Балашов покинул высокий кабинет в расстроенных чувствах. Еще до начала встречи с князем он выяснил, кем в действительности являлся рядовой Андрей Черновол. У главы даже успела сложиться очередная еще более изощренная версия. На этот раз она касалась происков клана Вагаевых по ослаблению Российской Империи. Однако князь Бельский отнесся к докладу главы Тайной канцелярии Тобольской губернии весьма скептически. Он велел Балашову не заниматься ерундой и оставил у себя собранные по делу материалы. Конечно же, вряд ли для отправки хотя бы в государственный архив. У князя имелся свой личный архив, где он хранил компроматы.

Покинув здание, Балашов прошел к автомобилю, плюхнулся на водительское место и задумался.

С одной стороны, он был согласен с князем. Если рассудить здраво, зачем главе богатого клана отправлять устраивать диверсии собственного еще совсем зеленого внука. С другой стороны, Балашов не понимал, почему парень не заявил о себе и предпочел выдержать пытки. При имеющемся раскладе это ему казалось совершеннейшей глупостью.

Или тут было что-то иное?

О том, что за определенную плату Бельский является покровителем клана Вагоевых, Балашов сразу понял. Он и сам служил покровителем для мелких родов. А уж если речь заходила о богатых семьях и тем более кланах, таких покровителей могло оказаться десяток.

Теперь у Балашова вспыхнула новая куда более грандиозная идея: что, если клан Вагаевых и князь Бельский действуют заодно в интересах, скажем, Священной Римской Империи или Империи Китая?

Что же касается внука, он действительно мог выполнять определенное задание. Потом бы его наградили званием героя. Он получил бы старт к восхождению по карьерной лестнице. Со званием героя Империи и с поддержкой богатого клана можно высоко взобраться. А взобравшись, таких дел накрутить!

Добудь железные доказательства, Балашов наплевал бы на субординацию. Минуя вышестоящие чины, он сразу пошел напрямую к Самому. И вот тогда от Его Императорского Величества можно было рассчитывать и на звезду героя Империи, и на полковника с перспективой скорого получения генерала, и на высокую должность в Москве. Да не где-нибудь, а в святая святых — в Особом отделе. Там уже можно было не думать ни о жаловании, ни о положении. Совершенно другой уровень.

Вот только в истории с внуком Вагаева не клеилось одно обстоятельство. А именно, грубая, совершенно топорная работа с чужими документами. Это непрофессиональный подход. Должны были все сделать так, что не подкопаешься. А здесь не успел он взяться за дело, и оно посыпалось.

Еще из непонятного можно было отметить признания парня. Балашов не понимал, зачем, будучи уже почти раскрытым, он начал представлять неким Артемом Волковым из Коврова, вместо того, чтобы опять же заявить о себе правду. Причем, рассказывая о себе, парень был очень даже убедительным. Роль сироты просто так не сыграешь.

Балашов взглянул на часы. Время приближалось к 11 утра. На сегодняшний рейс до Тобольска он уже не успеет. Теперь только завтра.

«А что если попробовать? Тут всего четыре часа ехать»

С этой мыслью он вынул из кармана смартфон, открыл ведомственный список, пробежался по нему и остановился на главе тайной канцелярии небольшого городка Ковров Владимирской губернии.

Трубку взяла секретарь приемной. Балашов представился и попросил соединить с начальником.

— Добрый день, коллега. Чем могу помочь? — раздался приветливый голос.

— Добрый. У меня к вам будет очень важная и очень срочная просьба. Нужно прямо сейчас пробить одного человека…

* **

За более чем месячное пребывание дома я всего один раз виделся с отцом, три раза с дядей, а вот с дедом — ни разу. Все потому что как только мы с Антоном Вениаминовичем вернулись в Пермь, я на неделю слег в медицинский центр. К моему появлению в усадьбе все уехали в Ниццу. Дядя и отец ненадолго приезжали домой только из-за срочных дел.

