Кир убрал руку, удобней устроился между моих бёдер и окончательно обездвижив, резко вошел в мое лоно. Стало больно, словно внутри меня натянулся оголенный нерв. Маршал, немедля, полностью проник и вжался своим твёрдым мощным телом в мое.

Боль была острой и пульсирующей, но я не проронила ни звука. С детства не привыкла сразу впадать в истерику и рыдания. Счёсанные колени, «шишки» на затылке, разбитые локти — всё это «добро» ни разу не вынудило меня расплакаться или пожаловаться.

Движения Маршала были не быстрыми, но точными и глубокими. Боль не проходила, а даже наоборот — увеличивала свою силу. Мои пальцы судорожно впились в плечи Кира. Я плотно поджала губы, не разрывая нашего зрительного контакта.

— Говори, — прошептал Кир мне на ухо, не останавливаясь. — Говори, — повторил он.

— Больно, — прошептала я, захлёбываясь собственным сбитым дыханием. — Медленней. Пожалуйста, — еще тише добавила я и коснулась ладонью щеки Маршала.

Он снова посмотрел на меня. В глазах застыла привычная непоколебимая холодность. Кир замедлился, но не прекратил двигаться. Моя ладонь скользнула от его щеки к шее.

— Оставь, — прошептал он. — На щеке.

Я подчинилась.

Боль не позволила мне получить разрядку. Она была слишком объемной, слишком острой. Когда Маршал достиг пика, он лишь плотно поджал губы, прикрыл глаза и замер. На его лице не отобразилось ни единой новой эмоции. Его пальцы в моих волосах сжались в кулак и через несколько секунд Маршал прижался своим влажным лбом к моему.

Мы оба тяжело дышали. Я пыталась принять тот факт, что только что лишилась девственности, но эмоций было слишком много.

— Двух недель мало, — твёрдо проговорил Кир и выпрямился. — Мне нужно больше, — он вышел из меня.

Я ничего не ответила, потому что мысли сейчас в моей головы были напрочь рассеяны.

— И твои глаза, — продолжил Кир, поднявшись с кровати, — мне нужно в них смотреть.

— Почему?

— У них такой же двойственный цвет, как и у моих.

Зелено-карие глаза. Когда у меня отличное самочувствие, присутствует яркое освещение или просто ясная погода, мои глаза преимущественно отливают зеленью. Но когда я злюсь или болею, то радужки заполняются густым кофейным цветом. У моего отца точно такие же глаза.

Глядя на себя в зеркало, я словно бы только что обнаружила эту свою особенность. Двойственный цвет. И почему-то именно такое сочетание Кир посчитал для себя нужным. Зачем? Я не знала ответа, да и он, судя по всему, тоже.

Через несколько дней после той ночи ко мне заглянула Елена и мы вместе отправились в Метрополитен-музей. Погода в Нью-Йорке стояла просто отвратительная, но это никак не повлияло на мое хорошее настроение. Я утром разговаривала с папой. Заверила его, что всё со мной в порядке. Кажется, он немного успокоился. От матери сообщений не было. Наверное, она с дядей Егором уж в отпуске. Ева тоже молчала.

В музее было много людей и школьников, что стайками ходили за своими учителями. Для меня Метрополитен-музей стал некой машиной времени. Мы расхаживали с Еленой по различным залам и казалось, словно попадали в другую, давно ушедшую эпоху. Картины, скульптуры, оружие и доспехи. Здесь хранилось столько экспонатов, что за один визит вряд ли всё удастся детально рассмотреть.

Я никогда не любила музеи. В школе подобные экскурсии навивали на меня тоску, что даже удивительно, учитывая, что я люблю тишину и уединение. Но в Метрополитен-музее можно было смело забыть о скуке. Я только и успевала, что вертеть головой в разные стороны и с широко распахнутыми глазами, рассматривать полотна Вермеера или ходить около древнеегипетского храма Дендур, что был разобран и отдан США. Не знаю, сколько мы провели времени в музее, но больше двух часов точно. У меня даже немного устали ноги, что большая редкость, потому что я спокойно могла преодолевать большие расстояния. Если, конечно, нет каблуков.

— Ну как тебе? — спросила Елена, когда мы завершили экскурсию.

— Это было чудесно! — искренне ответила я.

