– Ой, нет, Ильюшенька, – опечалилась Лена. – У мамы сердце, ей нельзя перегружаться и нервничать, а папа работает, ты же знаешь.

И Илья взорвался.

Он подскочил, стул отлетел к двери, стукнулся, издав громкий, неприятный звук дерева о стекло. Илья схватил пустую чашку, стоявшую перед ним на столе в ожидании обещанного чая, и с размаху запустил ее в стену. Чашка разбилась, оставив вмятину на стене, по всей кухне фонтаном разлетелись мелкие осколки.

– Так на х…я тогда это надо?! – заорал он. – На хрена мне жена, если в самую трудную, в самую тяжелую минуту она не хочет помочь?!

Лена перепугалась. Она никогда не видела его таким, поэтому притихла и смотрела на него перепуганными глазами.

– Ты что, действительно не понимаешь, что сейчас предаешь меня, нашу семью, Тимку?

В два больших шага он подлетел к холодильнику, открыл его и достал початую бутылку водки, стоявшую там с незапамятных времен. В доме никто не пил, и все давно позабыли, кто и по какому случаю ее купил. Илья шагнул к мойке, взял стакан, налил половину и, не морщась, одним махом, не ощущая ни вкуса, ни запаха, как воду, выпил.

– Это наша беда, наша, понимаешь? Одна на двоих! В нормальных семьях так бывает: горе и радость – все пополам!

– Чего ты орешь? – опомнилась Лена, стряхнув с себя первый неосознанный страх. – Чашками кидаешься, материшься! Что ты меня сволочью бессердечной выставляешь?! Я бабки зарабатываю, и не меньше твоего, между прочим! На что бы ты сейчас родителей лечил? На свои трехкопеечные зарплаты?!

Илья налил себе еще полстакана водки, выпил и посмотрел на нее таким взглядом исподлобья, что Лена замолчала на полуслове и попятилась спиной к выходу.

– Ты хочешь сказать, что я у тебя деньги брал, и в частности сейчас, когда случилась беда с родителями?

– Нет, нет, Ильюшенька, это я так, про будущие расходы! – лепетала испуганная Лена.

– Ты сейчас соберись и езжай к родителям ночевать, – охрипшим, чужим, страшным голосом произнес Адорин.

Он тоже испугался. Себя. Илья понял, что может ее ударить.

До Лениного отъезда в Париж они почти не виделись и не разговаривали.

В ту ночь, после ее ухода, сидя на кухне и допивая водку, Илья понял, что надо разводиться. Оказалось, на свете нет более постороннего человека для него, чем жена.

Так бывает иногда, бывает и так.

Родители шли на поправку, и за ними уже не требовался каждодневный уход. Юлька осталась с Тимочкой на даче еще на месяц. Марина и Игорь продолжали помогать всем, чем только могли. Лена то приезжала, то уезжала, они обменивались односложными фразами, как посторонние люди, ни разу не вернувшись к тому разговору с киданием чашек.

В конце августа Илья привез родителей домой, нанял медсестру ухаживать за ними.

С той памятной ночи он ни разу не спал с женой. Не мог. Она перестала вызывать в нем какое бы то ни было желание. Адорин не оправдывался, не изворачивался, придумывая отговорки, просто старался не говорить ей об этом прямо, чтобы не обидеть.

У него появилась любовница, по иронии судьбы, как и Леночка, тоже бывшая лаборантка. Он встречался с ней раз в неделю, не получая от этих встреч ни радости, ни особого удовлетворения, всего лишь сбегая от безысходности своей жизни.

Илья обдумывал, как бы развестись, чтобы избежать скандалов, разборок и, самое главное, – оставить Тимку себе. Тупиковый вариант – судьи детей никогда не отдают отцам, только если сама мамаша соизволит.

А Лена Тимку не отдаст.

Она хорошая мать, любит сына и будет за него бороться. Илье это дело не выиграть: у него маленькая официальная зарплата, больные родители на руках, а у Лены работа с приличным окладом, здоровые папа с мамой. Да и вообще…

Но с каждым днем отчужденность, наполненная болезненным разочарованием, ощущением предательства и нелюбви, нарастала в Илье, как раковая опухоль. И он понимал, что жить с этим ни он, ни тем более Тимка, который все чувствовал, не должны.

Но развестись Илье не удалось.

Фирма, в которой работала жена, перешла к другому хозяину, слившись с более крупной, штат сотрудников сократили, и Лену уволили в один день.

