— Мы не сядем у одного очага с убийцей нашего отца, — твёрдо ответил Руа.
— Я одолел его в поединке один на один, это была честная победа и славная смерть для истинного воина, — произнёс Эйрих, а затем показал шрам на губе. — Он сражался как воин и я победил только по воле Тенгри...
— Тенгри? — зацепился Мундзук. — Ты почитаешь нашего бога?
Этот тоже был безбород, но ещё и безус, лицо без шрамов, но зато покрыто многочисленными рубцами от оспы. Волосы на голове Мундзука, в отличие от старшего брата, густы и длинны, что не совсем в обычае гуннов. Комплекцией он точно не вышел, потому что на животе его имелся пласт жира, что видно даже сквозь одежду, а руки его были пусть и не тощими, но не такими большими, как у того же Зевты. На руках отчётливо видны следы частой работы с мечом и луком, а на левом предплечье надет толстый кожаный наруч — похоже, что он забыл снять его после тренировок. Одет Мундзук в льняную рубаху, кожаные штаны с широким поясом. На поясе висел меч, но не римский, а гуннский, отличающийся от спаты только длиной и формой рукояти, а также качеством применённого металла. На большом пальце правой руки покоится бронзовое кольцо лучника — у Эйриха тоже есть примерно такое же, но в мешочке на поясе.
— Ты убил моего отца, — проигнорировал слова брата Руа, с ненавистью глядящий на Эйриха. — Я не сяду за один очаг с тобой.
— Вы пришли к нам с просьбами о помощи, — вмешался Зевта. — Если хотите помощи — проявите уважение. Неуважение к моему сыну равнозначно неуважению ко мне. Выбирай, что тебе важнее, Руа.
Гунн открыл рот, чтобы что-то сказать, но затем закрыл его и молча сел у очага. Его примеру последовал и младший брат.
— Тиудигото, неси мясо! — распорядился Зевта.
Получив щедро сдобренную специями оленину, они начали есть: отец, как хозяин в доме, нарезал мясо и передавал куски гостям, в строгом порядке старшинства.
— Тенгри, — напомнил Мундзук. — Ты, Эйрих, назвал имя нашего бога.
— Он и наш бог тоже, — ответил на это мальчик.
— Поясни, — потребовал насторожившийся Зевта.
— Я считал и считаю, что все мы поклоняемся одному и тому же богу, — произнёс Эйрих. — Православные, ариане, тенгрианцы, даже огнепоклонники с юга — все они видели проявление одного бога, но оказались неспособны понять то, что увидели. И все поклоняются ему, но считают, что разным богам.
— С чего ты вообще это взял? — задал вопрос отец. — Ну-ка объяснись.
Руа смотрел на Эйриха с озлобленностью, а вот Мундзук с интересом. Видимо, Руа любил своего отца гораздо сильнее, чем младший брат. Ну или Мундзук более зрелый человек и понимает, что война жестока и пожирает жизни воинов. И никто не знает, кто будет убит следующим. Но Эйрих это лишь предполагал, вполне готовый к тому, что Мундзук точно так же ненавидит его и готов вонзить топор в затылок при первом удобном случае.
— У греков появилось такое учение — логика, — начал объяснение Эйрих. — Александр Афродисийский как-то написал в одной из своих работ, что незачем множить вещи там, где это можно объяснить одной. Там, где может справиться один всемогущий бог, незачем существовать трём или четырём. Это против логики, а значит неразумно.
— Не совсем понял, — признался Зевта.
— «Логика»? — спросил Мундзук. — Эти греки... Пф-ф-ф...
— Учения нужны только дуракам, которые не знают, на что потратить своё время, — неодобрительно произнёс Руа. — У нас есть более важные дела, чем эти бесполезные умствования. Тенгри — это наш бог, а у вас свой, как там его зовут?
— Просто Бог, — ответил за Эйриха Зевта. — Но ты прав, незачем спорить об этом, потому что мы собрались здесь не за этим.
— А зачем тогда? — спросил Руа. — Мы же уже договорились обо всём. Ты собираешь своё войско, мы разбиваем Дариураша, берём то, что принадлежит нам по праву и дальше живём в мире.
Эйрих ни на секунду не допускал мысли, что всё будет именно так, как говорит Руа. Он знал кочевников, потому что сам был кочевником в прошлой жизни. Даже если Руа будет держать своё слово, а такое вполне может быть, война остготов против гуннов всё равно неизбежна. Не при Руа, так при следующем гуннском рейксе. Но выиграть хотя бы десяток лет безусловного мира — это дорогого стоит. Правда, платить за этот мир придётся жизнями остготских воинов, которых можно было использовать более полезно.
