В небольшом частном самолете никого, кроме нас, охраны и бортпроводников больше не было. Я сидела в своем кресле, вжавшись в мягкую кожаную спинку и безучастным взглядом смотрела в иллюминатор. Прежде всего я пыталась разобраться в самой себе. Мне было страшно. Страшно из-за всей этой ситуации, что случилась на дороге и резкой смены локаций. Боялась ли я Маршала? На этот вопрос я уже затруднялась ответить. Его тотальное спокойствие на данный момент действовало на меня неожиданно положительным образом. Оно вселяло хрупкую надежду на то, что всё будет хорошо и я в безопасности. Но в безопасности ли я перед самим Маршалом? Этой ночью он, возможно, кого-то убил. Или всё-таки нет? Тогда чья кровь впиталась в ткань его рубашки?

С одной стороны, я отчётливо осознавала, что Кир не нарушил своего слова. Ему, кажется, действительно нужно было лишь мое время. Ни единого грязного намёка. Может… Может, всё не так, как кажется на первый взгляд? Маршал заинтересовал меня. Я не могла себе в этом признаться, но вечер в стриптиз-клубе некоторые моменты расставил по местам. Мне было важно и интересно узнать у девочек, кто же такой Маршал. Мой страх был надиктован невозможностью понять, несет ли этот мужчина для меня угрозу или нет. Отсутствие эмоций на человеческом лице всегда вынуждает остерегаться. Инстинкт выживания, не иначе.

Всё это было странно и жутко. Но и я сама вдруг потянулась к этой запретной зоне. Неосознанно и боязливо, но всё же потянулась. И я не знала, правильно ли это или нет. Может, я сумасшедшая? И есть ли вообще точный ответ в этом сложном уравнении?

Моя жизнь до встречи с Маршалом была замечательной. Мне не на что было пожаловаться. Никаких глобальных проблем. Работа, родные, работа. Идеальная ровная линия, по которой я бодро шагала без опасений. Никаких запредельных эмоций и впечатлений. И тут в один момент всё перевернулось с ног на голову. Может, и я в определённой степени застыла во льдах серой повседневной рутины? Застыла и даже не осознала, когда это со мной случилось?

Я продолжала смотреть в иллюминатор, и сама не поняла, что вдруг расплакалась. Беззвучно. Лишь горячие слёзы медленно скользнули по щекам. Что именно я оплакивала? Или это просто побочный эффект после пережитых сильных эмоций?

Пожалуй, Кир оказался прав, когда говорил о том, что люди сами не знают, чего хотят. Чтобы знать, нужно понимать самого себя. А я… Кажется, я не понимала ни себя, ни чего вообще хочу от этой жизни.

Внезапно к моей щеке прикоснулись холодные костяшки чужих пальцев. Я дёрнулась и опасливо посмотрела на Маршала. Он медленно опустился в соседнее кресло, стёр большим пальцем слезинку и внимательно посмотрел на нее, затем снова на меня.

— Почему ты плачешь? — задумчиво спросил Кир, в его голосе отсутствовала тревога.

В напряженном взгляде серо-голубых глаз мелькнула тень непонимания.

— Не знаю, — пожала я плечами. — Страшно.

— Страшно? — переспросил он всё тем же спокойным голосом, затем вновь посмотрел на мои слёзы.

Я лишь кивнула и поёжилась, потому что взгляд Кира оказался слишком пристальным, слишком острым, будто вколачивающимся внутрь меня, моей души. Он словно хотел вывернуть эту мою душу наизнанку и тщательней рассмотреть ее, чтобы найти ответ на совершенно простой вопрос.

На секунду мне показалось, что Маршал видит мои эмоции, но абсолютно искренне не понимает их значения. Он будто бы столкнулся с чем-то таким инопланетным и непостижимым. Может, Кир не привык к тому, что женщины в его компании плачут? Всё-таки Вика говорила, что все его предыдущие спутницы были счастливы. Нет. Маршала не интересовало, почему у меня такая реакция. Его, кажется, интересовала сама эта реакция.

— Разве вам никогда не было страшно? — осторожно спросила я и быстро вытерла слёзы тыльной стороной ладони.

Мужчина поднял на меня свой задумчивый и сосредоточенный взгляд. Казалось, что Кир пытается найти ответ где-то глубоко в себе, но я ведь не спросила ничего сложного.

