— Успокойся… Ну, успокойся же.

Парнишка поднял голову, и взгляд его постепенно прояснился. Он шмыгнул носом, вытер лицо рукавом, а потом, ухватив Эмми за руку, неожиданно сказал:

— Эмми, ты не узнаешь меня? Я же Гринц, из Нексиса. Ты мне дала щенков…

— Гринц? — Внезапно Эмми вспомнила несчастного голодного ребенка, которого привела когда-то в приют Джарваса. Гринц вдруг помрачнел и отвернулся с независимым видом.

— Да, ерунда… — пробормотал он. — Забудьте об этом. С чего бы вам меня помнить?

— Нет! Подожди! Гринц, я тебя помню! — Он сопротивлялся, но Эмми схватила его за плечи и повернула к себе. — Честное слово, помню! — Она ласково дотронулась до его щеки. — Ты достал из кармана нож и велел мне убираться, а…

— А ты повела меня смотреть белую собаку и ее щенков! — закончил за нее Гринц. — И была первым человеком, который был ко мне добр… — Голос его от волнения сорвался.

— Я все эти годы считала, что ты погиб. — Эмми потянула его за руку. — Пойдем ко мне. Мы столько пережили — я хочу узнать о тебе все. Боги, даже не верится, что ты сумел выжить в ту ужасную ночь! — Она сгребла со стола только что вынутые из печи пирожки и завернула их в салфетку. — А остальные пусть ужинают без нас.

Занна шла по коридору в сопровождении двух болтливых девиц, которые несли чистое постельное белье, швабры и тряпки. Она намеревалась привести в порядок комнаты для гостей и сама хотела руководить уборкой в надежде, что это поможет ей избавиться от жгучего чувства стыда. «Это я во всем виновата, — в сотый раз повторяла она себе. — Знала же, в каком состоянии сейчас Дульсина, и должна была понять, что к Ориэлле ее подпускать нельзя!» На нее вновь навалилась тупая боль, как всегда при воспоминании об отце. «Я потеряла его раньше, чем его забрали фаэри, — думала она. — После того как его отравили, он поправился, но уже перестал быть прежним».

Занна покачала головой и постаралась отвлечься от грустных мыслей. В конце концов, ей грех жаловаться, у нее есть Тарнал и два чудесных мальчугана. Воланду было восемь, а Мартеку — шесть, и оба росли славными ребятами, она могла ими только гордиться. Поскольку у Эмми с Янисом детей не было, предводитель Ночных Пиратов выбрал себе в качестве преемника Воланда, и мальчик показал себя прирожденным моряком: его уже два раза ловили на корабле, когда он пытался уйти в море вместе со взрослыми.

При мысли о детях Занна немного воспряла духом и ускорила шаг, но, проходя мимо пещеры, где жили они с Тарналом, услышала раздраженные голоса и, нахмурившись, остановилась.

— Начните без меня, девушки, и не теряйте времени. К ужину все должно быть готово. Я на минутку.

Когда они отошли подальше, она открыла дверь и, встав на пороге, прислушалась к разговору.

— А я говорю, не нужны они нам! Нечего им туг делать!

— Геван! Ориэлла и Анвар — наши друзья! Они имеют полное право здесь находиться. — Тарнал старался говорить спокойно, но по некоторым признакам Занна определила, что его терпение подходит к концу. Она вздохнула. Если ее обычно сдержанный муж дошел до такого состояния, значит, они собачатся уже не первый час.

— Да будь они прокляты, эти маги! От них одни неприятности, Она нам и так их уже немало доставила — в последний раз явилась с волками, и неизвестно, чего еще от нее ждать. А этот Анвар — ты заметил, что он сам на себя не похож? Помяни мое слово, здесь что-то нечисто. А этот, закутанный, который все время молчит? Я уж не говорю о том щенке, которого они с собой прихватили! Мы еще хлебнем с ними горя, помяни мое слово! Надо бы покрепче запереть кладовые, вот что я тебе скажу!

— Все, Геван, ХВАТИТ! — Тарнал все-таки вышел из себя. — Позволь напомнить тебе, что в отсутствие Яниса здесь командую я. Так что делай, что тебе говорят, или убирайся на все четыре стороны!

