Отец немедля поднял руку, веля войску остановиться. Дядя же спрыгнул с коня и крепко обнял друга.

– Кайза!

– Зумана, – глаза шамана блестели двумя углями из-под капюшона. – Ты готов?

Дядя усмехнулся и пожал плечом.

– Нельзя быть готовым к смерти. Нельзя приготовиться к боли. Но думаю, что да.

– Хорошо, – Кайза кивнул и вытащил из-под плаща небольшой походный бубен. – Я нашел для вас песню.

Он опустил капюшон, обнажив голову, покрытую странным убором из перьев и костей. Лица шамана было почти не видно за ним. Только глаза, яркие, как всегда... От них к подбородку и ниже тянулись две угольно-черные полосы, которые казались мне провалами в вечность. Кайза поднял бубен над головой и в полной тишине ударил колотушкой по упругой темной коже. Мерный гул наполнил рощу и всю низину под горой. В этом звуке сплелись сила и уверенность, бесстрашие и хладнокровие, в нем была готовность принять свою судьбу, что бы она ни уготовила нам впереди. Я чувствовал, Как от рокота бубна и гортанной песни шамана покрывается мурашками моя кожа, встают дыбом волосы на затылке. Чувствовал, как сотни сердец начинают звучать в едином ритме, как последние клочья страха и сомнений раздирает и растаскивает по холдным камням дикий ветер, что трепал наши волосы и края плащей.

«Смерти нет».

Вот что я слышал в звуках этой песни.

Наконец бубен затих, а Кайза поднял руку подобно королю и опустил ее, указав воинам на врата. И отец первым дал шенкелей своему жеребцу, направляя его к холму. Вскоре посреди рощи остались только пятеро – мы с Вереском, дядя, Ива и шаман.

– Я позабочусь о них, – сказал Кайза, и дядя Пат вдруг протянул ладони к Вереску, помогая ему спуститься с коня. На сей раз ноги мальчика были надежно закованы в металл, и тот прочно встал на землю. Взгляд его, впрочем, был растерянным и даже напуганным.

– Фарр? – он обернулся на меня, словно ища защиты. – Разве мы не вместе?

– Нет, – ответил за него дядя. – Вы останетесь с Кайзой.

Он подал Иве руку, чтобы той удобней было выбираться из седла, но девчонка не приняла ее, сама спрыгнула вниз. Посмотрела на всех нас с тоской и обидой.

– Нет! – сказала она. – Не оставите вы меня тут! Коль с собой не берете, так сама пойду!

И бросилась прочь, только драный подол старой штопаной рубахи мелькнул меж деревьев...

Кайза помотрел ей в след, но ни один мускул не дрогнул на его лице. Он просто положил руку на плечо мальчика, словно взял его под свою защиту.

– Жаль, – промолвил шаман. – Двое лучше, чем один, а три – лучше, чем два. Что ж, она сделала выбор. – Кайза обернулся к дяде: – Прости, что не могу пойти с вами. Мы сделаем все, что сможем здесь.

Дядя Пат вытянул вперед ладонь, и их пальцы сплелись в старом дружеском пожатии.

– Я чувствую твою защиту. Она со мной.

– С вами всеми.

– Да.

Они порывисто обнялись и тут же разошлись в стороны. Больше не было сказано ни слова. Дядя вскочил в седло и поспешил вслед за остальными. Кайза проводил его долгим взглядом, а потом посмотрел на меня, и я ощутил поток тепла, идущий от его сердца к моему. Это было лучше любых пожеланий.

– Тебе, – сказал он, вручая мне маленькую кожаную флягу размером не больше, чем с кулак. – Выпьешь перед боем. Когда придет твой черед обнажить меч. Помни, твоя сила – не в силе удара. Она в тебе.

Вереск стоял рядом с шаманом растерянный и несчастный. В этот миг он совсем не казался мне взрослым, как то было в Арроэно... просто мальчик, который неожиданно остался совсем один с почти незнакомым ему человеком.

– Прости, – сказал я ему и стиснул за плечи. – Я тоже не знал. Но дядя Пат ничего не делает плохо. Доверься ему. Хорошо?

Вереск кивнул. Он глядел на меня так пронзительно, что я ощутил у себя под ногами обрыв.

– Вернитесь. По’ожалуйста. – Мальчик вдруг спешно сунул руку за пазуху и стянул через голову длинный цветной шнурок. Протянул его мне. – Я сделал это для те’ебя. Храни его рядом!

Я улыбнулся. Намотал шнурок на запястье и завязал прочным узлом.

