ГЛАВА 40

Тревис пылал в огне.

Мир должен полыхать яркими красками, но почему-то оставался каким-то душным и темным. Его ноги и руки, все тело было опутано куском жаркой черной тряпки. Тревису казалось, будто он лежит в склепе с каменными стенами, где темно и совсем нет места. Как он сюда попал?

Руки. Да, конечно. Из темноты протянулись руки и сорвали с него одежду. Его протащили по какой-то жиже, безжалостно трясли и пихали, потом все тело пронзили тысячи огненных иголок, которые медленно и неуклонно проникали в суставы, кости, в самую глубь его существа. Но вот они перестали двигаться, и он оказался здесь, в кромешном мраке крошечного склепа. Руки завернули его в саван, сотканный из теней, и пламя тут же набросилось на его тело.

Неужели они решили, что он умер, и положили его на погребальный костер? Нужно закричать, чтобы они поняли, что совершают страшную ошибку, но от невыносимого жара склеились губы. Вот сейчас начнут плавиться кости, разорвутся сухожилия. Его сожгут заживо.

— Мастер Уайлдер?

Из пламени вырвался громоподобный голос, произнес понятные слова.

— Мастер Уайлдер, вы меня слышите? Попытайтесь кивнуть, если вы понимаете, что я говорю.

Голос звучал сурово, но в нем слышалось сочувствие. Тревис ужасно хотел сделать то, о чем его просили, но огненные руки обхватили его тело, не давая пошевелиться.

— Вы знаете, чем он болен?

Теперь звучал другой голос. Какой-то гладенький, с легким пришепетыванием, но одновременно и более резкий.

— Я не до конца уверен. Но его тело страдает от жестокой лихорадки. Мастер Эрион произнес много рун охлаждения, но, боюсь, они не слишком помогли.

— Может быть, огненная болезнь?

— Клянусь Олригом! Не смей произносить этого вслух. Он прибыл к нам издалека — при чем здесь огненная болезнь?

— Простите меня, Гроссмейстер. Просто я слышал, что она начинается именно так. Однако вы правы. Болезнь не могла добраться до того места, откуда он к нам прибыл.

Мягкий голос звучал смиренно, но сомнение в нем все равно слышалось. Тот, кого назвали Гроссмейстером, ответил лишь тяжелым вздохом.

Тревис хотел сказать им, что они ошибаются, что болезнь, о которой они говорят, уже добралась до его мира. Он попытался открыть глаза, но не знал, удалось ли ему это. А в следующее мгновение ему показалось, будто алый огонь пронзил его мозг. Тревис отшатнулся и снова погрузился в темноту. Однако прежде чем свет исчез, он различил тень. Нет, не тень. Человека с умными голубыми глазами и белой бородкой. Джек? Может быть, Джек пришел, чтобы спасти его из огня?

Голоса начали постепенно стихать.

— Мастер Уайлдер?

— Ничего не получится, Гроссмейстер. Он вас не слышит.

— Вы ошибаетесь, мастер Ларад. Разве вы не видели? Он открыл глаза — на одно короткое мгновение, но я видел.

— Если вы так говорите, значит…

Голоса стихли, точно дым, развеянный порывом ветра, и Тревиса снова окружил оглушительный рев.

Прошло довольно много времени, прежде чем он пришел в себя. Он лежал неподвижно, прислушиваясь, но до него не доносилось ни единого звука, однако тишина успокаивала исстрадавшуюся душу. Может быть, огонь все-таки его пожрал? Если так чувствует себя человек, когда умрет, — хорошо. Это значительно лучше, чем переход от жизни к смерти. В склепе стало прохладнее, со всех сторон струился мягкий серебристый свет.

Тревис услышал шорох и повернул голову. То, что он наделен способностью видеть, на мгновение поразило его, поскольку он не помнил, как открыл глаза.

Впрочем, видел Тревис совсем немного. Даже от такого приглушенного света казалось, будто в глаза впиваются острые осколки стекла. Сам склеп представлялся ему серым пятном, хотя Тревис разглядел стены, наверное, каменные, и понял, что лежит на чем-то вроде кровати или носилок. Он моргнул и сумел увидеть еще один предмет.