Занна затаила дыхание. Эти слова частенько произносил Янис в разговоре с Геваном, но тогда они действовали, потому что говорил их сын Леонарда, а Геван был прежде всего человек Леонарда. А вот как он отнесется к тому, что их говорит Тарнал…

— Ну что ж, ладно, раз так. Только, помяни мое слово, ты еще об этом пожалеешь! — Белый от ярости, Геван распахнул дверь, грубо оттолкнул Занну и пошел по коридору. Тарнал устало потирал лоб. Занна подошла к нему и обняла за плечи.

— Не обращай внимания. Геван просто горлопан и дурак. Он никогда не изменится. Тарнал нахмурился.

— Значит, ты слышала?

— Только заключительную часть концерта.

— Тогда ты, пожалуй, пропустила самое интересное: мы здесь беседуем с того момента, как я привел Ориэллу. — Тарнал вздохнул и подошел к столу, чтобы налить себе вина. — О боги, башка раскалывается!

Занна вдруг ощутила легкий укол беспокойства.

— Тарнал, как ты думаешь, он действительно уйдет?

— Кто его знает? Уйдет или останется — еще неизвестно, что хуже.

Когда они пришли к Эмми, белая собака деловито юркнула за занавеску, Эмми начала растапливать очаг, а Гринц, ни разу еще не видевший, как живут Ночные Пираты, принялся с любопытством осматриваться.

Комната была уютной и ничуть не похожей на пещеру в представлении Гринца. С потолка на длинных цепях свисали лампы, пол был застлан цветными коврами, а стены завешены яркими портьерами. Мебель была деревянная и очень простая, но на каждом стуле лежала подушечка, набитая мягким сеном.

— Встречу надо отметить! — заявила Эмми, доставая бутылку вина и разворачивая пирожки.

Это была лучшая трапеза в жизни Гринца. Пока они ели, Эмми рассказывала о том, что с ней приключилось и как она в конце концов попала сюда.

— А здесь столько дел, что я решила остаться, — говорила она. — Хотя остальные беженцы скоро вернулись в Нексис. Ночным Пиратам очень не хватает целителей, так что мне нашлось применение. И потом, здесь был Янис… — К удивлению Гринца, Эмми вдруг покраснела. — Он хороший человек, сердце у него доброе — ему только не хватало верной жены. — Эмми пожала плечами. — Ну что я могла сделать? Он ходил за мной по пятам, пока я не сказала «да». Ну а ты, Гринц? Как тебе удалось спастись? И чем ты занимался все эти годы?

Сначала с большой неохотой, но потом, разговорившись, Грипп, поведал ей о своей жизни. Он никому еще не рассказывал о событиях той ночи, но тут слова словно лились сами. Он плакал, говоря о гибели матери и об ужасах, которые ему довелось пережить. Рассказывая о Воине, он не удержался и зарыдал снова. Эмми слушала его с большим участием, и у него возникло чувство, что до этого он жил с иглой в сердце, которую наконец-то вынула чья-то милосердная рука. Успокоившись, он вытер слезы носовым платком, который ему предусмотрительно сунула Эмми, и неловко улыбнулся.

— Прости…

— Нет-нет, тебе нужно было поплакать. — Эмми тепло улыбнулась. — Ты слишком долго носил в себе свое горе. — Она вздохнула. — Я говорю не только о твоей матери, но и о Воине тоже. Я знаю, каково это. Когда умерла Буря, я думала, что уже никогда не оправлюсь, такой это был удар… Надо мной даже смеялись, честное слово, — мол, потеряла мужа и двоих детей, а так переживает из-за собаки.

— Ах, это была не просто собака, — тихо проговорил Гринц. — Воин был моим другом. Эмми кивнула:

— Да, это верно. И лучшим из друзей, надо признать. Но все же я счастливее тебя — ведь Буря мирно умерла от старости, и у меня есть Снежинка, ее дочь. Вылитая мамаша, правда? И единственная, кто выжил из тех щенят. Словно Буря нарочно решила оставить ее мне на память… — Внезапно она широко улыбнулась и встала, отодвинув стул. — Гринц, иди-ка сюда. Я тебе кое-что покажу.

Сгорая от любопытства, Гринц тоже поднялся. Эмми отдернула занавеску, за которой оказался небольшой коридор и еще одна комната. Эмми распахнула дверь и жестом предложила Гринцу войти первым.

— Тут кое-кто хочет с тобой познакомиться.

Глаза ее лукаво блеснули, и Гринц, уже догадываясь, с замирающим сердцем вошел в комнату. Она напоминала небольшую лабораторию: у одной стены стоял стол, уставленный колбами, и полки с книгами, но у противоположной стены Гринц заметил два больших сундука и тяжелую тахту, а на тахте…