— Рада, что тебе понравилось. Когда я впервые сюда пришла, то как-то не очень впечатлилась, потому что далека от всего этого. Но потом я влюбилась, — Елена прикрыла глаза и подставила свое привлекательное лицо под мелкие капли моросившего дождя.

— Замри, — обратилась я к женщине и быстро выудила из своего несменного бездонного рюкзака зеркалку.

Это была моя личная зеркала, для работы у меня имелся «агрегат» покруче.

— Можно я сделаю пару снимков? — робко спросила я.

— Ну попробуй, — губы Елены растянулись в улыбке, а глаза по-прежнему оставались закрытыми.

Я сделала несколько пробных снимков, затем еще парочку.

— Хочешь взглянуть? — я протянула Елене фотоаппарат.

— Это я такая? — удивленно спросила женщина, рассматривая себя.

— По-моему, очень даже хорошенькая. Тебе не нравится?

— Шутишь? — Елена удивленно посмотрела на меня. — Я даже не подозревала, что у меня такая изящная шея! — она засмеялась. — Ну и сколько я тебя должна?

— Нисколько. Мне просто захотелось. Могу перекинуть тебе потом фото.

— Я хочу их распечатать.

— Если честно, то я тоже хотела кое-какие снимки распечатать. Немного баловалась со внутренним двориком в квартире. Но где это можно сделать — понятия не имею.

К вечеру я уже сидела у себя в спальне, окруженная фотоснимками и декоративными прищепками. В комнате царил знакомый мне хаос. В нем я себя чувствовала защищенной и спокойной. Просматривая фотографии, самые лучшие я подцепляла к занавескам или прозрачным скотчем лепила на стену возле кровати. В наушниках играла музыка. Мне было комфортно. Во всём.

Я много думала о своей первой ночи. Пыталась понять, что же испытываю по этому поводу. Кир изначально не был мне противен. Ничего не изменилось и после нашей близости. Даже наоборот. Этот лабиринт не утратил для меня своей загадочности.

Выбирая очередную декоративную прищепку, я вдруг почувствовала чужое присутствие. Обернувшись, я увидела Кира. Всё тот же неизменный черный цвет. Руки спрятаны в карманах брюк. Маршал стоял у той стены, которую я уже украсила фотографиями. Он сосредоточено рассматривал их.

— Привет, — произнесла я и вытянула наушники.

Кир лишь едва заметно кивнул, не отрываясь от своего занятия. Я уже немного привыкла к тому, что Маршал зачастую появляется поздно вечером. Вряд ли работа позволяет ему управлять достаточным количеством свободного времени.

Нечитаемый взгляд Кира скользил от одного снимка к другому, а мои глаза рассматривали красивый резкий профиль, спускаясь к шее и поднимаясь уже к затылку. Внешняя привлекательность Маршала была холодной, как и он сам. Но уже не колючей для меня, а какой-то тихой и просто отстранённой.

— Почему это здесь? — спокойно спросил Кир и перевел взгляд на меня.

— Можешь не беспокоиться. Этот скотч не оставит следов на стене, — торопливо предупредила я.

— Я спрашиваю, почему это здесь?

— У меня дома тоже вот так развешены фотографии. Самые мои лучшие работы. Каждое утро, когда я просыпаюсь, то смотрю на них и напоминаю себе, что мой путь правильный. Я, действительно, занимаюсь тем, чем хочу и не должна сомневаться в своем выборе, — на одном дыхании ответила я.

Не уверена, что Кир до конца понял мою эту причуду. Он еще раз глянул на фотографии, затем неспешной уверенной походкой направился ко мне.

— Разве заработок не является для тебя демонстрацией, что ты всё делаешь правильно? — задал свой следующий вопрос Маршал и расстегнул пуговицу на пиджаке.

— Безусловно, — кивнула я. — Но если я не буду внутренне ощущать, что это мое, то деньги никак не смогут мне помочь. Мама говорит, что я мыслю по-дурацки.

— Она права, — Кир в своей железобетонной искренности был определенно жесток.

— Возможно, но я так устроена. Мне важно ощущать страсть к тому делу, которым я занимаюсь. Тогда я чувствую себя уверенней. Тогда я знаю, что могу работать лучше и продуктивней и…