— Что значит обмануть судьбу? — удивилась Лара.

— Наш Тёмный мир — всего лишь сырьевой придаток счастливого Светлого мира. Все ваши корольки — ставленники парламента светломирцев, все ваши войны, на которых вы гибнете, — лишь передел местечковых сфер влияния. Псы дерутся за то, кто будет подносить хозяину тапки. Желтоглазый достиг своего предела по культивации и уже ошибся, что за ним идёт легендарный зверь. А всё потому, что нельзя нарушать закон сфер, как и взламывать залы Стенаний, хотя тут он, конечно, сыграл нам на руку.

— А что будет, если он нас нагонит? Я слышал его имя. Его зовут Ящер?

— Схема та же, Райс. Тебя убьют, скормят твой артефакт кому побольше, чтобы, откормив его, скормить бедолагу кому-то еще, а уже того поглотить. Как я услышал из твоего сна, весь Тёмный мир работает на прокачку этого самого мага.

— Звучит так, как будто мы обречены, — произнесла Лара, отчасти подтверждая мои опасения.

— За ним идут сельтары, за ним идёт легендарный зверь, так что еще не факт. Но отвечая на твой вопрос, Райс, я скажу тебе, что если мы это всё не остановим, если мы не прокачаем тебя до уровня, когда ты сможешь взять меч Серафима, то в нашем Тёмном мире навсегда будут темные времена. С ловлей колдунов и тех, кто имеет артефакты, с бессмысленными войнами, с серостью и угольной пылью. Наш мир добывает достаточно ресурсов, чтобы жить свободно и счастливо, нужно лишь отсечь мечом Серафима поганые руки светломирцев от нашей земли.

— Я в деле! — поднял кулак Блик.

— Вон шут уже за нас… — протянул император — Теперь дело за двумя избранными.

— Что мы должны делать? — спросил я.

— Для начала сядьте поудобнее и синхронизируйте дыхание. И сфера даст вам командное испытание!

Мы сели прямо на теплую траву. Наши спины были выпрямлены, руки сложены на коленях. Тень Зэра начала методично считать, а Шут повторял его слова для Лары:

— Три, два, оди-и-и-и-и-и-и-и-и-ин…

Голос Блика растянулся и зарезонировал в унисон с землёй, воздухом, со всем миром…

Мы очутились на залитых зелёным цветом сопках. Вверху сияло голубое небо, а вокруг властвовал теплый ласковый ветер, будто где-то неподалеку был водоём, насыщающий воздух влагой.

Мы с Ларой посмотрели на друг друга и на невысокого худощавого парня с едва проклюнувшимся пушком усов и бороды, одетого в цветную шутовскую одежду. На нем были даже классический колпак с бубенцами и туфли с заостренными носками.

— О, мой реальный облик! — воодушевился Блик, но тут же его взгляд погрустнел: — Таким я себя помню. Таким я и умер.

— Ничего себе! — проговорила Лара. — Где это мы?

— Я ж рассказывал! Мы внутри сферы жизни! — наигранно разведя руки в стороны улыбнулся шут.

— Я-то думала… — Лара замялась. — Я надеялась, что это всё не по-настоящему, что это лишь твоя болезнь, Райс.

— Это дар, — поправил я. — Кстати, Блик, ты что тут делаешь?

— Я? — промямлил шут — Я тоже хочу дар, я тоже хочу быть воином, или хилером, или магом.

— Чего вдруг? Я думал, тебе нравится быть шутом при дворе.

— Вот именно, Райс, при дворе, а двора-то нет давно. Ты да она — вот и весь двор, — он кивнул на Лару. — Шут — это актер, а видели, как меня публика в деревне восприняла? И в последнее время я больше переводчик, чем шут.

— Тебя Зэр не заругает? — уточнил я.

— Может и да, но испытание я всё равно пройду, ну или завалю. Не могу я больше быть как не пришей кобыле хвост, — выдохнул Блик. — Ну где тут испытание проходить?

— Не знаю. Я тут тоже в первый раз. Сфера должна подать какой-то знак…

Под непрекращающийся звон колокольчиков мы шли куда глаза глядят, взбираясь на сопки и спускаясь вниз. Казалось, им не было конца и края.

— Смотрите! — вдруг закричал Блик, указывая вправо. Там, где ещё секунду назад было пусто, чернокрылые ястребы пикировали куда-то в низину и возносились снова в голубые небеса. Их было так много, что глаз не успевал сосчитать.

Блик сорвался на бег, стремясь быть первым. Следом за ним побежал и я, приглашая взглядом Лару.