— Это было слишком давно, — после некоторого молчания ответил он. — Так давно, что я уже не помню этого чувства. — Маршал поднялся с кресла. — Если нужно отдохнуть, тебя проведут в спальню.

— Нет, — я сняла обувь и прижала колени к груди. — Мне и здесь хорошо.

В Нью-Йорке была еще ночь, когда наш самолет пошел на посадку. Нас провожало утреннее солнце, а встречала холодная и бледная луна. В этом небольшом наблюдении я вдруг уловила некий символизм, потому что луна больше подходила Маршалу и его миру, нежели солнце.

Мы приземлились в международном аэропорту имени Джона Кеннеди. Ночь оказалась довольно прохладной. Стоило мне ступить на трап, как тут же ночной ветерок подхватил мои волосы и заполз прямо под футболку. Я поежилась.

Нас уже ожидали какие-то люди. Кажется, охрана. Маршал на английском перекинулся несколькими дежурными фразами с мужчиной, который видимо был главным. Похвастаться отличными знаниями английского языка я не могла, но на базовом уровне умела изъясняться. Маршал спросил всё ли готово к выезду, мужчина дал положительный ответ.

Конечной точкой нашего пути был Верхний Ист-Сайд. Как я поняла, путь был не близким. Это был не просто другой город. Заграничный город. Это была совершенно другая вселенная. Огромный загадочный океан, в котором жизнь продолжала бурлить даже поздно ночью. Нью-Йорк поражал своей бескрайностью.

Я сидела у окна и увлеченно рассматривала пейзаж, что тянулся за нами, плавно трансформируясь и гипнотизируя яркими огнями. Мелькало много патрульных машин, машин обычных жителей и такси. По тротуарам ходили люди всех возможных национальностей. Яркими бликами в стекле внедорожника отображались вывески ночных заведений.

— Этот город никогда не спит? — вдруг тихонько спросила я у Маршала.

Он сидел рядом и писал стилусом в планшете кому-то сообщение, что своими размерами больше напоминало целый отчет.

— Нет, — ответил Кир. — Это уже давно стало для Нью-Йорка невозможной роскошью. Максимум — полусон, но никогда не полноценный отдых.

— Движение — это жизнь, — вдруг произнесла я папино излюбленное выражение.

— Точно, — кивнул Маршал, продолжая сосредоточенно набирать текст.

Пока мы ехали я успела насчитать больше десятка велосипедистов и бесчисленное количество машин такси. Я старалась выхватить любую деталь, рассмотреть каждый участок, который был доступен для моего зрения. Множество высотных домов тянулись своими верхушками к ночному небу и казалось, что они вот-вот прикоснутся к нему.

— Поднимаемся на Вильямсбургский мост, — обозначил Маршал и спрятал планшет в кожаном чехле.

К этому моменту мы уже час находились в пути. На мосту машин уже было значительно больше. Когда открылся великолепный вид на небоскрёбы Манхеттена у меня вдруг перехватило дыхание. Я придвинулась чуть ближе к Маршалу, потому что панорама была раскинута именно с его стороны. Мой город, естественно, не шел ни в какое сравнение с величественным Нью-Йорком.

Кир молча рассматривал меня, не двигаясь. Мои щёки внезапно стали горячими, будто я только что выпила немного шампанского. Я вернулась на свое место, но Маршал продолжал рассматривать меня.

— Тебе нравится вид? — вдруг спросил он, словно по выражению моего лица не был очевиден ответ.

— Да. Бесконечный ночной океан. Красивый. Яркий. Но, думаю, очень жестокий.

— Верно. В любом мегаполисе выживает сильнейший. Он никому поблажек не дает.

У меня по коже мелкими иголочками пробежался холодок от слов Маршала.

Наш автомобиль плавно въехал в гараж, что примыкал к четырехэтажному кирпичному дому. Напротив него раскинулся, как я успела понять, Центральный парк.

— Будешь жить здесь, — заявил Маршал, когда мы выбрались из машины. — Утром мой человек привезет тебе телефон с новой сим-картой. Сейчас подключат к твоему ноуту интернет. С поступлением нового телефона будь со мной на связи нон-стоп, — Маршал измерял широкими твёрдыми шагами небольшое пространство квадратной светлой прихожей.