Сегодня преподобный Джемисон говорил об Иисусе Навине и сынах Израилевых, которые вступили в праведную битву с пятью царями ханаанскими за Землю обетованную, и о том, как эти пять царей, на руку Иисусу, вступили в битву все вместе, а затем, страшась за свою жизнь, вместе же спрятались в пещере. Узнав об этом, Иисус Навин повелел засыпать вход в эту пещеру камнями. Когда же сыны Израилевы одержали победу, Иисус повелел открыть вход в пещеру и вывести оттуда царей, которых затем унизил тем, что вожди его воинов наступили этим царям ногами на выи. После этого преподобный Джемисон заявил, что цари прятались напрасно, ибо от Господа Бога не спрячешься. Разве что в аду.

Услышав эти слова, Одри задумалась о Николасе Коновере и о том, как неизвестный писал на стенах его дома «Здесь не спрячешься!».

В этой фразе было что-то зловещее, и она, конечно, пугала Коновера.

Не спрячешься? От чего? От кого? От загадочного мстителя? От чувства вины? От своих прегрешений?

Однако в стенах церкви эти суровые слова не пугали Одри.

Звучным голосом преподобный Джемисон прочел из 28-й Притчи: «Скрывающий свои преступления не будет иметь успеха; а кто сознается и оставляет их, тот будет помилован!»

Преподобный Джемисон всегда писал свои проповеди так, чтобы они хоть чем-нибудь затрагивали каждого среди паствы, и Одри невольно задумалась о том, что Николас Коновер похож на ханаанского царя, прячущегося в пещере.

Но ведь в ней не спрячешься! Выходит, Эндрю Стадлер был прав…

Преподобный Джемисон взмахнул рукой, и дородная солистка хора Мейбл Дарнел запела. Ей аккомпанировал, стоя на видном месте, седовласый органист Айк Робинсон с большими добрыми глазами и ласковой улыбкой.

– раскачиваясь, пела Мейбл. –

Коротенькие пальцы Айка Робинсона в джазовом ритме мелькали над клавиатурой.

Хор подхватил:

У Одри по всему телу побежали мурашки. Она дрожала от возбуждения.

Не успели замолкнуть голоса хора и звуки органа, как вновь загремел голос преподобного Джемисона:

– Друзья мои, никому из нас не спрятаться от Господа Бога! «И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор, – возопил преподобный так громко, что вместе с ним завыл микрофон, – и говорят камням и горам: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца, – тут преподобный понизил голос и заговорил зловещим шепотом: – Ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?»[71]

Преподобный Джемисон замолчал, возвещая своим многозначительным видом о конце проповеди. Затем он предложил всем желающим подойти к алтарю и помолиться про себя. Айк Робинсон исполнял приятную медленную музыку. Человек десять встали со скамей и прошли к алтарной перегородке, где преклонили колени и погрузились в молитву. Одри не молилась там со дня смерти своей матери. Внезапно, повинуясь какому-то внутреннему порыву, она тоже встала и прошла к алтарю, где преклонила колени между кольцами Сатурна на шляпке Максины Блейк и другой женщиной, которую, кажется, звали Сильвия. Одри знала, что муж Сильвии недавно умер от осложнений после пересадки печени, оставив ее с четырьмя маленькими детьми.

Одри подумала о том, каково сейчас приходится этой Сильвии, и ее собственные проблемы показались ей ничтожными. Но так бывает всегда – даже ничтожные проблемы снедают человека и кажутся огромными, пока не забываются по пришествии действительно огромных проблем.

Чувствуя, как беснуется внутри нее раздражение манерами Леона, Одри вспомнила слова из Послания апостола Павла к ефесянам (4: 26–27): «Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем; и не давайте места диаволу».

Теперь Одри понимала, что не может больше жить во гневе и раздражении, и решила как можно скорее от них избавиться.

Понимая, что разочарование в Джеке Нойсе у нее никогда не пройдет, Одри решила, что оно не помешает ей выполнить свой долг.

Потом Одри задумалась о мучившей фортепиано бедной маленькой дочке Николаса Коновера, вспомнила ее хорошенькое открытое личико. Эта девочка только что потеряла мать, и очень скоро ей предстояло остаться без отца. Тяжелее всего Одри было думать о том, что она вынуждена сделать этого ребенка сиротою.

Одри расплакалась и долго обливалась горючими слезами, пока кто-то обнимал ее за плечи и успокаивал. Наконец Одри почувствовала себя защищенной любящими ее людьми и успокоилась.

На улице было пасмурно и хмуро. Одри вытащила из сумочки мобильный телефон и позвонила Рою Багби.

На улице послышался звук подъехавшей машины.

Леон? Нет, не Леон! У двигателя его машины другой звук. Леон где-то шляется по бабам. И это в воскресенье!

От этой мысли Одри стало очень печально, но она решительно взяла себя в руки.

Открыв дверь, Одри впустила в дом Роя Багби.

– Значит, ты все-таки решилась? – усмехнулся Багби.

Одри провела Багби в гостиную, где тот уселся в кресло Леона. Одри села напротив него на диван. Багби случайно задел за что-то ногой, и из-под кресла со звоном выкатились две коричневые бутылки.

– Потихоньку выпиваешь? – покосившись на них, спросил Багби. – Нервишки шалят?

– Я вообще не пью пиво! – смутившись, заявила Одри. – У него отвратительный вкус. А что у вас нового?

– Проблема.

– Опять?

– Проблема не самого плохого толка. Наш друг Эдди хочет сдать Коновера.

– В каком смысле?

– Он хочет с нами договориться.

– И что же он вам сказал?

– Пока ничего. Только намекнул на то, что у него есть интересная нам информация.

– Так пусть выкладывает.

– Сначала он хочет от нас гарантий. Я уверен в том, что Ринальди сообщник Коновера.

– А что если стрелял не Коновер, а именно Ринальди? – немного подумав, спросила Одри.

– Ну и что? Если он сдаст Коновера за помощь и подстрекательство, считай, они оба в наших руках.

– Он в курсе, что нам известно про пули и пистолет.

– Ты, что ли, ему сказала? Я не говорил!

Покачав головой, Одри рассказала Багби все, о чем ей сообщили по телефону из Гранд-Рапидса.

– Вонючка Нойс! – взорвался Багби. – Что я тебе говорил!

– А что вы мне говорили?

– Он мне никогда не нравился!

– Это потому, что он вас не любит!

– Это тоже верно, но дело не в этом. Выходит, они с Эдди слишком много знают друг о друге. А теперь у нас есть рычаг влияния на Нойса!

– В такие игры я не играю! – решительно заявила Одри.

– Вот черт! Приспичило же тебе именно сейчас играть в принципиальность!

– Но постарайтесь понять, что все это ничем не кончится. Я уверена в том, что Нойс уже догадался о том, что мы про него все узнали.

– Думаешь, догадался?

– Он знает, что я не раз звонила в Гранд-Рапидс, и понимает, что я копаю очень глубоко… Впрочем, если хотите играть в ваши игры с Нойсом, играйте, мне все равно. Но лучше не сейчас. Теперь нам нужно поскорей заканчивать расследование. Очень важно как можно скорее получить ордера на арест и сделать это так, чтобы Нойс об этом ничего не знал и не смог предупредить Ринальди.

Багби вздохнул, пожал плечами и развел руками.

– А еще мне не хочется ни о чем договариваться с Ринальди.