Ввязывание в гуннские междоусобицы остготам было не нужно, потому что уход вглубь Италии позволил бы держаться от них на дистанции, но это уже свершившийся факт, поэтому Эйриху оставалось лишь работать с тем, что есть.
— Я собрал вас затем, чтобы обсудить тревожные вести, доносящиеся с северо-восточных пределов нашей державы, — произнёс Зевта. — Говорят, что гуннских всадников видели в лесах рядом с деревней старейшины Визивина. Ты знаешь об этом что-нибудь, Руа?
— Это точно не наши люди, — уверенно ответил потенциальный рейкс гуннов. — Наши люди кочуют к северо-западу от Донава, ближе к землям, занимаемым римлянами. На востоке же кочуют люди Дариураша, а это значит, что он уже собрался с силами и готовится к закреплению своей власти большим и успешным набегом.
— Тогда нужно торопиться с походом, — решил Зевта. — Ох, опять в Сенат...
— Да зачем вы вообще слушаете этих бесполезных стариков? — недоуменно спросил Руа. — Что толкового они могут сказать? Как у них болят кости? Как правильно ворчать?
— У нас свои причины, — не стал вдаваться в подробности Зевта, который, как точно знал Эйрих, и сам не до конца понимал все обстоятельства и причины существования Сената. — Он нужен, поэтому будет.
— Вы это у римлян взяли? — спросил более спокойный Мундзук.
— У римлян надо брать только золото и сталь, — сказал Руа. — Остальное либо не нужно, либо вредно.
— У нас свой путь, — произнёс Зевта, передавая гунну кусок щедро проперченного мяса.
Как только жизнь семьи начала налаживаться и появились драгоценные специи от римских торговцев и с трофеев, Тиудигото начала сыпать чёрный перец практически во все приготавливаемые блюда.
Вчера, во время вечерней трапезы, мать рассказала забавную историю с вином, куда она однажды сдуру сыпанула молотого перца. Осознание собственной дурости к ней пришло сразу, ведь острота — это не то, чего хочешь ощущать в вине, это интуитивно понятно, но переведённых недешёвых продуктов было жалко, поэтому она решила выпить испорченное вино и поняла, что такое вино пить можно, но нужно добавлять чуть меньше перца.
Эйрих, заинтересовавшись идеей, сегодня с утра добавил немного перца в разведённое 3 к 1 вино и понял, что мать права и вкус вина становится необычным. И с сегодняшнего дня в поясной котомке Эйриха разместился мешочек с чёрным перцем. Сейчас он тоже запивал мясо разбавленным вином с перцем, что, несмотря на избыточное содержание перца в мясе, было приемлемо.
Отец, дабы не смущать гостей молчанием, рассказал историю из своего славного прошлого в дружине выдающегося вождя Бреты. Эйрих эту историю уже слышал и не раз: дружина вождя Бреты пошла на охоту, за оленем, но наткнулась на стадо свирепых кабанов. Там Брета потерял своего коня, а также одного дружинника — старый кабан, распорол бедного Бадканана «от мудей до глотки». Стадо перебили, не дав ни одной свинье уйти, поэтому вместо оленины на ужин была свинина. Эта история учит, что надо хорошо разведывать охотничьи угодья и не шарить по ним так, словно ты у себя дома.
Когда трапеза была закончена, гунны вытерли руки хлопковой тряпкой, (2) поданной Тиудигото, что являлось гуннской традицией — так у них намекают гостям, что пора уже и восвояси. И чем дороже материал тряпки, тем больше уважения к гостям от хозяина. Хлопковая тряпка свидетельствовала, что Зевта проявляет неподдельное уважение к Руа и Мундзуку, потому что хлопок — это товар из державы Сасанидов, поэтому в такой глуши его встретишь не каждый день и уж точно не подашь его прохожим каликам на вытирание рук.
Руа благосклонно кивнул Тиудигото, показывая, что оценил выказанное уважение, после чего передал тряпку хозяину дома. Зевта вытер руки, после чего передал тряпку Мундзуку, а тот, обтерев руки от жира, передал её Эйриху. В иерархии важности в доме Эйрих, в любом случае, получил бы тряпку последним, потому что это дом отца, а он просто сын, даже не старший, пусть и давно уже ставший взрослым мужем.