Мои глаза метнулись к ее отражению в зеркале.
— Что?
— Она еще не зажила. Как такое возможно? Всегда заживают до утра. Раньше такого не было.
У меня отвисла челюсть.
Я захлопнула ее за мгновение до того, как спросить:
— Ты шутишь?
Ее голова дернулась в сторону.
— Конечно, нет. Ты же знаешь об этом.
Нет, этого я не знала.
Меня исключили из тупого «Изучения вампиров», а все то время, что я там пробыла, не обращала ни малейшего внимания на то, что там рассказывали.
Я отошла от зеркала и направилась в огромную гардеробную, которая находилась на противоположной стороне спальни.
Эта комната тоже была огромной, стены были заставлены вешалками на рейках, полками, ящиками и трехстворчатым зеркалом в полный рост. Здесь было достаточно места, чтобы разместить одежду семьи из пяти человек. Здесь даже имелся роскошный встроенный туалетный столик с десятками выдвижных ящиков, большое зеркало, окруженное огнями голливудских звездочек, перед которым стоял мягкий табурет из розового бархата. Без шуток, это место было как из фильма.
Большая его часть не использовалась, так как я взяла с собой только два чемодана и ручную кладь. Моя мама и тетушки упаковывали все остальное, чтобы отправить сюда. Но даже в скором времени с прибывшем багажом, это пространство невозможно будет заполнить, и Люсьен вполне может использовать половину под свое усмотрение, пока я его буду обслуживать.
Ворвавшись в гардеробную, я объявила:
— Мне нужно позвонить маме.
Я подошла к туалетному столику, мне пришлось опереться на него, чтобы не упасть. Я все еще чувствовала себя одурманенной и слабой. Мне нужно было поесть. И, как бы мне было неприятно соглашаться с этим парнем, но Люсьен оказался прав, мне нужно было отдохнуть.
— Эм... дорогая... — сказала Эдвина позади меня, когда я перевела дыхание, справившись с головокружением и потянулась к сумочке, чтобы достать мобильный.
Я проигнорировала ее и начала рыться в своей сумочке.
— Дорогая... — позвала Эдвина, подойдя ближе.
— Где он? — Бормотала я. — Уверена, что он...
— Лия, — позвала Эдвина рядом со мной, — Люсьен сказал, чтобы ты никому не звонила.
Я вскинула голову и посмотрела на нее.
— Что?
— Непосредственный приказ. Никаких звонков.
— Почему? — Спросила я.
Она пожала плечами, выглядя смущенной.
Я снова посмотрела на свою сумочку, продолжая копаться:
— Ну, он может приказывать все, что хочет. Но я все же собираюсь...
— Ты его не найдешь. Люсьен забрал твой телефон.
Я снова вскинула голову и уставилась на нее.
И могла только пялиться на нее. Мое сердце замерло, что было довольно странно, так как кровь кипела.
Наконец я обрела дар речи.
— Он забрал мой телефон?!
— Да и сказал мне спрятать все остальные.
— И ты спрятала?
Она утвердительно кивнула.
Я выпрямилась и повернулась к ней лицом.
— Хорошо, достань хотя бы один.
— Не могу.
— Можешь.
— Люсьен разозлиться.
— Наплевать, — огрызнулась я.
Ее лицо побледнело. Не нужно быть ясновидящей, чтобы понять, что она не хотела делать ничего, что могло бы разозлить Люсьена.
Я могла это понять. Он мог чертовски пугать. И несмотря на то, что я ее совсем не знала, все равно не хотела, чтобы он ее пугал.
И снова мои планы были разрушены ненавистным Люсьеном.
— Я убью его, — выпалила я, эмоции взяли верх, и мне пришлось прислониться к туалетному столику, чтобы устоять на ногах.
— Тебе нужно поесть. Люсьен сказал, что как только ты проснешься, нужно тебя покормить.
— Люсьен может идти ко всем чертям, — отрезала я.
Она секунду внимательно изучала выражение моего лица, в глазах появилось удивление, голову она наклонила набок, как птица.
— Мне кажется, здесь что-то не так, — объявила она.
— Правда? — саркастически спросила я.
