Надинька, которая уже начала записывать задание в тетрадь, едва не выронила ручку.

— Что он сказал? — шёпотом переспросила он у соседки по парте.

— Начните активно общаться с этим человеком, — продолжал профессор. — Говорите ему, что у него изумительная походка, что вы без ума от того, какой он решительный и смелый, что он ужасно умный и тому подобное. Вы должны одурачить его. Заставьте поверить в то, что вы действительно мечтаете стать его другом. Задание понятно?

— То есть… нужно втереться человеку в доверие, да? — рассмеялась Герти. — Но при этом можно его по-прежнему презирать, правильно?

— Совершенно верно.

— Да разве это не враньё? — поразилась Надинька.

— Что-что? Повторите-ка, — блеснул улыбкой профессор Феофраст.

— Ведь это же страшная подлость! — вдруг выпалила Надинька. — Человек и правда будет думать, что у него появился друг! А потом вместо дружбы натолкнётся на ложь и презрение, да?

— И очень хорошо! — рассмеялся профессор. — Зато вы сможете получить хорошую оценку. Каждый из вас, дети, должен написать научный отчёт о ходе обольщения.

— Но я… не смогу получить хорошую оценку! — со слезами воскликнула Надя.

— А в чём дело? — профессор угрожающе глянул одним глазом.

— Я не смогу. Мне дедушка строго-настрого запретил врать. А тут сплошное враньё! И ещё мне жалко того человека, которого я должна обмануть…

— Погодите… — волшебник поднял ломкие бровки и точно замер на миг…

— Что, господин профессор?

— Вы что, русская, что ли? — странно глянул Феофрасто Феофраст.

— Да, — сказала Надинька. — Вы не обижайтесь, я просто хотела честно…

— «Честно» здесь не надо! — строго оборвал профессор. — Как только перешагнули порог этой аудитории, сразу позабыли о честности, договорились! А Вам, девочка, я настоятельно предлагаю всё-таки сделать домашнее задание. Надо ломать вашу проклятую русскую защиту!

На третьем уроке кадеты опять разлучились — всех гриммельсгаузенцев, чьё имя начиналась на буквы от «А» до «N» отправили на уроки творчества блистательного мастера Артемиуса Кальяни. Поскольку Петруша числился в списках как «Ашур-Теп Тихий Гром», он попал именно в эту группу, а Ванечка — то есть шаманёнок Шушурун — отправился на занятия по ведовскому превосходству.

Прощаясь на целых шестьдесят минут, Иванушка пожал здоровенную Петрушину ладонь. И шепнул:

— Ну, брат Громыч, не подведи. Поменьше болтай, побольше примечай. Если к доске отвечать позовут — лучше не ходи, скажи, что недомогание у тебя. Допустим, в желудке.

Петруша кивал, сопя от серьёзности момента.

— И, пожалуйста, не надо больше на профессоров с ножницами кидаться, — попросил Ваня. С ужасом он глядел, как Тихий Гром поплёлся по коридору в сторону Западно-Восточного зала, в котором обычно проводил свои феерические семинары известный художник, поэт и маг-перформер Артемиус Кальяни.

Петруша шёл и думал о том, чья это могла быть рука. В мусорном мешке, возле секретных лифтов… совсем посиневшая, застывшая… ужас какой. Он содрогнулся и перешагнул мраморный порог Западно-Восточного зала. Нашёл неплохое местечко на складном стульчике как раз за колонной, подальше от глаз преподавателя — и погрузился в невесёлые размышления.

— Эликсир гениальности, — говорил доктор Кальяни, покачиваясь в гамаке, сплетённом из чёрных шёлковых нитей, — мы с вами научимся изготавливать уже через месяц.

— Простите, доктор Кальяни, — подал голос тщедушный мальчик в толстых очках, сидевший рядом с Петрушей у вазы с олеандрами, — я читал, что эликсир сам по себе не приносит популярности… Он помогает создавать гениальные произведения, но это ещё не значит, что публика их сразу оценит… Это правда?

— Мой пытливый друг прав лишь отчасти, — доктор Кальяни прикрыл взгляд распухшими веками. — Прежде всего, нужно понять, что эликсир гениальности привлекает невидимых джиннов вдохновения….

При упоминании о джиннах класс оживился.

