Волшебница стояла не шевелясь; на ее внезапно побледневшем лице не отражалось ничего, и только Форрал, который знал ее много лет, понимал, какая печаль и тоска скрыты за этой внешней невозмутимостью. Он подошел и взял ее под локоть, безотчетно повторив движение Харгорна.

— Не расстраивайся, любимая, — сказал он в неловкой тишине. — Несчастная старуха повредилась в уме от горя и сама не понимает, что мелет ее язык. — Чувствуя, как дрожит все ее тело, он подвел Ориэллу к камину и усадил в кресло. — Присядь, отдохни немного. Мм все устали как собаки.

— Ориэлла, мне так стыдно… — Занна была в полной-растерянности. — Дульсина давно уже ведет себя довольно странно, но я не могла даже вообразить, что она выкинет такое… Я… я пойду взгляну, как там дела на кухне. — И она выскользнула из пещеры.

«Что все это значит?» — недоумевал Форрал, проклиная в душе Владыку Смерти, который запрещал ему глядеть в Водоем Душ, чтобы узнать, что происходит в мире. Как же все здесь непросто! Будучи начальником гарнизона он, например, даже не догадывался, что у контрабандистов существует такая отличная база, как этот Вайвернесс, как не подозревал и о том, что эти люди, всегда бывшие для него занозой в боку, окажутся в тесном общении весьма милыми и отзывчивыми.

А еще эта крылатая девица! Как-то раз он, правда, видел в Водоеме Душ Черную Птицу, соратницу Ориэллы, но оказалось, что это далеко не то же самое, что встретиться с легендарным Небесным Народом лицом к лицу. «Как я могу надеяться помочь Ориэлле, не зная даже половины того, что здесь происходит?» — с грустью думал Форрал.

Ну что ж, придется поступить так, как всегда, то есть делать все от него зависящее, а там видно будет. Оглядевшись, Форрал с некоторой тревогой заметил, что Гринц и так называемый Финбарр куда-то исчезли, но решил пока не заострять на этом внимания. Не считая пантер, они с Ориэллой впервые остались вдвоем после той памятной встречи в Башне Магов. Волшебница неотрывно глядела в огонь, и Форрал, не зная как еще ее утешить, опустился рядышком на колени и погладил ее по голове, как бывало в детстве. Ориэлла стремительно обернулась, но взгляд ее был не сердитым, а благодарным. Она со вздохом взяла его за руку и склонила голову ему на плечо.

— Я знаю, что по моему поведению этого не заметно, — тихо сказала она, — но я на самом деле очень рада, что ты вернулся.

Воспользовавшись общим замешательством, Гринц выскользнул из пещеры, чтобы самостоятельно провести рекогносцировку. «Волшебнице, конечно, легко говорить, чтобы я верил этим людям, — думал он. — Но сначала надо побольше узнать». Гринц весьма сомневался, что сможет найти себе здесь применение.

Он вернулся в большую пещеру, которая одновременно являлась и гаванью. Гринцу всегда нравились корабли, а таких, как эти, он ни разу не видел, даже когда в Нексисе был еще порт. К тому же не вредно заглянуть и а тюки, которые выгружают моряки.

Матросы были заняты своими делами, и на Гринца никто не обращал внимания. К большому разочарованию вора, тюки сгружали не распаковывая, и их содержимое осталось для него загадкой. Поэтому он вскоре утратил к ним интерес и пошел вдоль берега. Гринц обошел сторонкой старика, который чистил целую гору пахучей скользкой рыбы, посмотрел, как чинят сети, но все это было невыразимо скучно и скоро ему надоело. Он как раз собирался покинуть гавань и пойти на кухню поискать чего-нибудь съестного, когда его внимание привлек поток сочных ругательств, донесшихся с палубы одного из кораблей.

— Да чтоб тебя! Этот проклятый гафель опять запутался!

— Ну так залезь и распутай.

— Я? Ну уж дудки, приятель. Я свое отлазил. Это забава для молодых.

— А вон тебе молодой, на берегу. Эй ты! Давай-ка прыгай в шлюпку и дуй сюда!

К своему ужасу Гринц понял, что это относится к нему.

— Я? — Он поспешно отошел от воды. — Но я не умею…

Два старых матроса обменялись недовольными взглядами.

— Ну, ты сам за ним иди, — сказал один.

