Но Гость обещал, что все это закончится, как только он воплотиться полностью, — снова и снова успокаивал себя Хацкий. — Он же сам показал мне, что может творить. Надо дотерпеть, дотянуть, и тогда чёртов кашель я даже вспоминать не буду. И, потом, сидят же эти чокнутые, совсем рядом с Гостем сидят, и ничего.

Он вспомнил тёмную комнату, свечу на сколоченном из досок столе и бессмысленно глядящих в темноту людей, от затылков которых уходили вверх, в темноту, прозрачные трубки с клубящимся внутри туманом неопределенно-мерзкого цвета.

Майор так и не смог до конца понять, что именно делает эта машина, частью которой стали люди. Гость передал ее кому-то из Собирателей очень давно, когда сам он мог коснуться нашего мира лишь краем, лишь силой мысли и то, не везде. Лишь на межах, там, где ветви Яви сплелись и проникли друг в друга кто-то мог услышать мысленный шепот Гостя. Но Гость был настойчив и нашелся тот, кто услышал и понял.

Кто именно, майор не знал, да и неважно это было сейчас. Хватало других забот.

Хацкий успокаивался, и с удовлетворением замечал, как перестали дрожать руки, выровнялось и успокоилось дыхание.

Всё в порядке, теперь можно работать.

Обострившееся за последний месяц чутье подсказало: за дверью вестовой, спешит, нервничает. И тут же в дверь осторожно постучали.

— Входите, — майор с удовольствием ощутил, что голос ровный и крепкий. Так и должно быть.

— Разрешите, господин майор? — вытянулся в дверях вестовой. Дождался кивка, доложил: — Телефонограмма от полковника Левшова из Службы Охраны. Просит прибыть при первой возможности.

— Ответь, скоро буду, — Хацкий встал, взмахом руки отпустил подчиненного. Перед маленьким зеркалом поправил мундир.

Итак, Левшов все же решил его вызвать. Что ж, разговор, наверняка, будет неприятным, но сейчас лучше не игнорировать полковника, не время обострять и так накалённую ситуацию. Как некстати, как некстати, поморщился Хацкий, выходя из кабинета.

— Едем, бери с собой Трегубова, — бросил он по дороге поручику Вахрушеву.

— Так точно! Мигом будем, — Вахрушев обманчиво неуклюже побежал по коридору.

Майор задумчиво кутался в шинель. Знобило. А ведь топят на совесть — и он снова закашлялся.

Не успел он устроиться в крытом возке, как прибежали Трегубов и Вахрушев. Хацкий молча показал на сиденье напротив.

— Куда едем, господин майор? — дыхнул перегаром бледный тонколицый Трегубов.

Майор ответил, глядя в стену над головой подчиненного.

— К господину полковнику Левшову едем. Точнее, еду-то я, а вы меня ждать будете. Есть у меня ощущение, что после разговора с господином полковником у нас с вами работы прибавится…

___***___

— Вы, вообще, в своём уме, майор? — полковник Левшов шипел, подавшись вперед всем своим массивным, затянутым в синий мундир Службы Охраны телом. Щёки полковника налились нездоровым румянцем, залысины блестели, длинные завитые усы подрагивали.

— Вы что творите? — Левшов, конечно, играл, и они оба это понимали, но Хацкий знал, что должен соблюдать правила игры. Во всяком случае, пока.

Хацкий стоял навытяжку перед столом красного дерева и думал, что это смотрелось бы даже комично, не будь это полковник Левшов. Начальник Службы Охраныза десять лет сожрал не только своего предшественника, но и добился для Службы таких полномочий, каких она никогда не знала. Ему уже удалось почти подмять под себя городскую полицию, серьезно ужать порубежников и даже поколебать позиции разведки. Причём сделать это так, что наружу даже слухов не просочилось. Точнее, кому надо, тот, конечно, понимал, что происходит, но даже самые осведомленные часто не улавливали, что и зачем делает Левшов. Но любой шаг рано или поздно приводил к тому, что Служба Охраны получала все новые и новые полномочия.

Разумеется, исключительно ради блага Республики и для неусыпного обеспечения безопасности первых лиц государства.

Поэтому Хацкий предпочитал отвечать кратко и точно:

— Так точно, господин полковник.

