Холодно. Боги, как же холодно. Я дрожала, но только отчасти — от того, что замёрзла. Куда больше меня беспокоило наше отчаянное положение. Я влипла. А ему теперь как быть?.. если мы вернёмся в Низины — куда ему со мной деваться?! Сдавать на опыты? Мамочки, как же мне быть?! Мне нельзя ни назад в Адди, ни обратно в Мир!!!

Приличия — да какая уже была разница… Снова потянув носом, я всё-таки прильнула щекой к его тёплому телу, к груди и боку. Почему-то, хотя мы уже который день таскались по Горам, он всё равно пах кофе и табаком. Я услышала стук его сердца под ухом и звенящую тишину снаружи, и внезапно моим собственным плотинам пришёл конец.

Я разрыдалась.

— Санда… — пробормотал да Лигарра в растерянности. Ну нет на свете мужчины, знающего, что делать с плачущей особью женского пола!

— Карун! — закричала я, — Мне страшно! Мне очень страшно, ты понимаешь?! За каждым поворотом может быть всё, что угодно! Моя жизнь превратилась в какую-то геометрическую прогрессию дерьма… Мне чудовищно страшно…

Хреновый из меня бриз… ох, какой же хреновый. Да этот человек продаст меня на запчасти и ещё карьеру сделает… Какой Тени я его спасла..?

Внезапно да Лигарра нагнулся ко мне и поцеловал.

Он целовал меня так, как этого не делал ещё никто — неудержимо, зло и бережно, так что я оцепенела… а потом моя спина, руки, ноги, голова стали как ватные. Я смутно осознала, что я… внезапно и резко обнимаю его за шею, и что он сгребает меня обоими руками, под спину и за талию — и между нами, между нашими телами, уже не остаётся ни капельки воздуха, и что мы падаем на камни, и он разнимает мою кофту, задирает блузку, целует шею, окаменевшую от желания грудь, вздымаемую частым-пречастым дыханием, сдирает с себя рубашку… Он целовал меня в губы, щёки, глаза, а я почти плакала от охватившего меня безумия… Меня не было. Я хотела его до такой степени, что мало не слепла, и не могла пошевелиться.

Ощущая телом каждый новый кусочек его кожи, я дрожала, как от лихорадки, и в миг, когда он изо всех сил прижал меня к себе и провёл рукой по моим волосам, точно спрашивая разрешения идти дальше — меня поглотила тьма… Я раскрылась навстречу его ярости и страсти — обнаженная, свободная, полностью от него зависимая и безумная. Кажется, я разодрала ему спину… Этого не могло быть. Мы не могли быть…так. Но это было…

И много позже, когда мы медленно, очень медленно начали приходить в себя, он не на миг не выпускал меня из рук, и я тонула в волнах слепой и первобытной благодарности, не знаю, чьей… нашей общей на двоих… и бесконечного облегчения, как будто мы оба наконец начали дышать… Я обнимала его, неловко скользя щекой по щеке, касаясь носом самого краешка его русых волос — и не могла поверить… я не верила, что это происходит наяву, а только тискала его за шею и всхлипывала, немея от этого тёплого необыкновенного ощущения, когда он бережно трогал губами мою кожу… Это напоминало сон или бред, и потому не знаю, когда же мы действительно заснули…

Утром я проснулась мокрая и озябшая. Туман стелился за входом в пещерку, покрывая мир слоем влаги. Где-то капала вода. Мы так и лежали, крепко обнявшись, на разбросанной одежде и мятой сумке. Мягко отстранившись от меня, Карун что-то пробормотал про костёр и встал. Закутавшись в одеяло, я смотрела, как он чиркает ножом по камню, роняя искры на мокрые ветки — обнаженный и сильный. И ни капли не мой. Я не знала, сожалеет ли он о том, что с нами произошло ночью. Потом я ощутила, что мои щёки горят — загадочные силы Дара возвращались ко мне — потому, наверное, мы не и околели за ночь на этих камнях — об меня запросто можно было греться. Теперь я могла слететь с карниза — я была в этом уверена. Спору нет, подумала я отстраненно, пережитое было получше любого ужина и сна…

Словно услышав мои бесстыжие мысли, да Лигарра глянул на меня исподлобья, и в его глазах таилось что-то, чего наяву я от него никак не ожидала — бесконечное, живое тепло. И ещё, быть может, на миг — мальчишеская растерянность — будто произошло что-то совершенно для него неожиданное. А потом он снова опустил глаза — с абсолютно недвижимым лицом, хотя, может, чуть медленнее, чем обычно.

