- Все так, как и было на той ветхой карте! - кричит за плечо Тобиас оставшемуся на месте Эшу, полковнику Эйджу.

На черном обмундировании главного героя замечаю блекло светящийся вышитый золотом орден на груди. Полковник. Так и есть. Это тоже не блеф. Но мое внимание быстро переключается на иное.

Карта? Что еще за карта? Если следовать задумке сюжета, освободить Гаскилл должны будут через три года после начала войны, то есть, еще примерно полтора спустя, отсчитывая от настоящего момента.

Все снова переменилось.

Если на карте, о которой говорит Тобиас, действительно изображен тоннель и место входа в него, то неописанный неизвестным автором способ, которым воспользовался книжный капитан Эйдж, и его отряд чтобы попасть в Гаскилл незамеченными расположившимся там врагом…как раз тот самый, которым мы вышли из крепости.

Тем временем и раньше немногословный Эш до сих пор не разомкнул рта.

Его слова про запись были первыми и пока что единственными, которые удалось услышать.

Подчиненные полковника Эйджа – интересно, каким ветром его сюда занесло - быстро обезоруживают Фишера и остальных, умело отстегивают пояс с различными фокусами коменданта Брайна, и зажигают еще несколько принесенных с собой ламп.

В отличии от остальных «защитников» крепости, мне заламывать руки и опускать коленями в землю никто не спешит.

Прислушиваюсь, со стороны Гаскилла не доносится ни звука. Ни шума от залпов орудий, ни битвы, на глади реки не танцуют зарева пожаров. Закат, когда меня должны были выдать аргонцам давно уже превратился в сумерки. Все очень странно. Увы, по понятным причинам, чтобы строить предположения, я не обладаю достаточным количеством информации.

Наконец, Эйдж сдвигается с места. Бесшумно пересекает поляну, останавливается, недолго рассматривает два трупа Джереми и Чеда, хмурится, после приближается к лишенным оружия и свободы движения Фишеру и Брайану, задерживает взгляд на погонах их мундиров.

- Я-я…я подполковник Фишер…я верой и правдой служу в гарнизоне крепости уже м-много лет…Р-ради защиты Гаскилла готов жизнь отдать…

Лишенный твердости и всякого достоинства голос Фишера, осознавшего, что запахло жареным, похож на блеяние. Если бы не сковавшее меня напряжение из-за неожиданной встречи с Эштоном, я бы расхохоталась.

За все время моего знакомства с командиром, никогда еще не видела его настолько напуганным. Даже его показная бледность на стенах крепости утром не была настолько впечатляющей, как этот ничем неприкрытый практически животный страх.

Мужчина со скрещенными на спине мечами прищуривается и наклоняется вперед:

- Это не то, что ты говорил раньше.

Этот равнодушный голос я давно позабыла, но узнаю мгновенно и не могу не вздрогнуть, покрываясь невольными мурашками. Скрещиваю руки и обнимаю себя, пытаясь согреться.

Может, это виноват холод мартовской ночи, а может, голод – бутерброды Сойера были моей единственной за пару суток едой, потому что во время ночных дежурств я не ем, чтобы ненароком не провалится в сон; или же пробужденные внезапным появлением Эйджа воспоминания тому причина?

«Неважно выглядишь, Велфорд…Убить? Считаешь меня убийцей?»

Мое почтение Фишеру, он находит в себе силы в этой ситуации расплыться в раболепной улыбочке:

- Это? Ах, это…это ерунда! Вы были далеко, и возможно, плохо слышали, оттого и неправильно все поняли! Я и мои приближенные собирались мчаться в сторону основной армии нашей империи просить о подмоге…А эти солдаты…предатели! Вот кто они! Посмели дерзить и поплатились жизнями…

Дарргов Фишер, будет врать до последнего.

Тихо хмыкаю и тут же становлюсь центром внимания главного героя, резко обернувшегося в мою сторону.

- Замерзла?

Сейчас тон голоса главного героя существенно отличается от его обращения с подполковником.

Подчиненные Эйджа, незнакомые мне офицеры резко вскидывают головы, словно испытывают нехилое удивление, а Маллет, теперь нагло рыскающий в снятых с лошади сумках Фишера, тихонько присвистывает себе под нос, оборачивается и еще раз – в который уже по счету – одаривает меня многозначительным взглядом.