— Тогда, какого черта вы приперлись к дому Столярова?! — грохнул кулаком по столу полковник. — Вы чем заниматься были должны?!.

Хацкий помолчал.

А ведь он опасается, подумал майор, не боится, нет, но опасается, что вся эта комбинация выйдет ему боком. Может он меня сейчас ликвидировать? — мысли были очень спокойными и отстраненными. — Нет, не может, я слишком глубоко внутри ситуации. Он это тоже понимает. Потому и не вызвал меня сразу после операции. Чтобы не было ненужных разговоров. А сейчас, да, сейчас можно вызывать с полным основанием, дабы доклад заслушать, дело Службы Охраны напрямую касается. А когда только упокоили Говоруна — исключительно на совещании виделись. Чтоб на людях, чтоб никакого прямого общения.

— Отказаться я не мог, господин полковник. Вы сами участвовали в совещании, на котором создавалась моя группа. А от этого убийства магией несет за версту. Не мог я не приехать. Там же полицейского чина убили, да и охрану купца Первой гильдии заодно. Сам купец пропал.

— С Говоруном что, — полковник выпустил пар, чуть подуспокоился.

— Что касается, кхм… направления расследования дела Говоруна. О его любви к молодым дамам знал весь город. У госпожи Горностаевой как раз воздыхатель был — с горячей восточной кровью и соответствующими возможностями. Скажем так — отрабатываем.

— Ну и, как? Отрабатывается? — ядовито спросил полковник. — Как там воздыхатель поживает?

— Отрабатываем, как одну из основных версий, как и договаривались. Очень аккуратно сливаем информацию журналистам, чтоб они начали задавать вопросы, как так получилось, что городская полиция и служба разведки допустила такое безобразие у стен Кремля, — не моргнув глазом отрапортовал Хацкий.

— Вот что, майор, — Левшов как-то разом успокоился, откинулся на спинку кресла и кивнул майору на кресло у стола, — не до изысков нам теперь. Ситуацию мы обострили донельзя, нам теперь надо в ней свой кусок урвать. Сейчас все на ушах стоят, и это хорошо. Поэтому, вот я что думаю…

Левшов вышел из-за стола, присел на краешек и заговорщицки склонился к Хацкому:

— Как хочешь, но у этого твоего ревнивца должны появиться улики, которые однозначно его увяжут с разведкой, или порубежниками, для нас всё едино. Вот это уже можно не просто газетчикам скармливать, тут их крутить мои ребята будут, понимаешь? Нам их всех до п р и б ы т и я Гостя надо обезглавить и к ногтю прижать. Тут очень кстати, что твои люди стрелка упокоили.

— Так точно, господин полковник.

— Вот ещё, что, — Левшов встал перед майором. — Ищи бумаги покойничка. Вовремя ты меня предупредил, что он по Говоруну роет. Но раз вы в кабинете, и в доме купца ничего не нашли, значит, где-то у покойного тайник был. Из-под земли достань.

Сказал, и вернулся за стол. Сел, принялся перебирать бумаги, давая понять, что аудиенция окончена.

Хацкий задумался. Вытащил платок, поднёс к губам, но, вроде, отпустило. Он уже заметил, что чем дальше от гостя — тем легче ему дышать. Да и в целом, тем лучше самочувствие. Вон, даже понял, наконец, что за окном зима. Да такая, что только открытки писать. Рождественские.

На полковника он смотрел уже задумчиво-оценивающе, окончательно поняв, что Левшов дёргается. Мандражирует.

Ещё бы, ему есть что терять. В отличие от него, Хацкого, который в комбинацию с самого начала вошел с полным пониманием, что это его единственный шанс стать кем-то, кроме как отставным майором с мерзким характером и больным желудком. И, всё же, интересно, с чего это он на таком взводе? Что, там, в этих бумагах? Сделки с землей, которые Говорун проворачивал для Собирателей, это понятно. А нет ли там ещё чего интересного?

— Бумаги, говорите, — протянул майор, подчёркнуто неторопливо складывая платок. Платок былхорошего тонкого полотна, с едва заметной монограммой “Х” в углу, — Ну, допустим. Я как раз это дело веду, все естественно. Вот, я их нашел. Дальше, что?

Левшов подался вперед всем телом: