– Чего? – прогнусавил ребенок.

– Быстро сюда! – рявкнул Макнелли и, понизив голос, сказал Нику: – Иден не дождется, когда Спенсер наконец подрастет, чтобы отправить его в Андовер.[17]

– А ты что об этом думаешь?

– Да мне на него вообще наплевать! – пожал плечами Скотт Макнелли. Знай Ник его хоть чуточку хуже, он ни за что не догадался бы, что это шутка.

Спенсер наконец подошел.

– Принеси, пожалуйста, мистеру Коноверу коричневую бутылку с пивом!.. Тебе понравится, Ник. Это прекрасное темное пиво. Его варят на севере штата Нью-Йорк по бельгийскому рецепту…

– А «Миллера» нет?

– А! Тебе нравится пиво по цене шампанского!.. Лично я бы предпочел шампанское по цене пива… Впрочем, Иден, кажется, купила «Грольш». Пойдет?

– Конечно.

– Спенсер, поищи пиво в зеленых бутылках со смешной крышечкой на пружинке.

– Папа, жареное мясо очень вредно, – скрестив руки на груди, заявил ребенок. – В мясе, которое готовят на гриле, полно полициклических ароматических углеводородов. А они – канцерогены.

Ник уставился на девятилетнего мальчика, мысленно пытаясь выговорить изреченные им слова.

– Ты ошибаешься, сынок, – вздохнул Макнелли. – Это раньше ароматические углеводороды считались вредными. Сейчас же их считают очень вкусными и полезными. Вам что, не говорили об этом в школе?

На мгновение Спенсер смутился, но тут же гордо задрал подбородок:

– Когда умрешь от рака, не говори, что я тебя не предупреждал!

– Когда же настанет этот сладостный миг?

– Что ты несешь, папа!..

– На, поешь здоровой пищи! – с любезной улыбкой перебил сына Макнелли и вручил ему сырую размороженную котлету. – Возьми булочку, кетчуп и кушай. От рака ты точно не умрешь. Зато у тебя будет сальмонеллез и заведутся кишечные палочки и грамотрицательные бактерии эсхерихия коли. А если мне очень повезет, ты взбесишься, как корова, и тебя придется пристрелить.

Спенсер, кажется, понял, что отец шутит, но не сдавался:

– Но ведь эсхерихия коли всегда размножается в человеческом организме, и ему от этого ничего не бывает. Нам говорили об этом в школе!

– Так ты не уймешься? Возьми мячик и пойди поиграй на дорогу. Там как раз едет самосвал. Но сначала принеси мистеру Коноверу бутылку пива.

Спенсер неохотно двинулся к дому.

– Ох уж эти дети! – усмехнулся Скотт Макнелли.

– Какой он у тебя умный! – растерянно пробормотал Ник.

– Жаль, что ты не хочешь попробовать бельгийского пива, – вздохнул Скотт. – Меня угостили им на ранчо в Аризоне. Я ездил туда с бывшими однокурсниками. Помнишь, я тебе рассказывал?

– Я помню, что тебе там не очень понравилось.

– Знаешь, как воняет у кобылы из-под хвоста?.. Но пиво отменное! Поверь!

– Твой Спенсер меня пугает. Он что, вундеркинд?

– Что-то в этом роде. Когда ему было три года, он начал складывать хайку из кубиков с буквами.

– И такой воспитанный! Попроси я своего Люка принести мне пива, он плюнул бы мне в лицо.

– О, подростки! Переходный возраст! Когда Спенсеру стукнет шестнадцать, он наверняка уже будет учиться где-нибудь за тридевять земель от дома… Но ты прав, обычно он ведет себя хорошо. И увлечения у него достаточно безобидные. Например, ему нравится математика. Весь в меня! Но вот что будет, когда его помыслами завладеет естествознание! Наверняка весь задний двор будет покрыт останками расчлененных кошек и собак… – усмехнулся Макнелли, но тут же помрачнел. – Ой, я забыл про твою собаку! Извини!

– Ничего страшного.

– Это у меня просто так с языка сорвалось.

– Переверни лучше котлеты, а то подгорят.

– Сейчас! – Макнелли вступил в неравную схватку с огромной металлической лопаткой. – Слушай, а полиция еще не поймала этого маньяка?