Через полминуты мы достигли впадины. Тут из-под земли бил ключ, у которого в низкой траве паслась стая крупных ежей. Именно их и атаковали хищники. Ежи прятались, сворачиваясь в клубки, но птицы клевали их, когда они пытались уползти, в незащищенные места. Несколько ежат уже истекали кровью и не могли защищаться.

— Эй! Что вы делаете, тупые птицы! — завопил Блик и вбежал в центр побоища, размахивая руками. Несколько ястребов снова поднялись в воздух.

— Это эволюция, выживает сильнейший, — сообщила мне Лара. — Птицам надо кого-то есть.

— Это не настоящие птицы и не настоящие ежи. Это твоё испытание на твой первый артефакт! — одернул я её, заглянув в глаза девушки.

Лара не шевелилась, пока птицы не принялись клевать Блика. Один ястреб спикировал прямо в лоб шуту, опрокинув парня на землю, и лишь когда девушка увидела рваную рану на лбу неудачливого спасителя, она пришла в себя и бросилась на помощь.

Ускорился и я, вспоминая прыжок с ударом ногой моего первого противника Глаза. Я оттолкнулся от вершины сопки и, раскинув руки, устремился вниз.

Это был полёт-падение, однако, подхваченный ветром, я выпрямил ногу в сторону налетающих на шута птиц, врезавшись в самую их гущу.

Они отпрянули, воспарив, и превратились в чёрный хоровод. Вообще-то ястребы в дикой природе так себя не ведут, но мало ли что причудится в сфере? Блик и Лара были полностью поглощены событием, которое испытывало их, и любые увещевания извне были для них недоступны. Только лишь — личная воля, личные поступки, мотивация…

— Стой, я наложу повязку! — сообщила девушка шуту, сунувшись в подсумок и доставая оттуда бинты и травы.

— Дурацкие летучие твари! — кричал Блик и пинал воду в ручье, пытаясь брызгами напугать бестий.

Я встал в центре, в то время когда птицы выныривали из небесного хоровода и поодиночке устремлялись в нашу сторону.

“Дуновение росы”, - мелькнуло у меня в голове. — “Дыхание ручья”, - пришло ему на смену. Я вспомнил, как сражался с младшим из братьев у моста и пропускал молниеносные удары серию за серией.

Тяжёлый выпад попал по первой птице, проломив ей в полете грудину. Не знаю, вожак это был или нет, но его клюв, уже измазанный кровью ежей, широко раскрылся, и из него на землю к моим ногам выпал бронзовый браслет, будто сотканный из ежовых иголок.

— Надевай, Блик! — крикнул я шуту, но он продолжал тупо отмахиваться от птиц, постоянно мешая Ларе наматывать на его голову повязку. — Надевай или останешься шутом навсегда!

Это подействовало. Голубые глаза Блика вдруг обрели осмысленное выражение, а зрачок сузился, как при ярком свете. Он кинулся мне под ноги, будто он сам был хищником и охотился за чем-то внизу. Его рука приняла браслет, и тут же по телу легонько пробежали бронзовые молнии. Тут его нагнала Лара и, прижав окровавленную голову к груди, наконец-то затянула бантик повязки.

Птицы пикировали еще трижды одна за одной, но я разогнал свои руки до скорости свистящего, рассекаемого ими воздуха, отвешивая лёгкие, но ощутимые для пернатых тел тычки кулаками.

Блик, словно одержимый, прыгнул к водоему и, зачерпнув оттуда пригоршню воды, бросил её в птиц. Бесполезное на мой взгляд действие обрело смысл, когда водяной шар мало того что не распался, а вскипев, полетел пылающей сферой вверх и глухо хлопнул в центре небесного хоровода.

Птицы рассредоточились. Круг превратился в хаотичную тучу, однако теперь за воздухом следил не только я один, но и шут.

Я бил, быстро перемещаясь и стараясь прикрывать Блика и Лару. Шут же зачёрпывал то грязь, то камни, бросал их в бестий, и каждый раз брошенное вспыхивало огнём, превращаясь в разрывные ядра.

Писк из-под ног заставил поглядеть вниз. Один из ежат был совсем плох: пузо вывернуло наизнанку, а из рваной раны по невысокой траве волочились внутренности.

Девушка упала на колени и, подхватив его, принялась промывать рану и трубки кишок в ключевой воде. На удивление ежонок не сопротивлялся и хладнокровно смотрел на Лару, сверкая бронзовым оттенком глаз. Теперь он напоминал клубок и, казалось, мог катиться по дороге, не используя лапы.