Два трупа на земле, развалились у самого входа. Они решились проверить теплицу, надеясь там никого не встретить, и были расстреляны… бесславный конец. Маритон оттащил эти два трупа за воротники и спрятал меж густых зарослей гороха и фасоли, чтобы нее быть пойманным раньше времени.

«Так лучше» — проговорил мужчина, дотащив тело и кинув его на дорожку средь зелёных заграждений, которые на дадут сразу увидеть, что два ополченца пали бесславной смертью.

Маритон, оставив их, вырвался наружу и продолжил ход. Перед ним тут же возникло небольшое одноэтажное строение из тёмного материала, с одним окном. Там в принципе может спокойно жить один человек, оно, и предназначено для автономного культиватора полезных культур — фермера. Мужчина только приготовился к двадцатиметровому спринту, как из-за угла появился ещё один ополченец, не ожидавший наличия диверсанта. Удивление на лице бойца тут же сменилось болью, гримасами страданий, так как Маритон мгновенно сделал три выстрела в грудь, но усиленные пластины бронежилета выдержали это испытание и звон металла ознаменовал отражение пуль.

Ополченец рухнул от боли и потянулся к рации, но солдат Империи не дал ему это сделать. В ладони Маритон свернуло лезвие боевого ножа и, подбежав, он ударил по шее противника, затем взял его за волосы и с холодной методичностью перерезал горло. Кровь хлынула, как из ведра, испачкав убийцу, но Маритон не успел даже осмотреться, чтобы оценить обстановку.

По затылку распространилась жуткая боль, что заставила упасть Маритона на землю и он понял, что его ударили тупым предметом, но с такой силой, чтобы он не потерял сознание. Досада от провала операции сильнее боли в голове, но на четырёх конечностях, испытывая звон в ушах, и пульсирующую боль он не вилах мгновенно дать отпор.

— Вот я тебя и поймал, диверсант поганый, — реплика говорящего полна злости.

Но, несмотря на злобу и ненависть в голосе Маритон услышал в нём нечто знакомое, веющее прошлым и отчасти забытым, как будто он слышал эту речь много, очень много раз. Голос тяжёл, суров и холоден и именно таким ему запомнился один человек, под начальством которого он прослужил долгие лета.

Маритон, переворачиваясь, от боли завалился на спину, и сквозь испачканные кровью линзы противогаза видит черты округлого лица и как тёмно-синие, синий пиджак и брюки, укрывавшие чёрные кожаные туфли, начищенные до такого состояние, что отражают небо, а так же на воротниках отличительные символы принадлежности человека к воинской програманнской системе — серебряный значок в виде буквы «С». В этом человеке, что уставил в его лицо энергетическое ружьё, он признал бывшего начальника с которым отслужил стране больше пяти лет, только сейчас он не отдаёт приказ, а уставил оружие и готов пристрелить подчинённого.

— Готовься к смерти гнида! — Виотин взвёл ружьё и готовится спустить крючок.

— Стой! — рука Маритона закрыла лицо от трёх стволов орудия. — Не убивая меня, обожди… постой.

— Что?! — злобно воскликнул Виотин. — Ты, сволочь, убил ополченца и служишь имперским собакам. Ты враг, которого нужно убить и я сделаю это!

— Ты уверен?

Маритон взялся за маску противогаза и стянул её себе на шею. Теперь он смотрит на бывшего товарища ясными глазами, и вид не портят пятна крови и грязь, только от удара изображение в глазах чуть-чуть расплывается, но всё же мужчина видит изумление, расползавшееся по округлому лицу Виотина, и как в его тёмно-синих очах рождается шок, а губы пытаются выдать хоть какое-то слово, но все они вязнут ещё в горле, путаясь эмоциями и новыми мыслями, которые также рвутся наружу. Слуга систем Информократии не может даже звука выдавить, проглотив язык.

— Да, Виотин, это я — Маритон УК-115, как ты называл меня раньше.

— Но как? Ты же… тебя… нет, это невозможно, — Виотин опустил ружьё от лица Маритона. — Я не верю этому.

Кряхтя, потирая затылок, с тяжестью Маритон поднялся, отряхивая себя от пыли и как только последний кусок грязи покинул плотное по ночному синее резиново-кожистое покрытие одежды, мужчина заговорил с бывшим начальником:

— Но всё же это я. Вот, стою перед тобой. Целый и невредимый, больше не служащий гнилым постулатам тюремной страны.