Наверное, мы оба думали об одном и том же — что у охватившей нас животной страсти нет будущего, и что родилась она никак не вчера… Но ей бы никогда не ожить, ни за что, никак, если бы не… не всё это. Где ночь застала, фактически выкинутые из официальной жизни — может быть, в его системе координат что-то такое и допускалось (и я даже полагала, что регулярно случалось!), но уже никак не в моей. Это было немыслимо в обоих мирах Мира. И там, где мы оба должны были соблюдать Порядок Вещей, а он был холодным безупречным человеком власти — и там, где он был злодеем из Комитета, приговоренным бризами к смерти. Нет, конечно, это была не только страсть. В нашем возрасте главным органом удовольствия был, в первую очередь, мозг, а уже потом всё остальное. То, что ниже пояса. Но и это — оказалось для нас… слишком живым.

…И пожалуй даже… совершенно для меня обезоруживающим…

Не вылезая из-под одеяла, я надела брюки и кофту; встав, я пасмурно запустила руки в сумку. Секс сексом, но позавтракать нам обоим следовало. Еды было крайне мало.

Не глядя на Каруна, я разломила ломоть хлеба и кусок сыра пополам. Смысла экономить, по-моему, не было. Остатков того, что я уволокла из дому, нам едва хватало, чтоб заморить червячка. Итак надо было подкрепить силы и попытаться найти еду в живой природе. К тому же, что-то подсказывало мне, что пережитое Исцеление для человека отнюдь не безразлично — откуда берутся силы для такого бешенного заживления? Кажется, из его же личных резервов — итак пополнить их надо как можно скорее. Всё так же не глядя друг на друга и сидя на камнях, мы молча поели, потом да Лигарра встал и молча оглядел козырёк.

— Без выхода, да?

— Ага.

Ну, посмотреть друг на друга нам всё-таки пришлось. Карун вздохнул. Я встала и протянула руки.

— Обними меня, что ли… Потому что за руку, боюсь, я тебя не удержу.

А он высоты боится, напомнила я себе. Как всякий нормальный аллонга, впрочем. Но да Лигарра мужественно позволил мне столкнуть себя с края пещерки. Его руки на миг стали каменными, и я чуть не крикнула от боли, но уже через миг он совладал с собой и ослабил хватку. Я вдруг ощутила, как бешенно зашлось его сердце у меня под ухом — и он только с трудом взял себя в руки и отстранился.

Я приземлилась на камни — отсюда до воды было уже рукой подать. Солнце уже поднялось, когда нам удалось спуститься к реке. Да Лигарра чувствовал себя жутко неловко, вынужденный доверяться мне в нашем щекотливом способе передвижения.

— Что будем делать?

— Понятия не имею.

— В этом месте мне следовало стать в позу и воскликнуть, о чём же ты думала, покидая да-Карделл, — пробормотал Карун, — Только я представляю, что ты скажешь.

— Правильно — о тебе, дурак набитый, — сварливо проговорила я, — О том, что ты валялся в крови в этой башне, а мне предлагалось слушать лекции профессора Лак`ора по истории Горной Страны. И начинать новую жизнь. На знаю, что на меня нашло, но когда я себе всё это сказала…

— Не надо про это, — внезапно хрипло попросил Карун, ковыляя по камням. Странное, наверное, переживание — ощутить лютые страдания, почти умереть и вернуться к жизни таким необычным образом. Из солидарности я тоже шла «на полную ногу», хотя пьяное ощущение полёта манило всё сильнее — вот чуть-чуть, сейчас, перепорхнуть через этот или тот камушек, ведь это ничего не будет мне стоить в плане растраты сил..! Но я решила, что буду это контролировать. Дар принадлежит мне — а вовсе не наоборот.

Я вздохнула.

— Наверное, я не смогу полностью отдаться этому новому в себе. Меня вырастили как образцовую аллонга. Тень всех подери, я все ещё ощущаю себя человеком Мира! И в то же время… Мне начинает нравиться изучать, что же я на самом деле могу… — закончила я с вызовом.

Карун покачал головой. Я мельком подумала, не стыдится ли он своего ночного порыва — теперь, когда логика снова была его сутью. Ему не следовало падать так уж низко — стать любовником неБогосозданного существа… Или всё-таки не стыдится? Он держал себя череcчур неподвижно, чтобы я поверила в его бесстрастность — я слишком хорошо помнила, кто именно вчера начал первый. К тому же вряд ли его тревожили всякие нравственные аспекты — в конце концов, в современном Мире кто как хочет, так и волочится — лишь бы без последствий — а он вёл себя слишком опытно и умело, чтобы это с ним было в первый или даже в десятый раз. Но пока он терзался (как мне казалось) сомнениями, я терзалась ими в той же мере.