Оникс нахмурилась, ожидая продолжения и завороженно следя за взлетающим ножом.

— Ее убили Сумеречные, — равнодушно протянул советник. — И она была раяной.

— Что? — помимо воли вырвалось у Оникс.

— Да, — снова взмах и блики света на клинке. — Раяной. А моим отцом был Сумеречный.

— Что? — снова закричала Оникс. — Но у Сумеречных не может быть детей!

— Правда? — усмехнулся Итор. — А чьего ребенка носишь ты в своем чреве?

— Но… я не знаю. Я не понимаю!

— Ты напрасно искала сведения в хранилище знаний, — жестко бросил советник. — Там уничтожено все. Я лично проследил за этим. И знаешь почему? Не только из-за проклятия Темного Владыки. Просто эти сведения могли внести значительную смуту в ряды Сумеречных, сломать строгий и такой красивый порядок.

— Какие сведения? — голос совсем охрип.

— Лори открывается тогда, когда раяна приближается к мужчине, который может стать отцом ее ребенка. Ты могла бы догадаться, Оникс. Ведь это так очевидно. Лори чувствует самого сильного, того, кто способен сделать и защитить потомство. Того, кто жаждет этого. Цветок раскрывается рядом с ним. Поэтому и Сумеречные всегда чувствовали раян. И если Сумеречный и раяна проведут рядом достаточно времени, а девушка полюбит мужчину, то цветок окрасится. Раяны, как и Сумеречные, рождались с разным уровнем силы, Оникс. Кто-то был способен лишь на мелочи, а ты оказалась чрезвычайно сильной. Твой дар по уровню и мощи равен дару Рана Лавьера, поэтому лори и выбрал его. Если можно так сказать, то вы двое — самые сильные маги империи. Или даже всего мира, не знаю. Такой уровень подчинения, что я увидел у тебя, встречался очень редко.

— Небесные… — Оникс закрыла глаза. Она не верила тому, что слышала. И верила. Ведь это многое объясняло…

— Цветной лори открывается, когда тело раяны готово принять семя любимого мужчины. И при первой же близости с избранником это происходит. Все так просто, раяна… Все шедеврально просто.

Оникс сжала ладони в кулаки, вгоняя ногти в кожу. Все так просто…

— Я родился в союзе раяны и Сумеречного, — бесцветного продолжил Итор. — В цитадели это тщательно скрывали от других, потому что мой дар не Сумеречный, иной. Моя сила сродни влиянию цветущего лори, Оникс. Я умею внушать людям мысли… Вкладывать в их головы нужные мне слова и фразы, заставлять верить в то, чего не было. Я стоял за спинами Темного Владыки и Ошара, и кое-то время меня даже все устраивало… Если бы не Ран, я был бы почти счастлив… — Итор задумался. Покачал головой. — Но Лавьер как заноза в ране, не дает ей зарасти, зудит. Придется выдирать ее с корнем, Оникс, придется. Ну и, возвращаясь к моей силе, есть приятное дополнение — я не восприимчив к твоему аромату. Впрочем, как и ты к моим способностям.

— Это… невероятно… — прошептала Оникс. Значит, двести лет Сумеречные уничтожали тех, кто мог родить им детей? Как чудовищно… Внезапная догадка заставила ее вскинуть голову.

— Твоих родителей убили?

Советник рассмеялся.

— Увы.

— Мне жаль, — прошептала Оникс. И вскрикнула, когда сталь вонзилась возле ее головы.

— Жаль? — Глаза Итора стали еще светлее. — Не смей меня жалеть. Я смотрел, как убивают моих родителей, а потом смеялся, когда меня везли в Долину Смерти. Ведь правда, это весело? Сумеречные убили их, чтобы сделать и меня сумеречным! Просто невероятно смешно. — Он вытащил еще один нож. Оникс смешно не было. Впрочем, Итору тоже, хоть он и улыбался. Но в серых глазах стояла вечная мерзлота, которая уже никогда не растает. — А теперь зови Лавьера, раяна. Зови его!

— Что?

— Зови! — заорал советник, вмиг утратив свою невозмутимость. — И не ври, что не можешь! Лори связывает вас, я знаю! Он всегда связывает раяну и ее Сумеречного! Зови Лавьера!

Еще один нож вонзился в дерево, оцарапав Оникс щеку.

— Зови его!

Оникс хотела закрыть глаза, чтобы не видеть искаженного лица советника. Но она не стала.

— Нет.

