– Суп с котом, – оборвал ее я. – Понял я все.

– Саша, вы не пара были друг другу, – неожиданно мягко сказала Полина Олеговна. – Не в том смысле, что ты хуже или глупее, чем она. Или – рожей не вышел. Нет. Просто не вышло бы у вас ничего, понимаешь? Не половинки вы, прости за банальность. А сейчас ты вообще стал одним из тех, кто ходит под Луной. Что бы это была за жизнь?

– Наша, – резко произнес я. – Это была бы наша жизнь. Может, вы и правы, ничего у нас не вышло бы. Но это мы должны были понять сами.

– Она моя дочь, – голос моей бывшей тещи похолодел. – И я буду решать ее судьбу.

– Конечно, – покивал я. – С этим вы отлично справляетесь. И две жизни проживаете – свою и ее. Вот только жалко, что Светка так и не сможет понять, какая она, её настоящая жизнь. Ладно, что из пустого в порожнее переливать, было и прошло.

– Верно, – одобрила мои слова Полина Олеговна, чуть ли не впервые в жизни. – Так и есть. Все давно прогорело, даже золы не осталось. Давай просто попрощаемся и пойдем каждый своей дорогой. А еще лучше – забудем, что вообще виделись.

– Хорошая мысль, – одобрил я ее слова. – Но на тот случай, если к вам память вернется, скажу так – коли сунетесь ко мне, то не обессудьте, нож пущу в ход без сомнений. Я вашу сестру знаю, сталкивался уже, вам доверия нет. Не конкретно вам, а ведьмам вообще. Так своим остальным и передайте.

– Саш, да не говори ты глупости, – всплеснула руками Полина Олеговна. – Каким остальным? У нас тут только я да Жанна Петровна. Ну, помнишь, с «Ландышевой» такая милая женщина?

Жанну Петровну я помнил. И еще раз поразился, как они ловко маскируются. Там же старушка – божий одуванчик. Тихая, спокойная, цветник у нее еще огромный, на весь наш СНТ известный. И на тебе – она тоже из этого племени.

– Мы никуда не лезем, мы никому не вредим, мы просто живем с тем, что нам досталось, – продолжала Полина Олеговна свои речи, причем это звучало так, будто она меня в чем-то хотела убедить. – Молоко у коров не сцеживаем, зла не творим, на шабаши не летаем. Мы даже в сорок не оборачиваемся, не умеем, не дано нам этого. Да нам ничего такого и не надо, что она, что я хотим свой век спокойно дожить и легко умереть, не думая, кому свои грехи передать. За мной только одно и водится – иногда у молоденьких девушек, что ко мне гадать ходят, отщипну по крупинке молодости для себя – и все. По крупинке, Саша, не больше.

Теперь понятно, отчего она всегда так хорошо выглядит.

– Да мне все равно, – ответил я ей. – Мое дело предупредить.

– Но забавно получилось, – Полина Олеговна поправила волосы. – Саша Смолин, мой бывший зять, оказался ведьмаком. Кто бы мог подумать?

– Зато у меня почти с самого начала не было сомнений в вашей сущности, – я криво улыбнулся. – Простите, что повторяюсь.

Полина Олеговна что-то хотела сказать, но не успела – скрипнула калитка у моего дома, и я услышал голос мамы:

– Саша, это ты там? Ты где пропал? Я места себе не нахожу!

– Лен, это я его задержала, – подала голос Полина Олеговна, глядя мне в глаза. – Сейчас он идет уже.

– Здравствуй, Полина, – отозвалась мама. – Чего не заходишь совсем? Ладно, эти двое дурачков, не смогли они счастье свое сберечь. Нам-то с тобой что делить?

По дороге прошуршали легкие шаги, и мама подошла к нам.

– Да все как-то, – Полина Олеговна вздохнула, показывая, как нелегка ее жизнь. – То одно, то другое,

– Как Светочка? – спросила у нее мама, как видно, уже забыв свои слова о том, что «она все еще одна», которые были мне сказаны с утра. – Как она там?

– Хорошо, – степенно ответила бывшая теща.

Дальше я слушать не стал.

– До свидания, тетя Полина, – сказал я ей, выдал улыбку и пошел к дому.

Привета Светке я передать не попросил. И ни к чему это, да и не дойдет он до нее. Не станет она моей бывшей обо мне даже напоминать.