— Почему ты злишься на Люсьена? Никто никогда не злился на него. Ну, не совсем никто. У него, конечно, есть враги. Но его наложницы! Никогда его наложницы не злились на него. Они все любили его.
О, прошу тебя.
— Я другая, не такая, как они, — заявила я.
— Это я уже поняла, — согласилась она с понимающим кивком.
Я опустила голову и поднесла руку ко лбу.
— Думаю, мне нужно больше свободы, — сказала я ей, не желая показаться грубой.
В этот момент полной неразберихи в моей жизни, я ненавидела это признавать, но действительно нуждалась в матери, несмотря на то, что она и ее предки безумно обожали быть наложницами вампиров, втянув меня в этот бардак.
Внезапно я почувствовала, как руки Эдвины нежно коснулись, оттаскивая меня от туалетного столика.
— Что тебе нужно, так это постель и еда, именно в таком порядке, — заявила она.
Я пошла с ней, потому что у меня не было сил бороться.
И винила в этом Люсьена главным образом потому, что это была его вина.
И его вину я запрятала в свое хранилище «Почему я ненавижу Люсьена».
Эдвина уложила меня в постель. Полчаса спустя она вернулась с подносом, уставленным едой, а я все это время потратила на то, чтобы собрать кучу всего в моем хранилище «Почему я ненавижу Люсьена». Передо мной стояла стопка легких, пушистых блинчиков на пахте, пропитанных тающим маслом с подогретым сиропом. Хрустящий бекон. Сочные ягоды. Сосиски на гриле.
Я съела все не жалуясь.
Обычно я бы никогда не съела столько, особенно в таких количествах, волшебным образом увеличившееся в десять раз по размеру и весу, оседая на моей заднице.
Но мне нужна была моя сила. Сегодня вечером я готова была сразиться с Люсьеном.
5.
Тем же вечером
Люсьен поехал к дому Лии, чувствуя приятное предвкушение после не очень хорошего дня.
Он знал, что она будет холодной или разъяренной, но ему было все равно.
Кем бы она ни была, при этом не была нетерпеливой, льстивой, воспринимающей его с обожанием и не была покладистой.
Она была совсем другой, и ему нравилось, такого у него не было очень давно.
Утром, когда он вернулся домой, который делил со своей парой, Катрина ждала его.
В ту минуту, как только он закрыл за собой дверь, она дала волю своей ярости, которую, как он понял, она сдерживала всю ночь, поджидая его.
Несмотря на то, что он все еще злился на нее за заговор, который она попыталась развязать на Отборе с Лией, она имела полное право злиться на него. Вампир не спал со своей наложницей, ни в каком смысле этого слова. Он или она не оставались на ночь у своей наложницы или наложника.
Может спали и оставались, но не на ночь, такого не было никогда.
Вампиры спали со своими подругами-вампирами, абсолютно.
Измены могли и часто случались (и Доминион закрывал на это глаза), выходили из-под контроля на Пирах, но не с наложницами. Границы существовали, очень ясные и понятные, и никто, даже Люсьен, не имел права их нарушать.
Он проигнорировал свою подругу, в течение последнего десятилетия ему это неплохо удавалось, поднялся наверх прямо в их спальню, разделся и встал под душ.
Она последовала за ним, не прекращая ни на мгновение своей яростной тирады.
Люсьен злился на себя за то, что с Лией потерял контроль и чуть не лишил ее жизни, ее ему будет не хватать, хотя знал он ее совсем недолго. Не только потому, что в ее жилах текла божественная кровь, но и потому, что она не собиралась взрослеть, пока ей не исполнится девяносто три года. Эта концепция его заинтриговала, ему очень хотелось найти время для изучения.
Он также злился на себя за то, что заставил ее испытать неподдельный ужас.
Страх был восхитителен, особенно когда смешивался с ее возбуждением.
Ужас, или, по крайней мере, тот ужас, который он увидел у Лии в то утро, когда она проснулась, показался ему отвратителен.
И последнее, самое главное, как бы он ни старался, он не мог выбросить из головы ее слова, глаза, полные боли и обвинения: «Ты обещал».