Мне тоже хотелось поехать на море. Хотя бы на выходные. Но дед распорядился безвылазно сидеть в усадьбе до конца лета. Это в наказание за проявленную мною чрезмерную самостоятельность и побег. Впрочем, я не остался в обиде. Если не считать моря, мне дали все, что я хотел.

С утра у меня проходили тренировки с Егором Яковлевичем. Потом наступал обед и примерно час отдыха. Данное время я посвящал созданию иллюзий. Это потому что на них расходовалось меньше Света. А когда картинка складывалась, она легко материализовывалась.

С приездом двух лекарей я приступал к следующей части тренировок — растрачивал в ноль Свет, а они мне его частично восстанавливали. Я снова обнулялся, и они снова меня восстанавливали.

Естественно, я не просто сжигал запасы силы. В эти моменты я занимался плетением кольчуги. За раз удавалось сплести совсем немного узелков. Однако, учитывая количество подходов, каждый день я существенно продвигался в плетении.

Два часа или чуть дольше и обессиленные лекари покидали усадьбу, а я отправлялся спать для того, чтобы к вечеру восстановиться и провести самостоятельную тренировку на спортплощадке. На этих занятиях я в основном оттачивал удары. Потом наступал ужин, и я снова занимался иллюзиями.

В дверь постучали. Мое очередное вечернее занятие по созданию картинок прервала гувернантка Прасковья.

— Зашла напомнить, завтра к обеду все возвращаются.

— Да, знаю. Отец еще вчера звонил.

Прасковья нахмурилась.

— Васька еще звонил. Сказал, Федор Гордеевич будет не в духе. Сразу вызовет вас к себе.

— И чего?

— Чего-чего, ругаться будет! Вот чего!

— Понятно, — ответил я без особого интереса.

Если бы хотел ругаться, дед приехал в медицинский центр, когда я там лечился. А спустя месяц это уже не ругань. Так, чисто ворчание будет.

Гувернантка вышла, и зазвонил смартфон. На экране вспыхнуло имя абонента — Эмили.

— Ну все, теперь нас трое. Встретили Сёму, — раздался бодрый голос девушки на фоне шума толпы.

Эмили и Ева сбежали из «Передовой» в тот же день. Им и придумывать особо ничего не пришлось. Всем вернувшимся с дотов дали грамоты, увольнительные на трое суток и по сто рублей. Вот они сразу и смылись в Москву.

Эмили пока не определилась, что ей делать в столице. Зато Ева нашла чем заняться. Она успела поступить в медицинское училище для осветленных. Правда, по очередным фиктивным документам. Так понял, это потому что у нее не было аттестата. То есть Ева даже не окончила школу.

— Как Сёма? — спросил я, хоть уже и знал, что в плане здоровья с ним все в порядке. Это если не считать внешность, поврежденные голосовые связки, ну и душевное состояние.

— Могло быть и хуже, — понизила голос до шепота Эмили. — В министерстве обороны его поставили на очередь. В лучшем случае до него доберутся лет через двадцать. В первую очередь квоты дают недееспособным и с ограниченными способностями. То есть тем, на кого распространяются пенсии. А Сёме инвалидность не дали. Сказали, руки-ноги есть — не положено. Завтра поедем по частным клиникам. Узнаем что по чем.

— Мне кажется, в Перми ему пластика обойдется дешевле.

— Да у него вообще нет денег. Он надеется тут заработать. Но я даже не знаю. Ты бы его видел — это тихий ужас. Сёме приходится ходить в маске. И с работой тут не очень. Платят конечно выше, чем в Перми, но попробуй устроиться. Везде требуют рекомендации. Без них возьмут, только если будет подходящая способность. А с его способностью он тут никому не нужен. Да и я со своими бесшумными взрывами.

— Ну почему же, пусть даст объявления. Скажем, у кого-то торжество и нужна хорошая погода. И тебе можно что-то придумать. Типа заниматься взрывами каких-нибудь построек под снос или еще что-то в этом роде. Нужно просто хорошенько подумать.

— Скорее на меня выйдет криминал, чем появится стоящее предложение, — с тяжестью вздохнула она. — Ну а ты скоро приедешь?