Но хорошего настроения как не бывало. Всколыхнула эта встреча в душе что-то тягучее, забытое, вроде давно заросшее бурьяном. Хотя – что удивляться? Здесь ведь когда-то все у нас со Светкой и началось, вот в такие же теплые ночи. Звездное небо, шелест листвы недальнего леса, приглушенные голоса, ее мягкие губы… Стоит ли удивляться, что снова начало саднить где-то там, в глубине то, чего, казалось, уже и нет вовсе.

Да еще добавилось осознание того, что не сами мы, выходит, ошибок наделали. Помогли нам. А это ведь совсем же другое дело.

В результате я шустро накатил с батей пару рюмок водки, вручил ему лукошко с грибами и пошел спать в свою мансарду.

Но нож воткнуть в притолоку комнаты не забыл. Не худо бы над порогом дома, но тогда его углядит мама. Это ни к чему.

Впрочем, я Полине Олеговне поверил. Похоже все это на правду. И Нифонтов тогда говорил, что не все ведьмы даже знают, что они ведьмы. Эта знает, но все равно предпочла простую человеческую жизнь.

А утром, чуть свет, я уехал в Москву. Нет, это не был побег от себя, просто решил не терять целый день. Плюс мне вспомнился ужас маминых сборов перед отъездом с дачи, когда она гоняет всех по дому со словами: «Ну хоть бы раз по-людски собраться и уехать».

И наконец – надо же узнать, поймали подъездные удава в подвале или нет?

– Вот тогда он ка-а-ак хвостом махнет! – взахлеб рассказывал мне Родька, размахивая мохнатыми лапками и чуть не снося со стола стаканы с квасом. – И Кузьмича ка-а-а-ак о стенку треснет! Тот даже охнуть не успел.

– Так и было, – степенно подтвердил Вавила Силыч. – Опять Кузьмичу не повезло. И в первый раз ему досталось, и теперь. Но ничего, схомутали гадину.

Когда я приехал домой, эта парочка сидела за столом, распивая двухлитровую баклажку кваса, которую откуда-то припер подъездный. Насколько я понял, так они праздновали свою победу над зловредным пресмыкающимся и сдержанно, по-мужски, хвалили друг друга, преуменьшая свои заслуги и отдавая пальму первенства собеседнику.

– Первую помощь-то ему оказали? – обеспокоился я о судьбе незнакомого мне невезучего Кузьмича.

– Само собой, – заверил меня Вавила Силыч. – А как же.

– А вообще – не такой он и страшный, этот удав, – заявил мне Родька, ополовинив стакан с пенным напитком и потерев нос, в который, похоже, ударили газы. – Я вот как-то давно в болотах на полоза наткнулся, когда туда по клюкву ходил с тогдашним хозяином – вот тот да, тот очень страхолюдный. И поздоровее будет, в смысле – подлиннее.

– Ну ты просто сетчатого питона не видел, – резонно заметил я. – Боюсь, перед ним и полоз спасует. Да и анаконды вроде тоже длиной в два этажа бывают.

– А они на золото навести могут, эти твои анаконды? – со скрытым превосходством поинтересовался Родька. – Или в молодца перекинуться и девку под землю увести, чтобы там ее, значит, того? Вот то-то. Наш полоз – он не прост. А эти – просто змеюки безмозглые.

Читал я про этого полоза. У Бажова или еще где. Вот только в наших местах данное диво не водится вроде, он то ли в Сибири, то ли на Урале обитает. Помотало Родьку по стране, однако.

– Еще он очень тяжелый был, – Вавила Силыч допил стакан и наполнил его снова. – Пока до четырнадцатого дома дотащили, все умаялись. Ну это ладно. У тебя-то как? Нашел чего?

– А как же, – я достал из кармана полтинник и крутанул его на столе. – Вот, целую одну монету.

Родька цапнул денежку, остановив ее кружение, куснул ее и сказал подъездному:

– Серебро. С примесями, но настоящее.

– Негусто, – заметил Вавила Силыч лукаво.

– Да, – поддержал его мой помощник. – Хозяин, а чего так мало? Всего одна денежка?

– И её хватит, – потрепал его по голове я. – Не все надо брать, что в земле лежит. И вообще, жадность – плохое чувство.

– Меня послушал, сам додумался или еще кто подсказал? – проницательно спросил подъездный.

– Всего понемногу, – не стал скрывать я.

А после рассказал им о том, что случилось со мной накануне.

– Зря от перстня отказался, – дослушав меня, практично заметил Родька. – Аметист – хороший камень, особенно если чистый, с ним много чего интересного сделать можно. И в земле он полежал, это очень хорошо. Изумруд – тот в земле силу свою теряет, не любит ее. А аметист наоборот.