Зато Вереск, наоборот, казался доверчивым котенком. Я усадил его перед собой, боясь, что этот легкий, как перышко, странный мальчик вывалится невзначай из седла. И всю дорогу до Золотой ощущал себя так, словно держу в руках хрупкий кувшин с тончайшими стенками.

В первое время я был почти уверен, что вместе с голосом мальчишка утратил и разум: он часто смотрел в пустоту, шевелил губами беззвучно, иногда улыбался чему-то, точно видел картины, доступные только его взору. Но постепенно я убедился, что Вереск прекрасно понимает речь – просто реагирует на нее не всегда. Как будто половина слов ему не слышна... И не догадаешься – которая.

И глаза...

Когда они не смотрели в иные миры, в них был виден ясный чистый разум такой глубины, что даже трудно представить. Желания же свои Вереск умел объяснить без труда. Только делал это очень редко, как будто боялся напоминать о себе и своих потребностях. Несчастный ребенок... Он безропотно сносил голод и холод, боль и усталость. И лишь в одном случае осмеливался робко дотронуться до моего рукава своей птичьей лапкой – когда испытывал потребность наведаться в кусты. Заглядывал мне в глаза с такой особенной смущенной улыбкой, которая словно говорила: «Извини, опять я тебе надоедаю... Ну, что ж поделать?»

Но на самом деле мне было вовсе не трудно отнести его за деревья и подержать, пока он сделает все свои дела.

Вовсе не трудно... Пьяный Лиан был в разы тяжелее.

Но я не представлял, как с этим справлялась маленькая худая Ива.

В первый-то вечер она сама потащила брата в сторону от стоянки. Сразу после своего страшного рассказа, ничего нам не сказав, подхватила на закорки и зашагала вглубь леса. Лиан догнал ее, конечно, тут же – испугался, что близнецы убежать хотят. Дурень... А когда понял, в чем дело смутился и предложил свою помощь. Но Ива только подбородком дернула:

«Без тебя управлюсь»

«Но ведь тяжело же!», – настаивал этот упрямец.

«Управлюсь, сказала! – Ива хлестнула его колючим взглядом и ловчей ухватила брата под коленки. – Жила я как-то без вас двенадцать лет, и дальше, небось, проживу»

«Неужто правда двенадцать? А с виду так и не дашь», – простодушно брякнул Лиан и заработал первую кривую усмешку.

«На себя посмотри! Тощий как дрын, плевком перебить можно... А я, ежели хочешь знать, уже год как могу сопляков нарожать такому как ты. Да только не стану ни в жись!»

По правде говоря, мне и самому трудно было поверить, что близнецы уже видели двенадцать зим. Выглядели они намного младше. Но что я знал о жизни за пределами дворца?.. Чем дальше, тем больше понимал, что ничего.

Когда Ива вернулась обратно к костру и помогла брату спуститься наземь, Лиан прицепился к ней снова.

«Послушай, малышка, до столицы еще далеко... Зачем тянуть? Давай я сейчас посмотрю, что можно сделать с его ногами?»

«Я тебе не малышка, – Ива смерила его долгим холодным взглядом. – Еще раз так назовешь, без зубов останешься, красавчик. Небось тогда твоя невеста долго плакать будет»

«Нет, – усмехнулся Лиан. – Не будет. Моя невеста сама кому хочешь зубы повыбивает, а потом заставит их съесть, – поймав удивленный и ощетиненный взгляд Ивы, он улыбнулся чуть мягче добавил: – Но я не тебя понял. Уж не стану рисковать понапрасну»

«Не рискуй. И помощь твоя не нужна мне, я говорила уже. Пусть этот твой учитель его лечит»

«Почему же нет?»

Иногда братцу удается быть исключительно несносным в своей настойчивости, но тут я счел разумным поддержать его и тоже подал голос:

«Лиан – очень сильный лекарь, Ива. Я бы не стал на твоем месте отказываться от его помощи. В целительском мастерстве он намного превзошел даже дядю Патрика. Ты не смотри, что он молод...»

Тогда-то она и сказала то, что с самого начала было очевидно, но еще ни разу не прозвучало вслух.

