– Ну, не так уж ты и откровенничаешь, а рассказываешь, как тебе досталось за последние годы. Откровения – это когда человек делится тем, что мучает его, внутренней болью, которую переживает сейчас, в данный момент, или чем-то тайным.

Илья несколькими большими глотками допил чай, поставил чашку на стол и предложил:

– Тогда давай начнем с тебя, – он показал рукой на «Поиск». – Поделись тем, что так сильно мучает тебя?

– Ты снова это делаешь! – воскликнула Юлька.

– Что? – не понял он.

– Переводишь разговор на меня!

– Юлечка, зачем тебе откровения не очень молодого выпившего мужика?

– Наверное, затем, что это не чужой мне мужик, которому к тому же плохо, и ему, как и каждому человеку, надо выговорить свою боль, потому что он не позволял себе такого никогда, насколько я понимаю.

– Спасибо, Рыжик, за участие. Но, скажи мне, ты молодая, красивая, здоровая девушка, у тебя замечательные родители, ты талантлива, у тебя есть любимое дело и прекрасные перспективы впереди, близкие живы-здоровы, семья не бедствует, откуда же эта картина? Какая боль так мучает тебя?

Юлька молчала. А что говорить? Признаться в безнадежной любви к нему?

Так он знает, да и что изменится от ее признаний? Ничего – Илья ее не полюбит так, как Юльке мечтается, не станет относиться к ней как к женщине.

Но Адорин был товарищем упорным.

– Я полагаю, это несчастная любовь? – настаивал он.

– А тебя? – не сдавалась Юлька и вернула Илье все его слова. – Ты здоровый, красивый, сильный, молодой, богатый и успешный, у тебя все родные живы-здоровы, замечательный Тимошка, интересная работа и прекрасные перспективы впереди. Почему же тебе так плохо? Тебя мучает несчастная любовь?

– Мучает, – почему-то признался он, усмехнувшись.

– Но почему? – удивилась Юлька. – Ты свободный мужчина, так женись на ней, и все дела! Или она тебя не любит?

– Наверное, любит, но не той любовью, о которой мы говорим.

Ох, как больно было это услышать! Какого черта она так настойчиво вызывала его на откровения?! Лучше бы Илья молчал, не признавался! Зачем, ну зачем ей знать, что он кого-то любит, зачем добавлять себе контузий и шоковых терапий?! Идиотка!

Илья взял бутылку, которую таки принес из кухни вместе с чаем, разлил в рюмки коньяк.

– Давай, Рыжик, лучше выпьем.

– Нет, – отказалась Юлька, с трудом сдерживая злые слезы, – мне уже достаточно, я опьянела.

– Ну, раз опьянела, то признавайся, кто тебя так обидел? Что за несчастная любовь у тебя?

Юлька рассмеялась, стараясь поскорей перевести опасный разговор в шутку, чтобы не выпалить лишнего или, в самом деле, не впасть в откровения. А соблазн был! Еще какой! Вот сейчас взять и рассказать все: как она измучилась, любя его, как избегает встреч и разговоров с ним, как хранит в душе драгоценные воспоминания о нем, о Праге, о детстве! И неважно, что будет потом! Пусть они больше никогда не встретятся и Илья перестанет с ней вообще разговаривать – пусть!

Юлька посмеялась и сказала шутливо:

– Ты же знаешь, что я люблю только тебя всю жизнь!

Он молча смотрел на нее. Странно смотрел. Минуты падали куда-то, а он смотрел Юльке в глаза. Не отводя взгляда, протянул руку, провел пальцами по ее щеке и очень тихо проговорил:

– Если бы ты знала, маленькая, как я тебя люблю!

Юлька перестала дышать! Она смотрела ему в глаза, не веря, и не дышала!

Это было совсем не братское признание в любви! И не признание маленькой обожаемой девочке – дочери друзей!

Он наклонился к Юльке и легко, нежно поцеловал ее в губы. Но через мгновение, положив руку ей на затылок, притянул к себе и поцеловал сильно, страстно, зажигая их обоих!

У Юльки закружилась голова! Она улетала куда-то.

Этого поцелуя стоило ждать столько лет! Стоило ждать хоть всю жизнь такой поцелуй Ильи Адорина!