Где-то под горой зазвучал призывно сигнальный рог. И словно вторя ему, в небе раздался глухой раскат грома. На лицо мне упали первые капли дождя.

Я вскочил в седло и пришпорил коня, догоняя своих.

5

Когда я был мальчишкой, часто думал, как же сильно мне не повезло – не повезло родиться во времена великих войн и великих героев. Я размахивал своим деревянным мечом, сражаясь с незримыми врагами и молил богов послать мне настоящую битву – такую, в какой я смогу доказать всему миру свою доблесть и отвагу.

Боги любят смеяться над людьми...

Стоя под навесом, отрезанным от всего мира проливным дождем, под внезапно холодным ветром, я с трудом понимал, что происходит на поле боя. Сотни людей сошлись двумя волнами под горой, сотни глоток кричали, сотни рук поднимали и опускали оружие, ржали лошади, гремел гром, земля превратилась в пекло.

И там, впереди, во главе этой схватки был не я.

Там был Дани.

Сильный, неуязвимый, окруженный кроваво-красным ореолом ярости и всемогущества. Мой безупречный отважный брат. Подобно Вереску я оказался лишь безмолвной фигурой на этой доске «престолов». Дядя, отец и генерал Гиро уже все решили за меня.

Ждать и молиться – вот и все, что мне пока было позволено.

И я ждал... Ждал, покуда чужая кровь зальет вековые камни у главных ворот Эймурдина. Ждал, стискивая в кулаке заветную флягу с зельем Кайзы. Ждал, когда на это пиршество смерти позовут и меня.

«Не всякая битва требует твоего присутствия, сын, – сказал король накануне. – Предоставь солдатам сделать их дело и расчистить эту дорогу, а наша задача – убить тех, кто прячется за стенами крепости. Вот там мы с тобой обнажим свое оружие. Все, какое у нас есть. Там скрываются наши настоящие враги».

Он был прав. Но как же больно ранило осознание неполноценности! Даниэль не остался в запасе... Все знали, что ему-то хватит сил и на битву с наемниками Мирте, и на нее саму.

Даниэль не дал бы подстрелить себя из арбалета...

И никогда не позволил бы своему побратиму сбежать, а потом превратиться в дерево.

Под горой все кончилось быстро. Намного быстрее, чем я думал. И в этом не было ни красоты, ни чести, ни доблести... только реки крови, стоны раненных и отчаянные крики умирающих под струями дождя. Я смотрел на поле боя и не видел его за пеленой боли, за багровым туманом, в который, точно в саван, смерть укутала людей. Я встречался с ней не раз, но только теперь в полной мере ощутил могущество этой силы... и тошнотворный ужас от прикосновения к этому мраку.

Не прошло и часа, как Дани ворвался на порог крепости, утирая с лица кровь и яростно отдавая приказы. Он потерял много людей снаружи и не думал, что внутри будет лучше. Никто так не думал, и потому теперь вперед шли те из нас, кто владел Силой.

Я вылил содержимое фляги в рот, и оно обожгло мою глотку безумным огнем, воспламенило меня самого так, как я никогда не ощущал прежде. Дождь хлестал меня по лицу, когда Высверк нес нас к воротам крепости, но никакая вода не могла погасить такого жара.

Ах, как же я ждал этого мгновения!.. Там впереди были все тайны Эймурдина. Там были враги, которых я жаждал уничтожить. Там был Лиан... Мой наатха.

– Второй отряд – вперед! – кричал Дани. – Оружие к бою! Арбалетчикам – готовность! – на миг я поймал его яростный полный огня взгляд и увидел хищный оскал убийцы. – Братишка! Вот и ты! Прикрывай мою задницу, а я прикрою твою!

Пламя последнего подарка Кайзы полыхало в моем нутре и делало меня факелом.

А потом я ощутил Силу Эймурдина.

Это было подобно удару водопада в темя.

Сила кипела и бурлила вокруг, она пронизывала мироздание, наполняла каждую частицу моего тела. Боги, я никогда не ощущал ничего подобного!

Я никогда еще не был таким всесильным.

Длинный, освещенный факелами проход в толще горы превратился в коридор смерти. Клинки поднимались и опускались, не щадя никого. Где-то рядом был мой отец, я слышал его рык. Слышал и рваное дыхание дяди, который никогда в жизни не брал оружия в руки. Он и сейчас шел этим путем, не обнажая ни меча, ни кинжала, но руки его полыхали невидимым простому глазу огнем. И от этого огня плавился весь мир вокруг, изгибался, искажался, укрывая собой наших людей и обнажая врагов.