– Нет, – немного помолчав, покачал головой Ник. – В полиции говорят, что это кто-то из уволенных. Но я и без них об этом бы догадался.

– Значит, число подозреваемых сократилось до пяти тысяч шестидесяти семи человек. А у вас есть охрана?

– Конечно есть. Наш дом в поселке за забором, который охраняют. Но, кажется, не очень хорошо.

– Боже мой! А ведь напасть могут и на нас!

– Спасибо за сочувствие, но…

– Да это уже не только сочувствие. Как финансовый директор я тоже приложил руку к этим увольнениям… Представляю, как тебе страшно!

– Мне не только страшно. Мне очень досадно!

– Потому что полиция не желает работать?

– Конечно. Мы же поувольняли их друзей и родственников. Теперь, когда у меня дома сработает сигнализация, они и пальцем не пошевелят.

Появился Спенсер с бутылкой пива в одной руке и со стаканом – в другой.

– Пожалуйста, мистер Коновер.

– Спасибо, Спенсер.

Ник сражался с замысловатой пружинной пробкой на бутылке с «Грольшем». Раньше ему приходилось пить это пиво только в ресторане, где официант сам открывал бутылку.

Спенсер обхватил пухлыми ручонками отца за талию. Скотт Макнелли что-то довольно промычал и погладил свободной рукой сына по волосам, и мальчишка расплылся в счастливой улыбке.

Ник тоже улыбнулся: выходит, Спенсер не только вундеркинд, но и совершенно нормальный ребенок.

Скотт Макнелли выругался: одна из котлет провалилась сквозь решетку и упала прямо в огонь.

– И часто они проваливаются?

– Время от времени. У меня же руки пригодны только заполнять налоговые декларации. Черт!

В огонь упала вторая котлета.

– Зато они отлично прожарятся.

Ремонтом кухни руководил нудный, но достаточно добродушный архитектор по имени Джереми Клафлин. Он носил такие же круглые очки в черной оправе, какие Ник видел на фотографиях знаменитых японских и швейцарских архитекторов, чьи фамилии он, разумеется, не помнил. Довольно длинные волнистые седые волосы Клафлина служили эффектным обрамлением его румяной физиономии. Лаура проводила собеседования с ним, а также с другими архитекторами из Фенвика и окрестностей с такой дотошностью, словно выбирала няню для ребенка. Лауре было очень важно, чтобы нанятый ею архитектор не только мог похвастаться пришедшимися ей по душе проектами, но и обнаруживал, вместо чрезмерной самостоятельности, готовность сделать все именно так, как этого хочет она.

У Ника были нормальные отношения с Клафлином, как и почти со всеми остальными людьми на свете, но он очень скоро почувствовал, что раздражает архитектора. Конечно, Клафлин был рад тому, что может похвастаться работой в доме не кого-нибудь, а самого генерального директора корпорации «Стрэттон», а также тому, что без особого труда зарабатывает кучу денег, так как Лаура настаивала на приобретении для кухни самой дорогой мебели и самой дорогостоящей бытовой техники, но Ник не проявлял особого интереса к множеству связанных с этим мелких вопросов, казавшихся ему, мягко говоря, нелепыми: какую форму должна иметь кромка столешницы кухонной стойки – закругленную, полузакругленную или килевидную? На сколько столешница должна выступать за пределы стойки? Какой формы должны быть раковины в мойке? Какой высоты должна быть металлическая панель на стене за раковиной?

Клафлин засыпал сильно занятого на работе Ника факсами с чертежами и вопросами, а Ник неизменно отвечал ему, что все должно быть сделано так, как этого желала Лаура. На самом деле, Нику было глубоко наплевать на то, как будет выглядеть кухня, но он убил бы любого, хотя бы заикнувшегося о том, чтобы сделать что-то не так, как того хотела его погибшая жена. Ремонт был последним из больших замыслов Лауры; несколько месяцев перед автомобильной катастрофой она думала и говорила только о нем. Ник подозревал, что она вела себя так потому, что дети стали подрастать, и на заботу о них у нее уходило теперь не все свободное время. После рождения Лукаса она ушла из художественной школы им. Томаса Мора,[18] где преподавала историю искусства. Когда дети подросли, она хотела туда вернуться, но вакансий не нашлось. После этого Лаура стала тосковать по прежней работе, по умственному труду, связанному с преподаванием.