1

День в монастыре начинается рано. В первый раз колокол зазвонил в ту пору, когда рассвет едва озарил мир. Я искренне возблагодарил богов за то, что не являюсь монахом, повернулся на другой бок и снова уснул.

А проснулся уже тогда, когда за узким окном разгорелся яркий, еще один нестерпимо жаркий день.

Едва открыв глаза, я понял, что крепкий долгий сон – лучшее лекарство от страха и отчаяния. На свежую голову вчерашний день со всеми его событиями уже не казался мне таким беспросветно черным.

Да, я сплоховал. Да, цели и планы пошли кувырком. Ну что ж... главное, все мы живы.

Идея Дани насчет вражеской ловушки оказалась несостоятельной. Теперь я понимал это совершенно точно. Теперь, когда узнал про Иву гораздо больше, чем она того хотела бы.

Нет, я не имел возможности прикоснуться к ее сознанию так, как касался Лиана, но увиденного было достаточно, чтобы убедиться – те голоса, о которых поминал мой брат, исходили уж точно не извне. Судя по всему, Ива нашла место Силы. Место огромной Силы, возможно, превосходящей даже ту, что жила в степном храме.

Увы, я так и не понял, о чем это место говорило с девчонкой. Не понял и того, что случилось с братом. Но уж точно ничего хорошего... Выглядел он, посидев на троне, еще хуже, чем после того удара, которым так мило со мной попрощался. Я искренне надеялся, что минувшая ночь восстановила его силы столь же успешно, как и мои. Впрочем, если уж быть честным, отсыпался я больше с утра, потратив почти все ночное время на встречи с близкими. Дядя Пат, Кайза, Вереск... и, конечно же, Айна. От нее я не мог уйти особенно долго. Соскучился... Да она и сама никак меня не отпускала. Рассказывала про десятки каких-то совершенно пустяшных, но таких важных для нее вещей. Прикладывала мои ладони к своему упругому животу и смеялась, ощущая, как толкается ребенок. Сердито упрекала во всем, что только могло прийти ей в голову. Обнимала...

Близость во сне порой бывает еще удивительней, чем наяву.

Выбравшись из постели, я обнаружил под дверью обещанный завтрак и разделался с ним прямо на пороге кельи (только наведался для начала к тому месту у стены, о котором говорил отец-настоятель). Каша с абрикосами давно остыла, но все равно показалась мне божественно вкусной, равно, как и слегка подсохший кусок ржаного хлеба, покрытый размякшим куском сыра.

Простая добрая еда.

И отличное молодое вино – нежное, как прикосновение любимой ранним утром.

Поев и утолив жажду из пузатой бутылки, я почувствовал себя настолько хорошо, что уже и не пытался вспоминать вчерашние дурные мысли. Зачем печалиться, если в животе больше не гуляет ветер, над головой ярко светит солнце, губы еще помнят сладость поцелуев, а все опасности – лишь плод воображения? Незачем совершенно.

Я хорошенько потянулся, подставил лицо ярким лучам и почувствовал, как снова становлюсь собой настоящим. Тем Фарром, который любит жизнь и до неприличия уверен в своей удаче.

Проводив глазами пролетевшую мимо ласточку, я улыбнулся – и ей, и этом дню, и синему небу, и оливам, роняющим тень на двери келий, выходящие прямо в храмовый сад.

Внутри у меня зрело решение.

Теперь, когда страх отступил, я не видел смысла оставаться в монастыре. Боги и их верные служители на земле сделали для меня все возможное в этом месте. Я понял, что должен вернуться к Эймурдину. Ива с Лианом не смогут сидеть в крепости вечно: рано или поздно им понадобятся еда, вино, солнце... Рано или поздно они выйдут оттуда. Или хотя бы кто-то один из них. Этого будет достаточно. К тому же... дядя Пат сказал, когда-то в этой горной крепости было огромное множество ходов. И входов. Может, я и не смогу найти ни одного, но как не попытаться?

