Но то раньше, а сейчас… Нет, выпить не хочется и себя жалеть тоже не тянет. Просто зафиксировал происходящее – и на этом все.
Пока все.
– Так, гостинец мы Хозяину заказали, – Нифонтов налил себе в чашку чая, который нам принесла официантка. – Как правило, именно это всегда серьезная проблема. Так вот на кладбище, бывало, припрешься, а чем его одаривать – непонятно. Как-то раз в ход конфету пустили, не было больше ничего.
– Принял? – спросил я.
– Но долго ругался на то, что люди стали невероятно жадные, а он слишком добр к ним, – Нифонтов отхлебнул чая. – К нам, значит. Так челюстями скрипел, так буркалами своими вертел – ужас просто.
– Слушай, а какой он, местный Хозяин? – поинтересовался я у него. – Надо же знать, чего ожидать.
– Понятия не имею, – оперативник двумя пальчиками взял пахлаву, истекающую то ли медом, то ли сахарным сиропом, понюхал ее и даже зажмурился от удовольствия. – Я с ним не знаком.
– Вот сейчас не понял, – опешил я. – А как же тогда?
– На машине, – Нифонтов откусил от восточной сладости маленький кусочек, и я понял, что в данный момент созерцаю великую редкость – полностью довольного жизнью человека. – А потом пешком.
– То есть это все не шутка? – мое мнение о повторной прогулке на кладбище снова накренилось в сторону «Надо ли?». – Ты на самом деле с ним раньше не общался?
– С этим – нет, – оперативник был невозмутим, это даже начинало немного бесить. – Хотя кое-что про него слышал. Все-таки одно из старейших кладбищ Москвы, его Хозяин фигура серьезная.
– И? – поторопил его я.
– Ничем от других не отличается, – Нифонтов подлил себе чаю. – Все те же властность, надменность, упрямство. Классический набор качеств, свойственных Хозяевам кладбищ. Плюс следует учитывать его возраст, он давно не мальчишка. Смешно сказал, знаю. О, а вот и счет. Я заплачу.
К кладбищу мы подъехали уже в сумерках, причем не к тому входу, через который его покинули пару часов назад, а к другому, поскромнее. Здесь не было большой вывески, вида на крематорий, автобусного круга и просторной аллеи.
– Нам нужно попасть к старым захоронениям, – пояснил мне Нифонтов. – Отсюда до них поближе будет. Чего впустую ноги бить?
Часы посещений уже закончились, на кладбище никого не пускали, но, несмотря на это, внутрь мы попали без особых сложностей. Просто небольшие ворота были чуть приоткрыты, а внутри, под неярким светом фонарей, суетился десяток азиатов, которыми командовал бородатый немолодой мужчина. Надо думать, завершали день сегодняшний и готовились к завтрашнему.
Завидев нас, он оторвался от созерцания процессов подметания и выброса мешков с мусором, выставил бороду вперед и прищурил глаз.
– Куда? – рыкнул он басом. – Завтра приходите, граждане.
– Завтра будет завтра, – Нифонтов привычным движением развернул удостоверение. – Нам сегодня надо.
– Стой, не убирай, – потребовал бородач, внимательно изучил удостоверение, тщательно сверив фотографию с оригиналом. Он даже вынул из кармана миниатюрный, но очень яркий фонарик, которым подсветил сначала красную книжечку, а потом лицо Николая. – Вроде нормально. Поймите правильно, дело такое.
– О чем речь, – с ноткой уважения произнес оперативник. – Так и надо. Что, шастают разные?
– Не то слово, – кладбищенский служитель достал из кармана сигареты и зажигалку. – Гонять устали. Цветочники, «обходчики», готы, сатанисты, просто психи. Зимой-то поспокойнее, зимой холодно, им это не нравится. Но летом – это что-то. Фарух, куда ты мешок с песком понес? Вон Азамат посыпает дорожку, к нему тащи!
– А кто такие «обходчики»? – заинтересовался я.
– Алкаши, – рокотнул бородач. – Люди приходят, близких поминают, стаканчик им наливают и на могилке оставляют. А «обходчики» его потом выпивают. Дело, в принципе, не страшное, где-то даже хорошее, вроде как помин души. Но какие же у них за территории войны бушуют при этом! Все делят, участки, кому с какого урожай снимать, морды друг другу бьют, коалиции основывают. А мы их гоняем, да все без толку. Иные же, которые и у нас, и у своих в «черном» списке, вообще приспособились по ночам шастать.
