«Маритон» — пронеслось в перепутанных мыслях парня, который уже запамятовал от усталости собственное имя и помнит лишь, что должен уничтожить цель, несмотря ни на что. Боевые стимуляторы, вкупе со слабостью и пережитым каскадом судьбоносных моментов, практически отключили сознание, оставив лишь несокрушимую волю к исполнению приказа и желаемого действа. Для него остались только надежда и ярость.

— Ещё немного и я его убью, — покачиваясь и пробираясь через коридор, твердит Маритон. — Ждите!

Парень снова зашагал вперёд практически бегом, когда его рация оказалась в кармане. Он пробежал до ближайшего поворота и завернул туда, попав в такой же однотипный коридор, с десятком кабинетов на каждой стороне. Но его остановило не количество помещений для работы, а число орудий, уставленных на него.

— Вот ты и сам стал жертвой, — с ехидством на лице констатировал человек в балахонах. — Приготовься, мы вывесим твоё тело на всеобщее обозрение, как символ безнадёжности вашей войны!

Одна винтовка Гвардейца «Антивирус», три плазменных винтовки Киберариев и семь стволов дронов — это всё, что смог наскребать противник в отчаянном стремлении спасти свою жалкую жизнь.

— Вы уверены, что охотником был я, господин Апостол? — со зловещей улыбкой на уставшем чёрном лице вопросил Маритон, чьи слова стали командой к началу действий.

За спинами противников расцвели вспышки ураганного огня, и мужчина в последний момент успел лечь, чтобы его не скосил чудовищный оружейный залп. Дроны и один Киберарий схватили телом сноп пуль, выбивших из них жизнь, разметав их тела на части. Маритон обратил мощь реактивного снаряда по Гвардейцу, облив того шквалом из своего автомата, но броня существа такова, что все пули взрываются на ней, расцветая яркими огнями, но не пробивающие её. Мужчина перевёл огонь выше, и оставшиеся снаряды разорвали часть шеи и выбили глаз Гвардейцу, и его тело не выдерживает такого напора, падает наземь и начинает в бессилии ползать.

— Это невозможно! — кричит Апостол, наблюдая, как его наспех собранное воинство рассыпается, превращается разорванные куски.

Маритона привлёк визг жертвы, и чтобы его усилить он выпускает последнюю пулю в ногу Апостола, чтобы усластить слух воплями ненавистного человека. Снаряд обратил в клочья часть одеяний, перемолов их в кашу вместе с плотью и костью, истерзав и провода вместе с генераторами, усиливающими качество функций тела. Теперь от бедра до колена у Апостола всё перемешано — плоть и ткань, кость и металл стали единой кучей, ласкающей друг друга болезненными прикасаниями к обнажённому живому мясу, к нервам, доносящим чувство нестерпимой боли.

Из мира неведомости, в которой ведут специальные маскирующие плащи, из тёмного пространства меж золотыми колоннами вынырнули солдаты Империи — три человека из личного отряда Аурона. Они осмотрелись по сторонам в поисках живых врагов, но всё ещё функционируют двое — Апостол, тащащий конечность к стене на которую он спешит опереться спиной, оставляя за собой кровавый след и Гвардеец, что на последнем издыхании ворочается по полу, теряя драгоценные минуты жизни вместе с специальными жидкостями и кровью, заливая ими пол.

Грозная фигура Маритона нависла над владыкой Информократии ужасающей горой и сверля того взглядом единственного глаза в котором сплелись пляшущие безумие и холод абсолютного бессердечия. В его руках сжат небольшой клинок, схожий с римским гладиусом, а автомат перекинут за спину.

— Архг, — сплюнул под ноги парню Апостол. — Вот ты и достал меня… ну же, радуйся бестолочь, перед тобой правитель всей сферы хозяйственного управления! Скажи, что тебе нужно, и мы разойдёмся. Не будешь же ты убивать меня… чтобы муха загрызла орла…

— Хах, — позволил себе смешок Маритон. — Сегодня меня уже пытались подкупить… пытались, но, увы. Я пришёл сюда за твоей головой. Это всё, что мне нужно.

Рука Маритона, скрытая за перчаткой, откинула капюшон Апостолу и все смогли увидеть его черты — лысая голова на которой набита татуировка в виде символике Информократии светло-синими красками; модифицированные жёлтые глаза, смотрящие на мир взглядом электроники, тонкие накрашенные синей помадой губы, припудренные нос и худые втянутые щёки, а под затылок из-под балахона подходят несколько проводков.