— Нет, ты иди! — возразил другой. Тут седобородый потрошитель рыбы отложил нож и, сплюнув в воду, заявил:

— Ладно, не спорьте, я привезу вам мальчишку. — И не успел Гринц опомниться, как он схватил его в охапку и понес в шлюпку. Через пару минут они уже были возле корабля, и матросы, не обращая внимания на протесты воришки, вытащили Гринца на палубу.

— Парень, ты чей? — спросил один из них и повернулся к товарищу:

— Я же не могу так запросто взять и…

— Да ладно тебе, Джескин, — перебил его тот. — Так мы до утра здесь проторчим. Какая тебе разница, чей это парень? Главное, чтобы на мачту влезть смог. — Он смерил Гринца оценивающим взглядом. — Ты лазать умеешь?

— Я-то? — Гринц невольно заулыбался. — Умеет ли рыба плавать?

Но его гордые слова не произвели на моряков особого впечатления.

— Ну так лезь на мачту и обрежь гафель.

Гринц моментально пожалел о своем бахвальстве. Знать бы еще, что это за гафель и почему он застрял на верхушке мачты… А сама мачта казалась ужасно высокой, а корабль покачивался на волнах…

Но вора уже охватил азарт. Здесь никто не знал, кто он, никто не интересовался его прошлым, и ему отчаянно захотелось показать этим людям, на что он способен. Он зажал в зубах нож, размял пальцы и, отринув страх, начал карабкаться на мачту.

Поначалу все было довольно просто. Цепляясь за ванты, Гринц поднимался все выше и выше, пока не остановился передохнуть и, не подумавши, посмотрел вниз. Во рту у него мгновенно пересохло, а руки вспотели. Он добрался уже до середины, и здесь мачта раскачивалась так, что Гринцу казалось даже, не что он вот-вот свалится, а что он уже летит на прибрежные камни. В его практике такого не встречалось, и Гринц перепугался. Он полез дальше, а руки скользили, и мачта становилась все тоньше и раскачивалась все сильнее…

Только профессиональная гордость не позволила Гринцу сдаться, но когда он достиг хитросплетения канатов, в котором запуталось какое-то бревно, ему стало казаться, что он добирался сюда не меньше года.

— А это, я так понимаю, гафель и есть, — промычал он сквозь стиснутые зубы и принялся пилить канаты ножом, освобождая бревно.

Как он спустился вниз, Гринц уже не запомнил. Освобожденный гафель здорово саданул его по плечу, едва не задев голову, и в себя вор пришел только на палубе. Собственно говоря, в чувство его привели дружественные похлопывания матросов, от которых у него клацали зубы.

— Молодец, парнишка!

— Ты славно поработал — на это стоило посмотреть!

— Пошли, Джескин, надо угостить героя глоточком! Гринц надеялся, что ему удалось скрыть свою радость при виде твердой земли. Матросы, оживление переговариваясь, привели его на кухню, где было тепло и пахло стряпней.

Расталкивая поварят, новые друзья Гринца направились прямо к хозяйке.

— Эмми! Эй, Эмми! Не найдется ли у тебя капелька рома для этого проворного паренька?

— Мальчики, имейте совесть! Вы же видите, что я занята! Гринц взглянул на стройную женщину и на мгновение увидел в ней хрупкую девушку, почти девочку — единственного человека, который был по-настоящему добр к нему. Он словно вновь возвратился в детство.

— Ты! — ахнул он. — Эмми! Я уже думал, что больше никогда не увижу тебя!

Женщина озабоченно сдвинула серебристые брови.

— Разве я тебя знаю?

Гринц раскрыл уже рот, чтобы начать объяснения, но тут из-под стола вылезла огромная белая собака, и он забыл обо всем на свете. У него перехватило дыхание, на глаза навернулись слезы. Собака была как две капли воды похожа на его потерянного друга, его ненаглядного Воина.

Гринц не мог говорить, сердце его сжималось от боли и радости одновременно. А собака, видя, что человек принадлежит к числу друзей ее хозяйки, решила с ним познакомиться и, виляя хвостом, ткнулась холодным носом Гринцу в ладони. Гринц упал на колени и, обхватив лохматую шею, залился слезами.

Эмми во все глаза смотрела на странного незнакомца, пытаясь вспомнить, где его видела. Но воспоминания ускользали от нее. Несомненно, парнишка старше, чем кажется, но все равно ему никак не больше двадцати. И почему он расплакался, увидев Снежинку? Наверное, белая собака много для него значила… Поколебавшись, Эмми подошла и осторожно тронула юношу за плечо.