Наверное, все на земле, в том числе и душа человека, работает по законам физики. Годами загнанные вглубь желания, мечты, подчиненные воле и полному контролю, привычку жить, ничего себе не разрешая, запрещая счастье, любовь, которые вот здесь, совсем рядом, до них можно дотянуться, взять, позволить себе. Если с каждой новой встречей, взглядом, разговором только усиливать контроль и запреты, то рано или поздно сила сжатия превысит силу внутреннего сопротивления.

С огромной скоростью сдерживающая пружина, издавая высокий тонкий визг, разожмется, раскручиваясь и сметая все на своем пути!

Сметая все резоны, все мыслимые и выдуманные запреты, не подчиняясь больше никаким приказам, в Илье рванулось на свободу его неистовое желание, любовь к этой девочке, темная и вместе с тем светлая и нежная страсть!

Адорин целовал ее со всей страстностью и любовью, накопленной за эти годы, он с ума сходил от чувств и ощущений, вспыхнувших в нем, как пожар, заполняя разум, волю, тело!

Все! Назад дороги нет!

Остановиться, взять под контроль вырвавшееся необузданное, слепящее желание он уже не смог бы. Даже все высшие силы не сумели бы сейчас его остановить!

Он отпустил себя и разрешил себе все, с восторгом подчиняясь этой разрушительной силе. Илья отодвинул, выкинул за некую грань все рассуждения и запреты, оставив за этой гранью все – и неизбежное утро, и столь же неизбежную расплату за счастье, все «нельзя», людей и их мнения, свою вину и все, что он потеряет.

Потом потеряет.

Сейчас он только приобретал!

Здесь, в эту минуту, в этой единственно реальной действительности Илья наконец приобретал ее, Юльку, своего огненного Рыжика, свою единственную Женщину!

Каким-то непонятным образом он мог еще думать, нет, не думать, а знать, понимать обостренным восприятием, настроенным на нее. И это знание подсказывало: нет, не здесь, не на диване и тем более не на полу – только в кровати! В его кровати!

Илья не помнил, как принес ее в спальню, не помнил, как раздел и разделся сам, ясность ощущений вернулась к нему, когда он медленно уложил ее голую на кровать и начал целовать, всю, через губы впитывая такое познание ее.

Юлька ничего не говорила, но всей своей рыжей яростной натурой рвалась к нему навстречу! Безудержно, бескомпромиссно – к нему!

Он чувствовал, он все чувствовал, до нюансов, до миллиметров времени, ставшего материальным, осязаемым.

Первый раз Илья брал Юльку медленно, неторопливо, не отводя взгляда от ее бирюзовых глаз, не обращая внимания на то, что все в нем рвалось вперед и требовало – быстрее, быстрее! Но эта мучительная медлительность была единственно правильной и пристрелила его в конце, на вершине, куда они попали вместе.

Оказалось, что он у нее первый мужчина, и Илья сатанел от мужского самодовольства и радости. Он не выпускал Юльку из рук ни на секунду и не давал заснуть ни ей, ни себе.

Нельзя спать! Спать – это воровать у того времени, которое им отвел и даровал кто-то. Наверное, Господь!

Илья прижимал ее к себе, смотрел в глаза, что-то рассказывал шепотом, она отвечала, смеялась и… плакала.

Слезы текли по ее лицу сами собой, от счастья, Адорин точно знал, что от счастья и переживаемых ощущений, сейчас он все про нее знал и чувствовал, и сцеловывал с Юлькиных щек слезы, целовал ее лицо, успокаивал, что-то шептал и снова брал.

И еще раз, и еще!

Сколько мог, улетая черт знает куда, одуревая от того, как это прекрасно!

Они все-таки уснули, под утро, когда уже светало, в одно мгновение, как выключились.

Юлька проснулась с ощущением глубокого, невероятного счастья и покоя! И музыки! В ней звучала какая-то мелодия, радостная, праздничная – мексиканские гитары и скрипки!

В первые секунды Юлька не поняла, почему это чувствует, может, она еще спит, и ей снится счастье? А через мгновение вспомнила все!

Илья!!!

Юлька открыла глаза и посмотрела на него. Он спал на боку, лицом к ней, одной рукой обнимая ее за плечи, другой за талию, не отпуская от себя и в бессознательном состоянии.