всерьез думала все же рассказать об этом Кирану, ведь это может означать все что угодно. Но точно ничего хорошего. А я не готова была допустить мысль о том, что с ним может что-то случиться. Какой смысл врать себе? У меня чуть сердце не выпрыгнуло от радости, когда он зашел вчера в мою спальню, обнял, утащил в кухню…

— Девочка моя, не доготавливай за меня ничего, — покачал Киран головой, прерывая мои душевные метания. Он пытался выудить из горячего масла вилку, что я оставила на дне сковороды. — Кажется, следующий пост в блог буду писать я…

Я улыбнулась:

— А сможешь?

— Смогу-смогу, — усмехался он, — я все смогу. Рассказать, какая ты у меня любопытная, и что с тобой случилось…

— Ну-ну, — я спрыгнула со стола и направилась к шкафу за кофе. Идея с блогом мне неожиданно понравилась.

— А ну, кыш отсюда, — шикнул Киран, бросая вилку в раковину. — Мало было?

— Я кофе хочу! — возмутилась я.

Он задержал на мне странный взгляд и как-то обиженно отвернулся:

— А чаю с молоком не хочешь?

— Я думала, не готовишь больше, — улыбнулась я.

— Не просишь — не готовлю, — пожал он плечами с деланным равнодушием.

— Приготовь, конечно!

— Плохо просишь, — притягательно оскалился, подтягивая мисочку с кляром.

Кажется. Потому что я в задумчивости сжевала несколько ломтиков болгарского перца с этой жидкостью в сыром виде и, честно, продолжила бы и дальше, если бы меня не привлекло кипящее масло и жажда эксперимента.

— Как мы заговорили, — беззлобно улыбнулась я, натягивая футболку. — И как же надо попросить?

— Ты у меня умница, можешь поэкспериментировать…

Киран в образе «мартовского кота» был неотразим.

— Боюсь, Фейс нас тогда точно выгонит с кухни и начнет готовить сам… — я подкрадывалась к нему со спины.

— Если Фейс начнет готовить, твой блог погибнет смертью храброго потребителя фастфуда…

Я коснулась языком между его лопаток и двинулась языком вдоль позвонков. Киран порывисто втянул воздух, замирая, а я зажмурилась, запуская пальчики ему под пояс джинсов. Его напряженный выдох вскружил голову.

— Так пойдет? — и я слегка прикусила кожу.

— Ты точно просишь чай? — выдал он вердикт низким хриплым голосом.

— Прошу, — я запустила пальчики ниже, пробираясь ими к низу живота, — чаю…

— Хороший аванс, — рассмеялся он, прижимая мои ладони через плотную джинсовую ткань. — Попалась?

— Давно, — выдохнула ему между лопаток.

Я оголилась перед ним не только физически. Да и какой смысл скрывать? Пусть знает. Киран замер, стиснув мои руки сильнее:

— Осторожней с обожженной.

— Уже лучше.

Мы постояли так немного, пока не послышался звук ожившего масла в воке.

— Кир, — решилась я. — Я не уверена, но, кажется, кто-то в моем блоге писал под видом отца.

Он ответил не сразу:

— Я знаю, малыш.

— Да? — стало неуютно от «я знаю», но затопило нежностью от «малыш».

— Да, — спокойно кивнул он.

— Кто это? — я обошла его и оперлась о столешницу так, чтобы видеть его лицо.

— Я не знаю.

— Мы поэтому убегаем отсюда?

— Мы не убегаем.

Он нахмурился, задумавшись.

— Убегаем, — осторожно интерпретировала его эмоцию.

— Да, — нехотя кивнул он.

— Где же тогда мой отец?

— Я не знаю, Элль, — в его голосе звенело напряжение, и я решила отступить.

Ну, не так уж и плохо. Ничего не взлетело и не разбилось о стенку. Мы по-прежнему рядом, или это иллюзия стала плотней.

Киран обмакнул кусочек мяса в кляре и опустил жариться в масло.

Киран обмакнул кусочек мяса в кляре и опустил жариться в масло.

Нереально. Он мне казался просто запредельным… с пальцами в кляре, с его «ты у меня умница» и этой улыбкой. Такой неуместной на фоне хмурого Сиэтла и бардака в наших жизнях.

— Так ты напишешь мне в блог? — улыбнулась я, склоняя голову и заглядывая ему в глаза.

Да, я готова была идти навстречу, «бороться за каждый листик салата на моей тарелке», как сказал Сэлмон. Роковая любовь — это когда не видишь себя больше ни в ком.

— Да, только с условием, — довольно кивнул он. — Ты не будешь подсматривать.

— Как это? — опешила.

— Так, — Киран подцепил вилкой соблазнительный обжаренный кусочек и выложил на тарелку. — Прочитаешь готовое.

Риск, интрига — одной больше, одной меньше! Может, он хочет добраться до моего «отца» в сообщении? Хотя больше мне не писали.

— Идет, — согласилась я.

— А теперь открывай рот, — поставил точку в переговорах.

Он решил воскресить наш ритуал, такой простой и сложный, забытый много лет назад, когда слова были не нужны вовсе. Исключая возможность бегства, прижал меня к столешнице:

— За папу? — растянула губы в улыбке, но он не оценил.

— Элль, за меня и за нас, — возразил серьезно и поднес к моим губам невозможно ароматный кусочек мяса со… сладким соусом.

— Ммм… — зажмурилась я и сразу же почувствовала его губы на своих.

Он собрал ими остатки соуса, разделяя послевкусие, обещая… Что? Я открыла глаза, но увидела лишь его дрожащие ресницы. Меж бровей прорезалась нервная глубокая морщинка, говорящая о том, что он тоже больше не может. Сдается…

Я скользнула ладонями по его плечам, прижимая сильнее, пальцами впилась в кожу. Чем я могла помочь? Я так хотела, чтобы все разрешилось, плохие сгорели в аду и оставили его в покое, дали возможность просто жить, не сжимая кулаки. Может, тогда бы все было по-другому? Он бы вернулся ко мне… или забыл вовсе.

— Элль, что такое?

Я не заметила, как нахмурилась и зажалась, руки скользнули вниз, и я схватилась ладонями за столешницу.

— Ни…

— Не надо мне врать, — его голос словно выстудили, он стал холодным и требовательным.

— Ты обещал дать время, — подняла на него взгляд, пытаясь подменить зарождающуюся истерику равнодушием.

Равнодушие — вообще не мой конек, а вот Истерика была матерой кобылой с разгоном до ста километров в секунду.

— Хорошо, — кивнул он, выпуская, и я направилась в свою спальню.

Слышала, как в кухню вернулся Фейс, они о чем-то тихо говорили. За окном не стихал ливень, улицы Сиэтла погружались в вечерние сумерки. Когда совсем стемнело, Киран вошел ко мне с подносом.