— Но ты ведь служишь этой власти. Как ты можешь идти против руки, которая кормит тебя? — на прекрасном бледном лице девушки лёг покров удивления. — Помнишь, как ты сам ловил преступников и сажал их? Разве был там твой протест?

— Ты бесконечно права, — чуть усмехнулся Маритон. — Да, angele mea, (лат. «ангел мой»), я садил тех, кому сочувствую. Я преследовал тех, за готов был заступаться и внимать каждому слову. Но потом, со временем жалость и вера в доброе будущее ушла. И жизнь моя стала похожа на одно монотонное кино и наступила эпоха безразличия для меня. На всё стало просто плевать. Но ты, душа моя… после встречи с тобой жизнь обрела новый смысл. Ты во истину стала душой.

— Душа… умная… ангел… — монотонно и шёпотом перебирает Анна, как будто ищет подвоха в столь высоких словах. — К чему такие слова? К чему всё то…

— Что называется чувствами? — с улыбкой бессилия на губах со шрамом и болью в живом оке, договаривает Маритон.

— Да? К чему? Ты же понимаешь всё. Да ты и меня не знаешь. Ни моего прошлого, ни кем я была до прихода в Систему.

— Да… но я тебя люблю. Я с тобой отработал долгие года и мне этого хватит, чтобы тебя понять.

— И что мне теперь делать с этим знанием? Маритон, ты понимаешь, что нам нельзя и щепотки чувств к друг другу проявлять, — мрачно говорит Анна. — Ты же всё знаешь и прекрасно осознаёшь, что с нами будет. Мы родились не в то время и не в том месте

— Тогда чем лучше этот культ… информационного дьявола, зачем нужен весь этот прогресс?! — на ярое возмущение сорвался Маритон. — Зачем!? Разве мы лучше севера или юга? Пуская они и в бедности, отсталости, но там люди остаются людьми и это главное. Почему мы должны бегать по Системам Удовлетворения Половых Инстинктов. К чёрту это название! Почему мы должны шляться в борделях, чтобы удовлетворить возвышенное чувство, которое терзает нас? Почему мы должны шарахаться по психологам, чтобы заглушить изводящие наши души чувства, которые столь высоки, что не одна таблетка их не перекроет? Анна, почему мы должны прятаться?

— Потому, что на этом держится стабильность и порядок, — сухо выдаёт напарница, понимая терзания Маритона, но продолжая отказываться в них поверить. — Так постановили Апостолы. На этом держится наш мир и если надломить одну из его основ — он рухнет. И те же психо-гипнологи очень сильно помогают. Может тебе обратиться к нему?

Горячие чувства Маритона столкнулись, скрытые под толстым слоем эмоционального льда столкнулись с техническим мышлением девушки, которая, по зову характера, отчасти отформатированного в канве основной концепции инфо-философии. Парень изо всех пытается ей доказать пламенность и серьёзность чувств, но всё это не принимается мышлением девушки, но отлично ощущается душой.

— Знаешь, Анна, есть один случай, о котором я никогда никому не рассказывал. Это случилось на одном из заданий года четыре тому назад. Ты как раз тогда пришла к нам в отдел, — Маритон нагрузился и каждое слово так и чеканит тяжёлой печалью. — Это произошло в аграрном районе номер три. Нам приказали найти предполагаемых информационных вредителей. Нам говорили, что они занимались распространением незаконной информации, которая могла подорвать веру в идеалы Информократии. Но на точке мы нашли совершенное иное…

— Что же?

— Там было… три традиционных семьи, созданных из «А-8» и «А-7». Всё бы ничего, но у них были дети. Сожители пытались спрятать, вместе с семьями, но нам удалось найти их. Мы сообщили центру и нам отдали единственный приказ — привести в исполнение наказания за грубое нарушение Директив Апостолов, — с каждым, словом голос Маритона становился всё мрачнее и печальнее. — А единственное наказание — показательная казнь. Мы бы могли их просто отпустить, но с нами был инфо-священник, который решил продирижировать показательной казнью. Я отказался исполнять его приказы, и он меня просто отстранил от миссии и приказал конвоировать, — дрожь в голосе практически овладела и душой, отчего парня едва ли не берёт тремор. — Я ничего не мог сделать, чтобы предотвратить те казни. Понимаешь, они их убили… родителей… детей… всех… я ничем не смог помочь.