— Нам сказали…. быть не может, — всё прорывается шок через реплики Виотина. — К нам, ко мне пришло… зараза… специальное указание, что ты разжалован и отправлен на завод с присуждением програманнства А-8. А затем… Тиз-141 был уничтожен… ты же должен быть мёртв.

— Нет, мой друг, — Маритон в знак доверия положил пистолет обратно в кобуру, вызывая у Виотина моральный долг убрать ружьё до конца. — Я жив, если можно так сказать.

— Ты теперь один из… мятежников? — подавленно вопросил Виотин. — Ты как те, которых мы садили за решётку? Ты предатель?

— Нет, совсем нет, — перекошенные губы Маритона искажались в извращённой улыбке, рождённой на стыке боли и сумасшествия. — Я всего лишь человек, желающий мести. Я каратель, который несёт правосудие.

— С тобой всё в порядке? — Виотин не спешит убирать ружьё, удерживая его в полу боевом положении, держа дуло у земли. — Твои слова… ты изменился. Я уже не вижу того работника, что отдавался работе со всей душой. Ты больше похож на диссидента, обезумевшего от дурных и инфо-еретических мыслей.

— Да, — выпалил Маритон, настороженно держа ладонь у кобуры, а его лицо стало отражать нотки безумия и, кажется, что даже красный глаз засветился как-то неестественно, будто бы отражая безумную суть хозяина. — Я больше не Маритон УК-115 и парень, нет…. Теперь я Маритон из Варси, человек, взращённый на одной цели. Знаешь, после смерти Анны мой моральный долг стать таким.

— Анна мертва?! — Вскрикнул Виотин, удивившись ещё сильнее, а в его круглых, от изумления, глазах проскользнули уже намёки на разочарование.

— Она убита Легатом и его псами, — со злобой ответил Маритон.

— Что вообще было после того, как вы штурмовали тот проклятый шпиль? Какого чёрта всё после этого полетело к старому дьяволу?

Маритон уже думал ответить, но за его спиной показался иной патруль. Теперь это не ополчение, а два бойца в ярко-красных балахонах и плащах с капюшонами, при каждом шурша странным каскадом одежд. Два бойца вышли из-за угла, шаркая красочными одеяниями. Пальцы, утянутые перчатками, сжимают автоматы, заливающие пространство потоком жидкой плазмы, а тела укрыты пластинками броневого металла, собранных в нагрудник пластинчатой брони, что кроется под чёрной тканью второго ряда одежд, а ноги в сапогах и штанах одинакового тёмно-серого цвета.

— Кто? — прошептал Маритон.

— Тизская Ауксилия, кивая, ответил Виотин, встрепенувшись и отведя правую ногу чуть назад.

Маритон неожиданно разворачивается на сто восемьдесят градусов, срывая с плеча дробовик и не целясь, стреляет, а противогаз на его шее мотнулся за ним, едва не слетев. То же самое делает и Витоин, только с ружьём и все три дула выдали залп, выпустив шипящие сгустки жёлтого света, озарившее местность, словно вспыхнуло ещё одно солнце. Разгорячённая картечь, вместе с жутким хлопком, что громом разнёсся по округе, со страшной силой бьёт в брюхо одному из бойцов, вороша одежды и вспарывая металл. А вот заряженные частицы ружья с жадностью вгрызлись в плоть второго врага, силой энергии разрывая его плоть и прожаривая воина, разрывая его грудь, сжигая ткань и плавя металл. Затем ещё выстрел и вторая порция картечи приходится в голову, разрывая её и окропляя пространство мозговым веществом, костью и кровью. Солдаты Ауксилии, несмотря на фантастическую реакцию не смог предугадать, что двое, с виду пассивных и нейтральных человек, обратятся против них залпом картечи и энергетической дроби. Два тела рухнули на землю, приляг валетом, испачкав тёмно-оранжевую землю пятнами красной насыщенной крови.

Два бойца опускают дымящееся оружие, смотря на дела рук своих. Маритон не испытывает жалости к ним, хотя ещё несколько дней назад при виде молодых юношей из Ауксилии, что должны были сойти с ума от сверхчувственного восприятия мира благодаря «модификациям» впадал в уныние и депрессию. Теперь же подобные чувства испарились. Виотин же в некотором ступоре от содеянного. Ради предателя и ренегата он расписался в смертном приговоре для себя. Но всё же, чувствуя нужду всё прояснить и расставить по местам, ошарашенно произнёс: