Губы Кенета все еще улыбались, но глаза мигом посерьезнели. Он кивнул и подошел ближе.

– Сын по хлебу, – медленно сказал Толай. – У меня есть к тебе просьба… и я очень надеюсь, что она тебя не оскорбит.

– Я и вообще не обидчивый, – усмехнулся Кенет, но его шутливый тон должного отклика не возымел.

– Не сочти мою просьбу за дерзость… или обиду… или уж тем более за вызов… – Слова ворочались во рту кузнеца тяжело и медленно.

Теперь улыбка покинула не только глаза Кенета, но и губы.

– Я хотел бы увидеть твой меч, – единым махом выпалил Толай.

– Да пожалуйста, – удивился Кенет. – Только и всего?

Он отстегнул крепление с обоймицы ножен и подал их вместе с мечом кузнецу.

– На ножны мои посмотреть стоит, это да, – признал он. – Я так понимаю, тебя их оковка заинтересовала? Знатная работа.

– И это – тоже, – отсутствующим голосом согласился кузнец, водя пальцем по древним знакам, выложенным серебром. Потом он очень осторожно потянул меч за рукоять. Какую-то долю мгновения меч словно бы сопротивлялся, а потом вышел из ножен необычно легко. Так плавно могла бы выскользнуть сталь – но не дерево. Сразу забыв о чудесных ножнах, на которые тоже стоило поглядеть попристальней, кузнец впился взглядом в деревянный клинок.

Поверхность его была удивительно гладкой и чистой. Конечно, только неумелый подмастерье может оставить шероховатости, зазубринки или какие бы то ни было следы своей работы. Настоящий мастер и зашлифует, и отполирует, словно творение его рук приняло форму само по себе и не касался его ни топор, ни пила, ни рубанок. Но все же… Толай никогда не работал по дереву, но в своем деле он был непревзойденным мастером. Один мастер всегда разглядит печать мастерства другого. Но в том-то и дело, что ничего подобного Толай углядеть не мог, сколько ни старался. Этого меча действительно не касалась ни пила, ни топор, ни рубанок. Он был действительно нерукотворным – не только в том смысле, который придавали этому слову выкованные Толаем Боги, а в самом прямом. Этот кусок дерева был именно таким, каким вырос, – и всегда был таким. Толай устыдился собственных сомнений. Как и прежде, Боги оказались правы. Этот меч неизмеримо старше их.

– Странный меч, – хрипло произнес Толай, вложил его в ножны и протянул Кенету. – Откуда он у тебя?

– От моего учителя, – ответил Кенет, возвращая крепление на прежнее место. – Он говорил, что этот меч волшебный, и я ему иногда даже верю.

Кенет слегка слукавил: верил он отнюдь не “иногда”, только думать об этом он старался пореже. Время еще не пришло. Вот когда он станет настоящим магом…

– Ножны, я так понимаю, тоже, – предположил кузнец, с трудом удержавшись, чтобы не попенять юноше за его легкомысленную непочтительность к собственному оружию – да еще такому!

– Тоже, – кивнул Кенет. – Тот, кто мне их подарил, сказал, что они оберегают от ран. Небесполезная вещь для человека с деревянным мечом, верно?

– Очень даже небесполезная, – криво усмехнулся кузнец. – Знал ведь тот человек, что дарить. Ножны эти тебе еще ох как пригодятся. Знаешь, а я ведь должен тебя убить.

– И ты туда же! – шутливо взмолился Кенет, но потом вгляделся в тоскливые глаза кузнеца и произнес уже совсем другим тоном: – Эй, да ты не шутишь!

– Какие тут шутки, – вздохнул кузнец.

– У тебя что… тоже сон был?

– Нет, – ответил Толай и, помолчав, добавил: – Сон был не мне. Другому человеку. Но он не знал, как ему быть с этим сном, и я взял его сон себе.

– А ты… знаешь? – с расстановкой спросил Кенет.

– Знаю, – коротко ответил Толай. – Потому и пришел.

– Ты сказал, что пришел со мной поговорить.

– Вот я и говорю, – буркнул Толай, – разве нет? А твое дело – слушать. Вопросы задавать будешь после.

И Толай подробно и обстоятельно поведал Кенету и о сомнениях, охвативших клан в день его столь памятного несостоявшегося поединка с Урхоном, и о вопрошании Богов, и о том, что Боги ответили.

– Вот и все, – заключил Толай. – Теперь, когда я увидел твой меч, я убедился окончательно, что наши Боги в нем не ошиблись. А значит, не ошиблись и в остальном. Ты пришел освободить наши сны – и что бы это ни значило, сделать это нужно быстро. Не случайно ведь уже второй человек подряд видит во сне, что должен тебя убить. То, что держит власть над нашими снами, боится тебя. Оно знает, что ты для него опасен. Ты сможешь. Если ты и дальше ничего не станешь делать, вскорости половина клана будет охотиться за тобой, вопя и завывая, с мечами наголо.

– Скорей уж половина клана попросту рехнется, – зло и резко поправил его Кенет. – Ты ведь это хотел сказать? Боги велят одно, а сны – другое. Как тут остаться в здравом рассудке?

– Урхон был прав, – задумчиво произнес Толай. – Ты понимаешь. Значит, ты сделаешь то, зачем пришел?

– Знать бы как, – возразил Кенет. – Спасибо, что я и вообще узнал, зачем пришел. До сих пор я думал, что просто прячусь. Хотя…

– Ты – да чтоб не знал? – удивился Толай. – С твоей-то силой?

– Ох, не надо, – вздохнул Кенет. – Давай-ка я тебе расскажу все как есть, а ты уж сам увидишь, какой там силой я обладаю.

И Кенет, в свою очередь, рассказал Толаю действительно все как есть, впервые не щадя себя и ничего не приукрашивая. Рассказал по порядку, со дня своего ухода из дома. И как старый волшебник прогнал его, и как он нашел устав, и как сам пытался выучиться на мага по разрозненным листам, выпавшим из книги. И о тех странных случаях, когда результат его действий явно превосходил затраченные усилия. И о неотвязном преследовании, которое учинил за ним Инсанна. И о загадочном исчезновении из осени во время беседы под кустом орешника.

– Вот так, – уныло признался Кенет. – Ты все о силе говоришь, а я ведь даже не учился толком. Мне еще до мага – как отсюда до столицы пешком.

– Если я тебя верно понял, – задумчиво протянул Толай, – тот волшебник прогнал тебя правильно. Не тебе у него учиться, никому не в обиду будь сказано.

Кенет только понурился в ответ.

– Но сила в тебе есть, – продолжал Толай. – Большая. Больше, чем ты полагаешь. Раз уж тебя попросили доиграть эту партию… Он неожиданно засмеялся. – И думать не мог, что такое услышать доведется! Лопух ты, парень, вот что я тебе скажу. Но делу это не помеха. Притом же изо всех нас свободен только ты. Мы здесь родились, и наши сны были в плену еще до того, как ты на свет появился. А ты – человек сторонний, твои сны свободны. Тебе так просто глаза не отведешь.