Возникла пауза. Начальник обратился к генералу с разрешением выйти.

— Иди уж, — махнул рукой генерал.

— В чем дело, начальник, — спросил Буза хозяина, когда тот подошел к машине, — почему стоим?

— Арбузов, — ответил начальник укоризненно, — это у вас все просто, пришли, сели и давай ехай, а у нас конвой не готов.

— Валерий Александрович, — послышался голос из глубины будки, — надо ехать, Валентине плохо.

— Валя! — спросил начальник. — Как ты?

— Ничего, ничего, — ответила Валентна.

— Холодно ей, — вмешался Шнырь.

— Я сейчас, Валя, сейчас, — заторопился начальник, — что-нибудь тепленькое принесу… Миша, Миша, принеси одеяло для Валентины.

— Да, еще вот что, — добавил Буза, после того как ДПНК принес и сунул в окно будки автозака одеяло, — не нравятся мне эти задержки, и ты знай… остановится зак в шлюзе или на стену «случайно» налетит, завалим обоих, на тебе кровь их будет.

Начальник, сердцем чуя неладное, помчался в административный корпус, там, в его кабинете, завершал ось короткое совещание, в котором участвовали Маров, прокурор и капитан — командир группы захвата.

— Возьмем их в шлюзе, — сказал Маров начальнику колонии, когда тот вошел в кабинет, — машина резко остановится напротив дверей от вахты, они потеряют равновесие и ребята успеют ворваться в будку.

— Они закрыли дверь на палку, — сообщил начальник и, нарушая субординацию, опустился на стул, — Буза предупредил, что они будут готовиться к остановке машины в шлюзе, если остановка будет — они убьют заложников.

— Блефуют, — ответил Маров.

— Нет, в таком случае так нельзя, — вмешался прокурор, — тут, будь ребята молниями, они все равно опоздают. Уж лучше это сделать в пути или вообще не делать, если они по дороге не потребуют еще чего-нибудь.

— Ну черт с вами, — сказал генерал, — едем, но в поле это сделать будет еще труднее, а-а…

Гора упала с плеч начальника колонии: все же не у него кровь прольется.

Буза сдержал свое слово, Шнырь и Хряк держали заточки рядом с головами заложников, пока автомобиль не выехал за ворота колонии. Затем Валентину и Виктора заперли в «изоляционных» боксиках-стаканах, а сами уселись в будке. Буза посмотрел на часы и впервые за весь день удовлетворенно ухмыльнулся.

— Так чем мы располагаем?

— Пяток прапорщиков я могу выделить, — пообещал Михалыч.

— Плюс десяток моих ребят из горотдела, — подхватил Узякин, — желательно помоложе.

— Желательно побледнее, — съязвил Собинов, в который раз удивляя присутствующих, считавших его служакой, который двух слов связать не может и заставляет всех ходить строем.

— Почему побледнее, — не понял Узякин.

— Потому, что с такими румяными рожами они на зэков не похожи, — пояснил Собинов ехидно.

— Ох, остряк, — сказал старший оперативный начальник, — а что ты дашь в общий котел и на общее дело.

— Снайперов дам, — проговорил комбат, — снайперов у меня двое… и две винтовки.

— Две? — переспросил Узякин.

— Две, — подтвердил комбат.

— А почему две? Нам надо три.

— По штату положено две, — невозмутимо ответил комбат.

— Да, конечно, — не преминул поддеть его Узякин, — по штату положено двое захватчиков, а их — трое…

— Что же делать, — спросил Внучек, — позвонить соседям?

— Не надо соседям, — сказал Узякин, — найдется у меня и снайпер, и винтовка, в хорошем хозяйстве все есть. Михалыч, давай твоих на инструктаж, а я своим позвоню.

Михалыч ушел, а Узякин стал звонить в отдел.

Через некоторое время Михалыч вновь появился в кабинете с грудой телогреек, все принесенное он сложил в углу.

— На какой свалке ты их подобрал? — спросил ехида Узякин.

— Почему на свалке… не на свалке, но у меня нет других…

— Ах нет других, а ты подумал, что их сразу расшифруют: во-первых, рванье, в котором порядочный зэк не ходит, во-вторых — сытые физиономии…

— Что я могу сделать с физиономиями, — прикинулся дурачком Михалыч.

