А вот это уже был нежелательный поворот. Задерживаться в этой дыре больше чем на день Берник не собирался.

— Ну хорошо. А где его найти? Он мне сегодня нужен.

— «Так… Так… Нет, сегодня точно никак. Сегодня Лизка заштопает Волкова, завтра утром еще подлатает. А раньше не успеет. Это уж точно», — судорожно проговорила в мыслях директриса.

— Давайте поступим следующим образом, — складывая ладони словно для молитвы, произносит директор, — я сейчас скажу мальчишкам, чтобы они его поискали. Будьте уверены, за сегодня они его обязательно найдут. Так что приходите завтра. Обещаю, он точно будет…

Ухватив мысленный диалог женщины и поняв, что она зачем-то водит его за нос, Берник не стал дальше слушать.

— Софья Львовна, боюсь, вы не так меня поняли. Я не из полиции. Позвольте представиться. Особый отдел тайной канцелярии из самой Москвы. Можно сказать, от самого Императора. Я вижу вас насквозь. Артем Волков где-то здесь. Ко мне его сейчас же. НЕМЕДЛЕННО!

На трясущихся ногах, с дребезжащим от страха голосом директриса болтала и болтала. В основном оправдывалась, конечно. Сильные мальчишки обижали слабых. Так происходит, в общем-то, везде. Из-за этого в большей степени и сбегали ее подопечные.

Чтобы меньше бегали, Софья Львовна придумала нехитрый способ. Она взяла в оборот более сильных ребят и через них вставляла нравоучения для остальных. Они же помогали ей, когда нужно было кого-нибудь выловить в городе.

Берник слушал ее и пытался понять, каким образом можно было издеваться над ребенком, который даже будучи без ног во что бы то ни стало, стремился отсюда сбежать.

Решетчатая дверь с навесным замком, за ней ступеньки вниз. Свет в подвале тусклый. На длинный проход всего две лампочки.

Директриса семенила первой. Владислав, озираясь по сторонам, шел за ней. Его воображение рисовала пыточную. Еще какие-то страсти.

Снова решетчатая дверь и снова навесной замок. Потянуло нечистотами.

Софья Львовна вошла в комнату и включила свет.

На матрасе, укрытый одеялом, сидел парень лет шестнадцати и щурился от яркого света. Под левым глазом свежий синяк, под правым уже почти заживший. Еще разбита губа. Снизу из-под одеяла торчали ноги. Они у него все-таки были. Рядом с парнем стояла бутылка с водой, а чуть дальше утка, полная вонючего «добра». Над головой парня виднелось еле заметное свечение. Он оказался первым осветленным, что ему попался в детском доме.

— Ну вот, видите, с ним все в порядке. Мы же не изверги. Никто над ним не издевался. Его только вчера в городе выловили.

— Артем Волков? — спросил Берник у парня.

— Д-да…

— С тобой все в порядке?

— В-вроде.

Опер развернулся к директрисе.

— Где там ваша Лизка или как там зовут вашего лекаря?

— Я сейчас… Сейчас прям вызову Елизавету.

— И принесите парню чего-нибудь перекусить.

— Да. Хорошо. Уже бегу.

— И уберите это, — указал Берник на грязную утку, продолжавшую источать смрад.

— Конечно.

Женщина подобрала с пола туалетный прибор и уже намеревалась покинуть комнату.

— Софья Львовна, скажите, то что у него с ногами, оно ведь лечится?

— Насколько знаю, подобные травмы поддаются лечению.

— Так почему он до сих пор инвалид?

— Очереди. Вы бы знали какие очереди на лечение.

— И сколько лет он ждет?

Женщина пожала плечами.

— Эм… Я в интернате всего третий год. Вероятно, заявку по Волкову отправляла предыдущий директор. Надо посмотреть личное дело.

— Меня уже отправляла на лечение Козева. Это бывшая директриса, — подал голос Артем. — Но я профукал свой шанс. В тот момент я был в бегах.

Берник снова бросил взгляд на парня.

«Неудачник. Типичный неудачник. Наверное, это врожденное», — мысленно заключил он.

— Софья Львовна, соберите во дворе ребят. Прямо сейчас соберите.

— Тех, кто его бил? — переспросила директриса и в шоке сглотнула, прекрасно понимая на кого начнут те показывать, стоит их только слегка прижать.

— Соберите всех. Раз вы не можете навести у себя порядок, придется разговаривать с детьми мне. ВЫПОЛНЯЙТЕ!

Голос заставил женщину с уткой в руке сорваться с места и нестись по темному проходу сломя голову. Она сама не могла объяснить, зачем бежала так быстро и почему настолько стремилась выполнить приказ. Что-то внутри гнало и гнало ее вперед.

— Ну-с и зачем ты все время сбегаешь? — задал вопрос парню Берник.

— Хочу опустить руки в скверну. Сбежать-то не проблема. Проблема найти скверну. Мне никто ее не дает.