Лошадь Лиана я оставил на попечении монахов – не хотел для себя лишних хлопот. Взамен, зато, получил целый мешок разной снеди. И ни за еду, ни за присмотр отец-настоятель денег с меня не взял: сказал, мол, давешнего серебра и так более, чем достаточно. Спорить я не стал, не было у меня на это ни времени, ни охоты. Просто поставил для себя пометку в голове, чтобы когда-нибудь потом, вернувшись домой, по-настоящему отблагодарить людей из святой обители.

Я не знал, где найду для себя ночлег этим вечером, не знал, когда дождусь появления брата, но решил, что со всеми этими вопросами разберусь, когда придет время.

Эймурдин ждал меня.

Теперь и я отчетливо слышал этот зов, про который говорила Ива.

Теперь мне самому до дрожи хотелось оказаться в глубине горы, своими глазами увидеть каменное дерево и понять, что это за трон.

Вот только, в отличие от Лиана, я бы, все-таки, для начала наведался в библиотеку.

2

День выдался знойный. Такой знойный, что насквозь мокрая от пота рубаха без конца липла к телу, а голову напекло даже через платок, которым она была обвязана. Едва только дорога снова вильнула под сень деревьев, я выдохнул с облегчением. Небольшая кипарисовая роща оказалась как нельзя кстати. На юге в это время всегда жара, однако случаются такие дни, когда вовсе не хочется высовываться из тени...

Я надеялся, что в роще найдется родник, но с этим не повезло – пришлось довольствоваться молодым вином из бурдюка, который достался мне от щедрого настоятеля. Я сел под одним из деревьев, стянул с головы платок и утер им лицо. Коня расседлывать не стал, не планируя задерживаться в роще надолго, но на всякий случай обвязал повод вокруг тонкого ствола – мало ли... в такую жару сон сморит, и не заметишь.

Воздух плавился и медленно тек над землей. Я видел его знойные потоки безо всякой магии. А вот чтобы найти поблизости источник, пришлось закрыть глаза и вновь открыть их по-другому, отпустить сознание, позволить ему плыть, быть частью мироздания...

Вода оказалась не настолько близко, чтобы мне захотелось встать, залезть в седло и снова тащиться по пустой дороге. В такое время не было дураков, кроме меня, кому бы втемяшилось в голову ехать по своим делам. И почему-то в этот раз путь к Эймурдину казался мне ужасно, невыносимо длинным. Может, потому, что некого было подзадоривать, некому сказать, как утомил этот липкий зной...

Я сделал еще несколько щедрых глотков и отложил бурдюк в сторону.

«Бестолковая твоя башка, Лиан Даэл... демоны тебя забери...»

Я провалился в сон как в яму.

На дне ее был Лиан.

Он сидел у камина и смотрел в огонь. Взгляд его казался далеким и пустым, как у человека, который встал с постели совсем недавно и еще не в полной мере возвратился в реальный мир. А может, и не хотел возвращаться.

– Поешь... – Ива брякнула рядом с ним миску с похлебкой. В ней даже виднелись хоть и маленькие, но куски какого-то мяса.

– Не хочу, – ответил Лиан, даже не глядя на еду. В его глазах отражались лепестки огня, огонь озарял шрамы на лице, искажая его черты, создавая другого, никому неизвестного человека.

Ива села рядом – на истертый, давно потерявший свои цвета ковер. Впрочем, в этой комнате, в этом мрачном заброшенном замке что угодно становилось бесцветным.

– Здесь нельзя жить, – промолвил Лиан, не отрывая взгляда от огня. – Здесь нет места для жизни. Нет солнца... Я никогда не думал, что это так важно. Иногда я ненавидел его яркий свет, его жар, но, когда солнца нет совсем – это ужасно. Неправильно... – он зажмурился изо всех сил, так, что морщины прорезали все лицо. Рывком обернулся к Иве, схватил ее за руки, сорвался с места: – Нам надо уйти! Немедленно! Пока еще можно!

Вскрикнув от неожиданности, Ива замерла, застыла пойманной птицей, что боится дернуться в силках – чтоб не сдавили еще сильней.

– Ты чего? – жалобно спросила она, кусая себя за губу. – Чего ты?!

Но Лиан, казалось, вовсе ее не слышит.

И не видит.

– Я не хочу!.. – этот возглас вырвался из его груди с таким отчаянием, что Ива прокусила губу до крови. – Я не готов... Пожалуйста... не сейчас...