Сначала Тревис решил, что в склепе один из двух мужчин, которые пытались с ним разговаривать, но чутье подсказало ему, что это не так. Сидевший на стуле юноша с широкоскулым, простым лицом без бороды показался Тревису невысоким, но его сильные плечи и руки производили впечатление. Он был одет в темно-коричневый балахон, и Тревис удивился. Почему не серый?

Незнакомец улыбнулся — смущенно и одновременно успокаивающе. Видимо, он видел, что Тревис пошевелился, поскольку встал и исчез из поля зрения. Тревиса охватила паника, но уже через несколько секунд юноша появился с чашкой в руке, и Тревис уловил запах холодной воды.

Сколько времени прошло с тех пор, как он пил в последний раз? Тревис попытался пошевелить языком, но тот не желал слушаться. Незнакомец опустился на колени около кровати, просунул сильную руку ему под шею и приподнял голову. Тревис попытался сделать глоток, но вода пролилась на подбородок и грудь. Впрочем, немного все-таки попало в рот, и он почувствовал металлический привкус. Юноша снова опустил его на кровать.

Жемчужный свет покидал комнату, не в силах устоять перед натиском мрака. Тревис понял, что у него почти не осталось времени.

Где я?

Но вопрос прозвучал лишь в его сознании. Нет, так не годится. Тревис заставил непослушные сухие губы шевелиться.

— Где?..

На сей раз он не сомневался, что сумел произнести одно слово. Однако незнакомец лишь покачал головой, снова улыбнулся и приложил палец к губам. Затем поставил чашку и погладил Тревиса по руке.

Тревис попытался снова заговорить, но у него не осталось сил, и он начал медленно падать в черную пропасть. Его лба коснулось что-то влажное и холодное, а потом свет превратился в малюсенькую точку, размером с булавочную головку, и исчез.

После этого его мир то погружался во мрак, то вновь выплывал на поверхность, залитую ярким светом, совсем как в черно-белом кино. Временами он видел образы: снова человек в коричневом балахоне, пустой стул, каменная стена, какие-то люди в более светлых одеяниях стоят и о чем-то спорят. Как-то раз над ним склонились две фигуры, окруженные сиянием, похожие на эльфов: один зеленовато-серебристый, а другой — лазурно-золотой. Тревису показалось, что холодная рука прикоснулась к его лбу.

Держись за жизнь, дорогой. Нам нужно уходить, но мы скоро вернемся.

Так сказал золотой эльф.

Потом перед глазами у него заклубился туман, и все исчезло. Довольно долго он не видел никакого света и решил, что наступил конец, и больше ничего не будет. Но огонь запылал снова, и Тревис понял, что его ждут новые страдания. Но на этот раз огонь нервничал, словно отчаянно хотел его сжечь, превратить в горстку пепла. Когда пламя набрало силу, пришли галлюцинации: тени, потом руки, которые тянулись к нему, пытались схватить, мужское лицо, искривленное в злобной усмешке, и произнесенное шепотом слово — кронд.

— Убирайтесь отсюда! — крикнул кто-то.

Тревис сразу понял, что кричит он сам, но он не имел никакой власти над своим собственным голосом.

— Олриг помоги нам, он весь горит. Сделайте же что-нибудь, мастер Эрион!

— Я не в силах ему помочь, Гроссмейстер.

— Никто из нас не в силах ему помочь. Теперь многое стало нам не под силу. Даже Олриг ничего не может для нас сделать.

Значит, конец близок. В последний раз обжигающий мрак накрыл Тревиса, окутав его складками черного, тлеющего савана. И он все понял. Начались превращения.

Пламя превратило его тело в жесткий раскаленный прут. Он выгнул спину, откинул голову и выкрикнул чужие слова:

— Он пожрет вас!

А потом со всех сторон подступил огонь и превратил мир в пепел.

Темно.

Тихо.

Время уходит.

И вдруг — свет.

Тонкий серый луч прорезал мрак. Стал шире, когда Тревис открыл глаза.

Он заморгал, и свет начал пульсировать в такт сильной, но вполне терпимой боли, которая поселилась у него в голове. Тело ныло, словно его били камнями много дней подряд, но зато он чувствовал его под грубым одеялом и мог пошевелить пальцами рук и ног. Значит, они не сгорели.