— И правильно. Это же противозаконно.

— Знаю. Зато я смогу взять Огонь. С ним я смогу за себя постоять. Смогу изжарить всех этих козлов!

— Понятно. Я думал ты просто неудачник, а ты к тому же злой неудачник.

— Это еще почему? Что плохого, если я смогу убить тех, кто издевается над остальными? Их немного. Всего пятеро. Именно эти пятеро издеваются над всеми. Они забирают еду. Забирают вещи.

— Угу. Понимаю. Но, видишь ли, жизнь такова, что стоит убрать одних козлов, на их место приходят другие. Всегда будут те, кто захочет использовать других. Обычно это происходит с самыми сильными. Чувствуя превосходство, они начинают злоупотреблять. Так было всегда. С этим ничего не поделаешь.

— Я не буду. Уверяю вас — не буду!

— Хорошо, если так. Но вернемся к тому, для чего я здесь появился. Что ты можешь рассказать о своем приятеле Андрее Вагаеве?

— Чего?! — парень в недоумении округлил глаза.

Закончились занятия, и Смирнова спохватилась, вспомнила о неофициальном дресс-коде. Оказывается, в будние дни в их клубе принято появляться в смокинге, а его-то у меня не оказалось. Дабы не стать объектом насмешек, потому как в любом другом пиджаке появляться было не желательно, мне требовалось соответствовать принятому правилу. К тому же Лена сама вызвалась составить мне компанию в покупке обновки, быстро определившись, куда именно мы поедем.

До Никольского Пассажа мы добрались на автомобиле Смирновой. Она конечно пообещала, что после довезет меня до дома, но я счел с ее стороны это чрезмерным знаком внимания. Моей маленькой свите в виде охранника Василия и на этот раз уже нового водителя пришлось ехать за нами.

Едва мы вошли в старинное здание пассажа еще дореволюционной постройки, проронив: «О, новый, что ли?», Смирнова потянула меня в мебельный салон, плотно заставленный всевозможной интерьерной всячиной.

На цены лучше было не смотреть. Простенький канделябр на три свечи — 1200 рублей. Обычный стул — 2200. Почти такой же, но немного посолидней уже 3600.

Ого! Ну ничего себе траходром!

Взгляд утыкается в ценник.

«999.999»

Да вы охренели?!

— Кровать французского короля Людовика XIV. Редчайший образец, достойный лучших музеев, — подойдя ко мне, с придыханием произносит девушка-продавец.

— Ой, а у вас одно только старье? — смотря по сторонам, разочаровывается Смирнова. — А мне бы хотелось новое. Но обязательно чтобы в старом стиле.

Впереди стояли покупатели. Кажется, муж с женой преклонного возраста. Ими занимались вторая девушка-продавец и представительного вида высокий мужчина со старомодными седыми бакенбардами.

— Боже… О чем вы говорите?.. Что значит — старье?! — возмущается последний и решительно направился к нам. — Это, любезнейшая моя, АНТИКВАРИАТ! В моем салоне каждая вещь пронизана историей! На вот этой самой кровати лежал сам Людовик XIV, прозванный Королем-Солнце! На стульях, что позади вас, сидел его внук — последний король Франции Людовик XVI! Позже суд Конвента обвинил его в заговоре против свободы и казнил. Вы хотя бы имеете представление, что значит прикоснуться к истории? Что значит ею обладать?!

— Обладать историей… Угу… Заметьте, обладать чужой историей! — кинув пренебрежительный взгляд сначала на кровать, после на стулья, также эмоционально выпалила Лена. — Знаете, я живу в доме постройки конца восемнадцатого века. Его строил мой прапрадед. Я сплю на кровати, на которой спала еще моя прабабка. Каждый день я сижу за трюмо и смотрю в то же зеркало, что смотрела прабабка, потом смотрели бабка и моя мать. Кстати, сейчас на мне бабушкины серьги. В детстве она гостила у родственников в Твери, когда там в самом центре города появилась червоточина. Бабушка случайно коснулась правой сережки и, испачкав пальцы, заранее узнала о появлении скверны. Лишь благодаря этому она успела вовремя спрятаться от тварей и выжила. С того времени у нас в семье принято считать эти серьги счастливыми. Пусть они совершенно простые. Пусть в них нет ничего особенного. Но я не продам их даже если мне предложат миллион. И совсем не потому, что я считаю их счастливыми. А потому что они — это история МОЕЙ семьи. Они МОЯ история. Вы меня не совсем правильно поняли. Я не против истории. Скажу больше, я с радостью окружаю себя ею. Потому что она связана с моими предками. С моей семьей. Но окружать себя чужой историей у меня нет никакого желания. Если не осталось потомков, которым все эти вещи были бы дороги, если они с точки зрения исторического наследия неинтересны музеям, то это просто старье, которому место на помойке. Поверьте, уж лучше окружить себя новыми вещами с чистой энергетикой, не загаженной чьим-то прошлым.