Пожалуй, даже до того, как хладнокровным шантажом вынудила его вступить в солдатские ряды, я не получала от Эштона такой заботы. Переменился он не только, и не столько внешне.

Это сбивает с толку.

Сегодня все, абсолютно все идет не так, как мне хочется. И я совершенно не властна над развитием событий.

Не знаю, почему-то я никогда даже и не думала на полном серьезе о том, что наши пути снова пересекутся. Во всяком случае, было еще слишком рано. Я уверенно полагала, что у меня еще имеется какая-то отсрочка. Или же, просто не хотела предаваться охватывающему меня всякий раз чувству вины, стоило только вспомнить нашу последнюю с Эшем встречу.

Теперь вот и приходится сталкиваться с последствиями собственной непредусмотрительности – понятия не имею, как мне реагировать.

Продолжить притворство и напустить ауру чванливой аристократки – это и полтора с лишним года назад работало с переменным успехом; вести себя словно мы хорошие знакомые и оставить позади ужасное прощание – я не настолько толстокожая.

- Нет, - неловко, на пару тонов выше своего обычного голоса, исторгаю я и качаю головой на вопрос Эштона.

Он гипнотизирует мой взгляд и, наконец, по-настоящему смотрит, не окидывает коротким взором, а именно смотрит в сторону той, что так безжалостно с ним обошлась год и восемь месяцев назад.

Даррг!

Мне вдруг до ужаса становится неловко.

Должно быть, выгляжу ужасно! Кошмарно! Когда я в последний раз мылась? Не воняет ли от меня как от навозной кучи? Ненароком опускаю голову и осторожно пару раз принюхиваюсь возле воротника. Не прям как от кучи, может, от кучки…Гадство!

Приглаживаю выбившиеся из пучка на макушке пряди, а те, что обрамляют лицо, неловко убираю за уши. А мои волосы – они и впрямь такие грязные и жирные, какими ощущаются после прикосновения к ним подушечки пальцев?

Одергиваю и стыдливо поправляю расстегнутый и порядком измятый мундир, который не снимала уже пару дней кряду - лошадь, оставшаяся стоять рядом, очень некстати фыркает и толкается мордой в мое плечо - из внутреннего несколько раз перештопанного мной кармана так удачно вдруг вываливается на землю на всеобщее обозрение под аккомпанемент разрывающихся швов деревянный кораблик с редким, бросающимся в глаза названием «Прощение» на корме.

Даррг.

Сегодня явно не мой день.

Хочется провалиться сквозь землю. Я бы сейчас вовсе не прочь вернуться в источающий гнилостные ароматы тоннель под нашими ногами. До чего же абсурдная и нелепая ситуация. В другой день я может быть и смогла бы нацепить на себя маску уверенности, но сегодня произошло для меня как-то чересчур много потрясений.

Поднимаю робко глаза на Эша.

На его лице узнавание и удивление, в глазах быстро мелькает и исчезает, стоит мужчине моргнуть, не понятное мне ликование.

Поджав губы, сгибаю колени и быстро сцапываю пальцами, захватив несколько сухих травинок, с земли несчастную деревяшку, и прячу в другой карман, понадежнее. Лошадка сзади довольно ржет.

Хочется объяснить, что я его при себе у сердца словно драгоценность эти полтора с лишним года не таскала, и взяла только лишь потому, что готова была сегодня принять смерть в плену у врага. А вообще мне его Сойер принес, о чем никто его даже и не просил! Так-то он и яд мне притащил. Но на подобные разговоры нет времени, да и компания не та – свидетелей многовато. Плюс, я вообще не знаю, как именно мне стоит себя вести, поэтому решаю затолкать поглубже неловкость и промолчать.

- Занятная вещица, - комментирует Тобиас Маллет и разгибает ноги, выпрямляясь, закончив с досмотром вещей подполковника Фишера.

Эштон переводит взгляд на своего подчиненного, и, видимо, приняв от последнего какой-то безмолвный сигнал, кивает, что понял. Дружат они уж давно, около двух лет, не удивительно, что могут и без слов понять друг друга.