— А что было позже? — голос Анны выдал лёгкую дрожь.

— А потом меня затаскали по судам и комиссиям, и решили оставить на службе, которую я ненавижу до сих пор. Понимаешь, я ничего не сделал, чтобы остановить убийства.

— Вот почему ты появился тогда спустя месяц после того, как я видела тебя в поровый день, — ошарашенно выговаривает Анна, прекрасное лицо которой стало воплощением ужаса и боли. — Как они могли убить детей?

— Да… они с ними покончили прилюдно, чтобы доказать правоту идей интеллектуального фашизма. Анна, а есть ли идеи, которые стоят человеческой и детской крови? — потерянно задаёт вопрос Маритон. — На земле нет такой стабильности, что окупалась бы кровью тысяч невинных человек. Нет её. Все обратные утверждения либо заблуждения сумасшедших фанатиков либо ложь имеющих власть, чтобы прикрыть собственный произвол. — Маритон на секунду замолчал, чтобы вновь стерпеть весь каскад воспоминаний, нахлынувший на сознание разрушительной волной.

— О чём ты задумался? — с трепетом вопрошает Анна. — Давай отвлечёмся от этого. Всё произошло так давно и не стоит это вспоминать.

— Не могу, — дрожит речью Аккамулярий. — Картина тех дней до сих пор стоит перед глазами. Практически каждую ночь я вижу лики тех ребятишек в кошмарах.

Девушка приближается к своему напарнику и по-дружески его обнимает, стараясь унять муки души, идущие за прошлым. Мужчина чувствует теплоту и покой, как только дама прикасается к нему и мёртвая рука страшных воспоминаний отпускает память и душу несчастного человека, даруя ему моментный покой. Как только напряжение отступило, напарница отходит от Маритона, а мужчина к ней устремляет вопрос:

— Анна, скажи, если бы мы жили в другом месте, то может, смогли бы мы быть вдвоём? Там, где нет этих идиотских правил и Директив? В том месте, где человек ещё может быть человеком?

— Не знаю, — растерянно отвечает Анна. — Я не понимаю, как можно что-то чувствовать и тем более любить. Но к тебе я ощущаю нечто странное. Какую-то тягу, которой у меня нет даже к друзьям. Не могу ответить, — с взглядом, полным невинности, направленным прямо в душу мужчины, говорит мягким голосом девушка. — Честно, не знаю.

— Хорошо, — тяжко соглашается Маритон, переходя на более приятную тему. — Давай лучше перейдём на более… приятную тему. Так, где мой диск. — Рука скользнула в карман, и вынимает дискету, протягивая её Анне.

Пальцы дамы сжались на диске и взяли его, вставив в небольшой разъём. Пара секунд и на экране планшета, сменив заставку в виде двух перекрещенных молний, открывается окно, в котором содержится по три папки.

— Фотографии, видео, документы, — перечисляет Маритон. — С чего предлагаешь начать?

— Давай интересное оставим на потом. Начнём с документов.

— Хорошо, открывай.

Палец девушки скользнул по экрану и открыл папку с соответствующим названием. В ней тут же показалась гряда различных текстовых файлов со странными названиями, которые никогда не изучались Аккамуляриями. Каждый документ имеет перед собой одно название «Исполнительное Руководство». Только после каждого подобного названия следует целая чреда других — «Стерилизация», «Чистка», «План по Сокращению» «Доктрина Благого Геноцида».

— Что это? — с удивлением произносится вопрос. — Их тут двадцать штук.

— Открывай содержимое, Анна. Посмотрим. Давай вот этот.

Палец девушки скользнул и документ под названием «Исполнительное Руководство: Стерилизация». Перед напарниками открывается не текст, а на первом электронном белоснежном листе гриф «Абсолютно Секретная Информация».

— Может не нужно? Тут как видишь, секретно. Это может быть опасно.

— Листай, Анна.

Взгляд двоих тут же пал на текст: «Апостолы приказывают утвердить на приграничных Доменах программу принудительной стерилизации населения среди програманн группы «А-8», «А-7», «А-6» «В-5», «С-6», чтобы предотвратить незаконный и неконтролируемый рост несанкционированного населения и тем самым обеспечить достаточность ресурсов на содержание интеллектуальной элиты и поддержать популяционную стабильность».