Она прорыдала сутки, но, взяв себя в руки, взбодрилась и обошла другие турфирмы в надежде устроиться на работу. Однако везде были свои сотрудники, плотно и уютно сидевшие на прикормленных местах.

Так Лена осталась без работы. Ну не мог же он с ней развестись в такой момент?

Пару месяцев Лена побыла хорошей женой, словно замаливала грехи. Она взвалила на себя весь дом: занималась не вставшими на ноги родителями, Тимкой, хлопотала по хозяйству, навела идеальный порядок в квартире – словом, шуршала как пчелка.

А вечерами приветливо, с улыбкой встречала Илью с работы, всегда дожидаясь его, во сколько бы тот ни вернулся.

Идиллия, твою мать!

Если не считать того, что спать с женой он так и не мог, хоть Лена пыталась много раз соблазнить его, настроить. Что-то сломалось у Ильи внутри, и восстановить все было трудно.

Но эти ее «дежурства по роте» предпринимались не просто так, а оказались далеко вперед хорошо рассчитанной партией в шахматы. Ленка никогда не была дурой, хозяйственные дела думать и составлять планы ей не мешали, а очень даже, наоборот, сильно способствовали. Понемногу, не с места в карьер, а издалека, она начала атаку на Илью, уговаривая мужа бросить институт и пойти в бизнес.

Вода камень точит.

Все Ленины пассы и заходы были точечно продуманы и выверены. Ах, Ленка, Ленка, твои бы мозги да в дело! Сама б, глядишь, лет через пяток олигархом стала!

Как-то в конце февраля, поздно вечером, часов около одиннадцати, пришли папа с Ильей. Хмурые, чем-то озабоченные, с бутылкой дорогой водки. Юлька удивилась, она не видела Илью с конца августа, когда тот увозил их с Тимошкой с дачи. Она знала, что его родители поправляются, мама с папой регулярно их навещали и старались помочь. Юлька напряглась, подобралась, быстро отдав себе все привычные приказы: не думать, не пускать никаких мыслей о нем, а надежду придушить в зародыше, чтобы не высовывалась.

– Девочки, – попросил папа, – организуйте закуску, пожалуйста, нам с Ильей надо поговорить.

Юля с мамой, не задавая лишних вопросов, – и так понятно, что у мужчин серьезный и неприятный разговор, – быстро организовали стол и удалились из кухни.

Мужчины просидели всю ночь.

Утром сонная Юлька в ночной рубашке, потирая глаза, выперлась на кухню и замерла от удивления.

Папа с Ильей еще сидели за столом, трудноразличимые в клубах табачного дыма. Илья стал много курить последнее время, раньше он почти не курил, а вот пристрастился.

Юлька прошла к окну, распахнула форточку, сварила кофе, сделала бутерброды – молча, под их извиняющимися за затянувшиеся посиделки взглядами. Убрав со стола грязную посуду, поставила тарелку с бутербродами, чашки с кофе и вышла из кухни.

Через пару недель, вернувшись с работы, папа мрачно сообщил:

– Илья ушел.

– Куда? – спросила Юлька. – В пустыню?

– Из института ушел, из науки! – горячился папа.

– Не может быть! Как же так? – оторопела Юлька.

– Вот так и ушел! – очень «толково» объяснил папа и попросил усталым голосом: – Девочки, давайте это не обсуждать какое-то время, я очень расстроен.

И они не обсуждали. Вообще никогда.

У Юльки протекала своя веселая и многотрудная студенческая жизнь, отнимающая все время и так же, по привычке, выполняющая роль спасительницы от бесконечных мыслей об Илье. Что происходило у него в жизни, девушка не знала, стараясь держаться от этих сведений подальше, и ей удавалось почти не вспоминать о нем – ну разве только пару-тройку раз в день, не более. Родители с Ильей и перезванивались, и ездили к нему в гости, но Юлька избегала и встреч, и рассказов о его жизни. Не надо!

Она не смогла приехать на Тимкин день рождения, уже второй год выпадавший на ее экзамен, и радовалась этому обстоятельству. Видеть счастливую семью в полном составе, Леночку! Нет уж, увольте, терпением Юлька никогда не отличалась, могла не удержаться и наговорить лишнего. Да и Илью видеть не надо, она потом месяцами будет собирать себя из разбитых кусков. Нет, нет! Этого нам не надо!