— Нет, — взмолился Апостол. — Не нужно, я прошу вас, умаляю! — по худым щекам одного из правителей Информократии, правящим без намёка какую либо человечность потекли человеческие слёзы. — Братцы, я прошу вас, помилуйте меня.

— Поздно, — Маритон хватает за шиворот Апостола и швыряет его и поднимает, прижимая локтём к стене и держа холодное лезвие у шеи, в любой момент, готовясь им скользнуть по коже. — Слишком поздно, и обратившись к одному из бойцов, Маритон с нетерпением спрашивает. — Нас увидят?

Солдат, закинув пулемёт за спину, достаёт небольшую портативную камеру и начинает ею сканировать пространство и после небольшого анализа холодной речью даёт ответ:

— Да, тут как минимум шесть скрытых камер и все они смотрят на нас. Власть и програманне сразу же узнают о смерти…

— Про-про-прошу в-в-в-вв-а-ас, — лицо хозяина всей хозяйственной сферы государства расплылось в безнадёжной мольбе, губы расползлись в невразумительной фигуре, выдавая невнятные слова, а по щекам потекла тушь. — Ум-ум-умаляю…

Маритон не стал дослушивать ни слов солдата, ни слёзные просьбы своей жертвы — лезвие короткого меча двинулось вправо, в такт движения руки, рассекая кожную гладь и выпуская кровь, которая потекла с обилием, заливая насыщенной жидкостью синие одежды. Парень швырнул жертву на пол и прижал коленом спину врага и стал вонзать меч острием в область шеи и спины, пронзая его удар за ударом, как это делает швейная машинка, когда прошивает ткань. Неведомая и древняя злоба овладела душой, заразив её неудержимой злобой, Маритона и удары стали машинальными и зверскими, что его поспешили оттянуть от лживого Апостола сослуживцы, чтобы дух безумия не овладел им окончательно.

Когда мужчина стал на всё смотреть здоровым взглядом, не застланным багровым туманом, парень увидел перед собой лишь труп, который в области чуть ниже шеи превращён в месиво, под которым большая лужа крови. Когда в мышцы вновь пришла чувствительность, он почувствовал, как его держат собратья по оружию, в ладонях он не ощущает клинка, лишь кровь по самый локоть заляпала его, испачкав ещё и грудь.

— Вот что делает с людьми Дворец «Неоспоримой Воли», — выдохнул Маритон и попытался освободиться от крепких объятий воинов, но не смог. — Отпустите, я в порядке. Солдаты.

Хватка ослабла, и мужчина смог встать на обе ноги, осматриваясь перед собой. В душе он не чувствует ничего, даже слабого намёка на эфемерную радость. Наоборот — от смешенной мести к горлу подкатил ком омерзения от свершённого, а так же впадение в одну из слабостей холодного человека — в безудержную ярость, его не радует. Он ощущает себя маньяком, и сладость от услышанных воплей сменилась на отвращение к самому себе. Он ощущает себя как пьянчуга, вышедший из алкогольного ступора.

Но тем временем в глубинах сознания он понимает, что таков путь мести и он давно перестал быть личным, перейдя в более крупный и масштабный конфликт, поглотивший его с головой. Он уже не мстит за девушку, за Анну, ибо его амбиции стали куда шире — скинуть Апостолов, мстя за всё подряд. Он встал на эту стезю, и теперь с неё нет выхода, сколько бы самобичевания и ненависти к себе не нахлынуло. Остаётся только идти до самого конца.

Маритон молча берёт автомат, отдалённо напоминающий АК-47, и проверяет магазин. Тот оказался пуст и мужчина без единого слова загоняет новый, с ощущением стыда смотря в сторону сослуживцев, которые не настроены на разговоры и понимают это состояние, а посему предпочитают молчать.

— Господин, откуда вы знали, что Апостол пройдёт тут? — разразился вопросом один из бойцов.

— Я изучил схемы дворца, — даёт ответ Маритон голосом, в котором свинцовая тяжесть. — Я знал, что он пойдёт сюда. И поэтому вас заслал наперёд в Дом Ресурсов в «Сегментум Экономика».