— Да, да, мои смешливые друзья, — Артемиус Кальяни, позванивая бубенцами и пирсингами, раскачивался в гамаке, заложив за голову изнеженные руки в опаловом гипюре. Петруша с жалостью глядел на странную бородёнку, которую Кальяни заплёл на манер косицы и, видимо, совсем недавно выкрасил в жёлтый цвет. — Я говорю не про глупых старичков из бутылки. Я подразумеваю особый вид творческих эфиров, которые, залетая в душу писателя, музыканта или живописца, а может быть, скульптора или танцора, производят в этой душе особый зуд, в результате которого человек творит подлинные шедевры…

Петруша опасливо прислушался к себе: не творит ли, не дай Бог, какая-нибудь гадость свой особый зуд в его организме? Вроде ничего не зудело, только привычно почёсывались кулаки.

— О-ой, а можно вопрос? Моё имя Клод Биеннале. Скажите, маэстро, но разве не сам человек создаёт свои шедевры, а? — жеманно потряхивая кудрями, спросил смуглый мальчик с длинными, как у барышни, ресницами.

Доктор Кальяни удовлетворённо щёлкнул пальцами и бархатисто расхохотался:

— Видите ли, Клод… Со стороны людям кажется, что гениальные авторы творят сами. На самом деле вся их гениальность состоит лишь в том, что эти люди намного лучше других умеют улавливать сердцем невидимых духов вдохновения.

Доктор ещё раз щёлкнул пальцами — в полу раскрылся квадратный люк, и кверху, слегка позванивая, выполз хрустальный столик. На зеркальной столешнице выстроились семь прозрачных бутылочек, тщательно запечатанных разноцветным воском. Петруша пригляделся: нет, не пиво. В бутылочках вообще не было никакой жидкости.

— Я научу вас чуять творческих джиннов, ловить и удерживать их в сердце. Вот и весь секрет гениальности — поверьте, очень скоро вас вознесут на пьедестал и осыпят цветами!

Дети зашумели, заулыбались: особенно оживился кудрявый мальчик с ресницами — обернувшись к девочкам, блестел зубами, томно закатывал глазки.

— Тоже мне, будущий гений! — едва слышно процедил кто-то сзади. Петруша оглянулся и увидел, что тщедушный очкарик, сидевший под олеандрами, с ненавистью сощурился на кудрявого сквозь льдинки очков:

— Этот дурачок Биеннале воображает, будто пишет хорошие стихи, ха-ха!

Доктор Кальяни грациозно потянулся к столику и коснулся крайней бутылочки:

— Сей джинн носит имя Гафер, это терпкий эфир борьбы, конкуренции, схватки. Его особенно любят молодые режиссёры и авторы детективных романов… Когда-то он зародился под стенами Трои, а теперь витает под потолками казино и спортивных залов, щекочет ноздри тем, кто создаёт образ суперменов: преступников и карателей…

— Я как раз пишу роман про великого маньяка Эдвина Крэша, — вдруг похвастался тщедушный, повернув к Петруше толстые очки.

— Второй сосуд содержит джинна Меннетекела, который вдохновляет поэтов воспевать сильную личность, великих властителей, диктаторов. Это дух любования человеческим величием, дух горделивого гимна, одической песни и пафосных стансов.

Петруша с усилием подавил зевок. «Что-то не очень понятно мне про пустые бутылки», — признался кадет самому себе. Тем временем доктор Кальяни с особым чувством представлял детям следующего пленника:

— В этом сосуде стеснён и просится на волю огнистый джинн Цацаэр, дух похотливых стихов, заставляющий поэтов изливать себя в сладострастной лирике. А рядом с ним — запечатанный чёрной печатью мрачный джинн ужаса и грусти по имени Алистер…

— Неужели он тоже делает людей знаменитыми? — театрально откинув голову, поразился Клод Биеннале.

— Ещё как! — доктор Кальяни оживился. — Мрачные песни про сплин, одиночество и даже самоубийство с каждым годом всё популярнее! Их авторы становятся очень богатыми людьми.

Он покосился на оставшиеся три бутылочки и — сложил гибкие ладони домиком:

— Других джиннов я пока не буду представлять, вы ещё недостаточно подготовлены к встрече с ними. Четырёх для начала достаточно. Итак, мы начинаем наши упражнения. Сейчас я открою первую бутылочку, и эфир устремится наружу. Всего несколько мгновений он будет витать здесь, среди нас — и затем скроется. Постарайтесь поймать его сердцем.