Она не знала, сколько прошло времени. Даже Итор, кажется, начал нервничать. От ножей у Оникс кровоточило несколько мелких порезов. Вряд ли советник промахивался, скорее, делал это намеренно.

И ее догадка подтвердилась, когда он в очередной раз подкинул нож.

— Все напрасно, — у Оникс осип голос. — Я не смогу позвать айда. Я даже не знаю как. А если бы и знала… то все равно не сделала бы этого!

— Не могу поверить! — нож вошел в дерево, оцарапав плечо. — Неужели ты его защищаешь? Своего мучителя? Ты пытаешься его защитить? — Мужчина откинул голову и расхохотался. Он смеялся, а раяна отвернулась. Что ж, теперь она могла это признать. Да, она защищала Рана. И не хотела, чтобы он погиб, придя за ней. Вот такая вот глупость…

— Это забавно, хотя и бесполезно. — Итор резко оборвал смех. — Тебе ничего не надо делать, Оникс. Его позовет лори, потому что ты в опасности и отец должен защитить ребенка. Твой цветок — это защита. Его аромат, поклонение тебе, возможность влиять на других людей — это все защита. Она появляется, когда раяна готова к зачатию и сохраняется после рождения малыша. Магия лори направлена на то, чтобы раяна выжила и сберегла дитя. Но, — он покрутил в руке цепь, резко растянул звенья, — как ты понимаешь, этого не случится. — Итор сделал к ней шаг, окинул задумчивым взглядом. — Знаешь, мне будет жаль тебя убивать. Правда. Ты удивительно красива, а я люблю красивые вещи.

Оникс подняла голову. Вот так, советник уже и не скрывает, что ждет раяну в дальнейшем. Впрочем, она и сама это понимала. Итор будет ее использовать, ее и силу лори до тех пор, пока не укрепит свою власть. А потом… раяны не станет.

Оникс подняла голову, и в ее глазах было столько ярости, что советник даже отшатнулся.

— Я не вещь.

— О, ты ошибаешься, — он провел рукой по своим безупречно уложенным волосам. Скривился. — Конечно, вещь. Для всех нас.

— Я не вещь, — с ненавистью повторила Оникс, в упор глядя на советника. — Советую запомнить!

Он снисходительно улыбнулся и тут же насторожился, метнулся к окну. Выглянул, прижавшись спиной к стене.

— А вот и наш гость, — в голосе Итора звучали торжество и предвкушение. — Наконец-то! Я уже заждался! Кстати, магия тут не действует, не хочу неожиданных сюрпризов в виде проснувшегося дара Лавьера.

Оникс вздрогнула, дернулась в своих цепях. Ей ничего не было видно, конечно, она лишь видела в стекло кусочек неба и скалу. Но когда советник рассмеялся — похолодела. Что происходило там, за дверью этого дома?

Она дернула цепи, отчаянно пытаясь вытащить руку, пока Итор был всецело поглощен зрелищем. Браслет был рассчитан скорее на мужчину, и Оникс прикусила губу, чтобы не вскрикнуть от боли в запястье, когда попыталась вытащить руку. Но все же… все же, если сильно свести пальцы, то…

Раяна подышала, сдерживая и боль, и вскрик. Еще немного!

Итор захохотал у окна, похоже, ему нравилось представление. У Оникс сжалось сердце. Небесные… что там происходит?

Свист спускаемой тетивы прозвучал негромко, Оникс даже не успела ничего понять. Но Итор одним прыжком очутился у кресла, переворачивая его и укрываясь за массивной спинкой.

И Оникс выдохнула, когда увидела того, кто стрелял. На лестнице стоял Лавьер. Как он попал в дом, она даже представить не могла, но сейчас он стоял на лестнице — живой и невредимый, стремительно вкладывая болт в гнездо арбалета. Их взгляды встретились всего на миг, и Ран отвернулся, прицелился.

— Умно, — Итор рассмеялся. Вж-ж-ж! Болт впился туда, где недавно был советник. Оникс задохнулась. Какой же он быстрый… — И кто же это машет клинком у скал, разгоняя моих псов? О, мне следовало догадаться. У Кристиана всегда левая была слабее. Это ведь он? Качественная иллюзия, надо признать. Надеялся, что я выйду, Ран? — Еще один болт выбил деревянную стружку из стены. Итор перекатился и вдруг встал перед Оникс в полный рост. Его голос стал похож на шепот любовника, такой же нежный. — А так выстрелишь, Ран? Твоя раяна за моей спиной. Так близко. Осмелишься?