– Всюду жизнь, – философски заметил Николай. – Даже на кладбище.
– У нас тут ее хоть отбавляй, – хохотнул бородач. – И тут, и там.
Он сначала показал на своих рабочих, а после на темную аллею, за которой начинались владения мертвых.
– При воротах кого оставляете? – уточнил Нифонтов. – Мы тут до утра бродить не станем, через часок-другой обратно пойдем. Выпустят нас?
– А как же, – кладбищенский служитель утвердительно мотнул бородой. – И здесь есть дежурный, и на том выходе тоже.
Казалось, он совершенно не удивился тому, что нас за каким-то лешим несет побродить ночью среди могил. А может, и на самом деле не удивился. Место у него такое, что ко всему привыкнуть можно.
Нифонтов выслушал его, кивнул, после помолчал секунд пять, изучающе глядя на собеседника, а после спросил:
– А сухого дерева тут нигде нет? Очень старого, которое спиливать никак нельзя?
– Вот, – удовлетворенно произнес бородач. – Так и знал. Есть у меня дар предвидения. А жена все смеется надо мной, «чудиком» называет. Вы, стало быть, к нему? Ну не знаю, не знаю, я бы поостерегся. Сегодня на той стороне кладбища человека на куски… А-а-а-а-а! Вы, значит, по этому поводу?
– Именно, – веско сказал Нифонтов. – Куда нам?
– Вон туда, – бородач махнул рукой, указывая направление. – За пятым рядом начнется аллея, идите по ней. А дальше вообще все просто, топайте себе по указателям «к новой территории», где они кончатся, будет граница старого и нового кладбища. Там это дерево и растет. Его не пропустишь. Свет-то взяли?
– А как же, – Николай достал из кармана небольшой «маглайтовский» фонарик.
– Вижу, вы ребята опытные, – хлопнул его по плечу бородач. – Ровнин еще работает?
– Куда он денется, – теперь уже Николай с уважением глянул на собеседника. – Начальник наш.
– Хороший мужик, надежный, – веско сказал кладбищенский служитель и рявкнул, заставив меня подпрыгнуть на месте: – Алик, мать твою, что опять у тебя случилось? Что «тележке побежаль»?
Поняв, что на этом беседа закончена, мы двинулись в указанном направлении, оставив позади и суетящихся работяг, и их проницательного начальника.
– Такие, как он, иногда о некоторых вопросах знают побольше, чем такие, как я, – мудрено изрек Николай, подсвечивая дорогу. – Но оно и понятно – поработай с его в подобном месте, всякого насмотришься. Надо же, он с Ровниным знаком. Выходит, он его еще в «операх» застал. Георгиевич сейчас сам редко куда выезжает, все больше в конторе сидит.
– Слушай, а чего ты Женьку с собой сегодня не взял? – задал я наконец ему вопрос, который давно вертелся у меня в голове.
– Да она на неделю из Москвы свинтила, – объяснил мне оперативник. – В отпуск. Домой поехала, у нее мама приболела. Дел у нас, понятно, как грязи, но мама – это святое. Как не отпустить? А что, соскучился без нее?
– Да нет, – отчего-то смутился я. – С чего бы? Я ее и видел два раза всего.
– На Мезенцеву многие западают, – Николай повернулся ко мне и вроде как подмигнул. – Сама рыжая, глаза зеленые, кожа белая, и фигурой ее бог не обидел, так что ничего стыдного тут нет. Правда, и с шансами у тебя не ахти как дело обстоит. Она на работе повернута, та ей все заменила – и личную жизнь, и прочее. Два года с ней работаю, ни разу не видел, чтобы она с кем-то что-то крутила. Хотя, ради правды, не всякий ее и выдержит, там характер такой, что всех святых из дома выноси. Я ее поначалу еле терпел, если честно. Один раз чуть не убил даже. А потом ничего, сдружились, если это можно так назвать.
Вот так, беседуя, мы шли по дорожкам и аллейкам кладбища. Не скажу, что здесь было сильно темно – на перекрестках стояли фонари из новомодных, те, что на солнечных батареях. Света они давали немного, но достаточно для того, чтобы не ощущать себя затерянным во мраке.