«Нет. Не доверяю я вам. Никому не доверяю... Посмотрю еще на этого вашего старшего... А там решу»

«Но... – Лиан искренне не понимал. – Ведь вы же сами шли в Золотую, чтобы найти для него лекаря! Как ты можешь теперь отталкивать то, что искала?!»

Она ответила не сразу. Какое-то время смотрела в пустоту, совсем как ее брат. Только спустя несколько долгих вдохов и выдохов произнесла тихо:

«По правде-то говоря, мы уже находили лекарей. Да ни один не справился. Даже тот, что из столицы вашей. Брехал, что в какой-то башне особенной учился... а сам... сказал, никто ему не поможет... Да и то верно. Мучают только все. А я уже привыкла... Мне не трудно. Я сильная, справлюсь. Я и с вами-то пошла только ради моря... Вереск всегда хотел море увидеть...»

6

К концу пути я уже наловчился заранее угадывать, когда именно моему маленькому спутнику нужно сойти с коня и отдать должное природе. Не могу сказать наверняка, но почти уверен – он был искренне благодарен мне в те моменты, когда я останавливал своего вороного со словами, что пора бы и отлить. А заодно прихватывал с собой и мальчишку. Иногда Лиан тоже составлял нам компанию, и почему-то, когда мы были втроем, простой поход в кусты превращался в состязание на самую нелепую и смешную шутку. Над глупостями Лиана Вереск почему-то смеялся чаще – беззвучно, зато всем телом. И это было хорошо, потому что тогда уж точно не оставалось места для смущения.

А о серьезном мы вообще больше не заговаривали.

Ни о прошлом, ни о будущем.

Из Вереска собеседник был хуже некуда, из его сестры тоже – даром что она вполне владела речью. Приступов откровенности с ней больше не случалось, и ничего сверх прежнего узнать нам так и не удалось. Сами мы ни о чем, касательно магии, тоже лишний раз не поминали: дядя Пат довольно однозначно дал понять, что не стоит взваливать на детей знания, которые им, может статься, и не пригодятся вовсе... Лиан-то, конечно, был бы и рад пуститься в повествование о наших приключениях в степи или даже на корабле, но, я ему сразу напомнил, чтобы держал рот захлопнутым. Впрочем, это не мешало братцу всю дорогу травить какие-то совершенно невообразимые лекарские байки. Ива слушала их с кривой усмешкой на лице, но иногда не выдерживала и внезапно начинала смеяться в голос – хрипло и прерывисто, как старая чайка.

И также резко замолкала.

Словно смех был чем-то постыдными и не дозволительным в ее жизни.

Ночевали мы чаще всего где-нибудь подальше от людей – в лесу, в поле, у реки... Хватило одной попытки остановиться на постоялом дворе, чтобы понять, насколько это плохая затея. Вереск шарахался от каждого громкого звука и резкого жеста, а Ива чуть что тянулась рукой к своему игрушечному клинку. Мы ушли оттуда сразу, как только разделались с ужином. Он был хорош... Но оставшиеся несколько дней пришлось довольствоваться едой, приготовленной на костре или купленной в дорогу. Я решил, что так будет проще, чем каждый раз объяснять Иве, что никто в харчевне не желает зла ей и ее брату. А что глазеют... ну так есть на что поглазеть... Не так много шарахается по дорогам одинаковых с лица детей, один из которых немой калека, а другая похожа на демона. Если прибавить к этому приметные патлы Лиана и мою собственную прическу степного воина, выходило через чур.

Так мы и ехали – избегая людных мест и разговаривая только о пустяках.

Хорошо хоть, Лиану удалось проковырять дырочку в холодной броне Ивы с его россказнями про травы и лекарства. Тут она не только внимала, но и спрашивала, спорила, удивлялась.

Я к этим дискуссиям не прислушивался. Был занят своим делом.

Лиану Ива могла шипеть что угодно, но для себя я сразу определил – мне ее слова не указ. В первое же утро после рассказа маленькой колдуньи я сосредоточил все свое внимание на том, чтобы разобраться с мальчишкой.

Невозможно ехать с человеком в одном седле и не чувствовать его.

Я и прежде умел распознавать в чужом теле удовольствие и боль, радость и слабость, но после битвы на «Стриже» это проявилось во много крат сильней. С того момента, как я обрел способность исцелять, дар ощущать чужое тело стал для меня естественным, как дыхание.