— С физиономиями — ничего, с физиономиями я разберусь, скажу, что они у меня по выговору получат, и физиономии у них станут, что у твоих подследственных, понял? А ты давай другое одеяние.

— Да нет у меня другого.

— Есть, есть, и ты не думай, что это игрушки, если захватчики сообразят, что вокруг не зэки, а переодетые менты и с перепугу убьют заложников, где ты будешь потом? Тогда тебе не только подпола[20] не видать, но и с должностью придется расстаться, — давил на больное место Михалыча Узякин, — а то и вообще стать клиентом той гостиницы, в которой ты сейчас заведующий.

Так они препирались, пока в кабинете не появился кадровик из юротдела милиции. Он был в гражданке.

— Сколько — спросил Узякин.

— Десять, со мной.

Узякин оглядел всех. Взгляд его говорил: видите, у нас все в порядке, сказал я, что будет десять, значит будет десять.

Михалыч, увидев, что его телогреек не хватит на всех, увел резерв в другое место, а потом вернул для осмотра старшим оперативным начальником.

Узякин, как старшина на утреннем осмотре, обошел строй из десяти переодетых в телогрейки и робы милиционеров, велел убрать волосы под шапки, а тем, которые не смогли этого сделать, приказал спустить клапаны.

После осмотра стали думать, чем вооружить эту банду в тюремных телогрейках без воротников.

Штатное оружие не годилось: драться, скорее всего, придется в тюремных переходах, а там вокруг бетонные стены, и возможен рикошет — своих же и перестреляешь. Вооружать сотрудников резиновыми палками было вообще несерьезно. Обстановка была боевая, и оружие должно быть боевым.

Узякин и комбат посовещались и отправили кадровика в соседнее СМУ; через полчаса тот вернулся с десятком нарезанных сваркой арматурных прутьев средней толщины.

Узякин взял один из них в руки.

— Арматура — оружие милиционера, как булыжник — пролетариата, — сказал он и дал команду разобрать прутья.

Дальше стали разбирать возможные варианты освобождения заложников. Их было три. Первый предусматривал случай, когда «гости» въедут в изолятор, но отдать заложников откажутся, захотят забрать их в камеру. Для этого случая разработаны два подварианта: возле машины во дворе и в переходе, в районе прогулочных двориков, там было много дверей и можно было разместить всю группу за ними.

Второй вариант заключался в предоставлении «гостям» машины с сюрпризом, если они потребуют другой автомобиль.

Третий вариант предусматривал освобождение в машине, это был самый опасный для жизни заложников вариант. Для того чтобы выбить дверь в автозаке, было решено бросить в «предбанник» машины гранату и, после того как наступит шок у захватчиков, освободить заложников, все понимали, что этот вариант — самый дурной, и все, будучи атеистами, в душе просили Бога не допустить его.

Был предложен и четвертый вариант, но он был сходу отвергнут Узякиным и Собиновым. Вариант этот предлагал отработать Внучек на случай подключения к захватчикам их сообщников с воли и «перерастанию захвата заложников в побег». Милицейская часть «тройки» высмеяла его, как «не могущий иметь место быть».

Буза кивнул Шнырю, и тот выглянул из окошка насколько позволяла решетка.

— Сколько?

— Три, — ответил Шнырь, — впереди машина с мигалкой, сзади «волжанка» и автобус с солдатами.

— Так и должно быть, — сказал Буза.

— Где они нас будут ждать? — спросил Хряк.

Буза ничего не ответил и снова кивнул Шнырю — посмотреть заложников.

Шнырь вышел в предбанник, умело, будто всю жизнь работал дубаком[21], открыл оба боксика заточкой, проверил заложников и вернулся в будку.

Машину сильно качало на кочках.

— Где? — снова спросил Хряк.

— В одном месте, — ответил Буза, — возле железной дороги…

— Чтобы по железке уйти…

— Мекай балдой, — усмехнулся Буза, — чтобы подумали так.

— А как же конвой? — шмыгнул носом Шнырь. Будка не отапливалась, и он простыл.