Несмотря на это, я откусила печенье, прожевала, печенье напоминало мне пыль, посмотрела на него, надеясь, с почтительным любопытством.

Он поймал мой взгляд, и его губы сжались.

— И вчера, — продолжил он.

Я решила прервать разговор, поспешно объявив:

— Я была неправа насчет вчерашнего.

Его глаза встретились с моими.

— Да, ты была неправа.

Мой разум закипел.

Но губы мягко напомнили ему:

— Я же уже извинилась.

— Ты извинилась за другое, но не за все.

Я сжала губы.

Люсьен продолжал говорить.

— Мы с Катриной были друзьями пятьдесят лет, Лия, но знаком я с ней семьдесят пять лет. На этой неделе я подал заявление о разделение с ней. Ты знаешь, что значит это заявление?

Я кивнула.

Он посмотрел, как я кивнула, продолжил:

— Наше предстоящее разделение не имеет никакого отношения к тебе и все, что связано с тобой.

Я вообще не хотела говорить об этом. Но, как обычно, у меня не было выбора. Люсьен продолжал говорить:

— Я знал, что с Риной что-то не так, а ты олицетворяешь все, что в ней не так. Пребывание с тобой побудило меня, наконец, принять это решение.

Его слова не проникли внутрь.

Это было неправдой, один раз хотя бы. Он назвал ее Риной.

Я слышала, как он сказал накануне, но теперь я почувствовала, как он произнес ее имя.

Мой желудок скрутило.

— Она любит тебя, — прошептала я, не обращая внимания на боль в животе.

— Она не знает, что такое любовь, — коротко ответил он. — У вампиров нет таких же ожиданий, когда они спариваются, Лия. Вечность — это очень долгое время. Нет ничего неслыханного в том, чтобы расходиться иногда на года, даже десятилетия. И верность определенно не является обязательным требованием для спаривания вампиров.

У меня было ощущение, что он что-то пытается мне объяснить о своих отношениях с Риной, но у меня также было ощущение, что он что-то хочет объяснить конкретно мне, типа, чтобы я не питала иллюзий на его счет, но я и не питала.

У меня пересохло во рту.

Поскольку в моем контракте говорилось, что он может свободно пользоваться моей кровью и моим телом, я не ожидала, что он будет верен своей паре, а тем более уж мне.

Так же очевидно, поскольку у него была пара, развод, другими словами, или нет, мне не стоит ожидать, что он будет верен мне. Ни моей крови, ни моему телу.

И тогда что-то ударило по мне. Что-то настолько всепоглощающее, что желудок скрутило, более острой болью, пронзившей меня насквозь.

У меня было достаточно опыта общения с неподходящими мужчинами, чтобы точно понять, о чем он говорил. И оргазм, который он наконец-то мне предоставил прошлой ночью и этим утром, был связан не с тем, что он хотел мне что-то дать.

Это был акт раскаяния Люсьена.

Несмотря на их правило неверности вампиров, он все равно чувствовал себя виноватым.

Я молча положила печенье на тарелку.

Затем прошептала:

— У тебя был секс прошлой ночью.

Мои слова прозвучали как обвинение, мне захотелось пнуть себя под зад. Мирна никогда бы не стала выдвигать обвинения, никогда за миллион лет. И у меня не было никакого права выдвигать обвинения вампиру. Вообще никакого.

Но я уже не могла забрать свои слова обратно.

Его лицо стало жестким.

— Лия...

Я взмахнула рукой, пытаясь исправить ущерб от своих слов, но нож в моем животе прорезал болезненную линию прямо до пищевода.

— Это не мое дело. — Беззаботно выдавила я, но мне показалось, что я потерпела неудачу.

— Лия... — начал он снова, но я начала разрезать свою жареную куриную грудку, заговорив.

— Ты просто будь собой, делай то, что хочешь, живи своей жизнью, как сделал бы любой вампир. А я буду собой и буду выполнять свою работу, без проблем для тебя и без всяких ожиданий от тебя. Обещаю.

Я смотрела в свою тарелку, удивившись, даже самой себе, что вышла из игры и призналась ему в своем плане.

Это было ошибкой. Мне следовало не смотреть в свою тарелку, а смотреть на него.

— Свою работу? — спросил он шелковым голосом, которого я никогда раньше не слышала. Голосом, который был более чем пугающим. Страшным, отчего мои глаза метнулись к его лицу.

Похоже, я совершила ошибку. Ужасную.

Он разозлился. С запозданием я почувствовала, как его ярость заполнила комнату, и мне стало трудно дышать.

Я оказалась в замешательстве. Быть наложницей — это же и была моя работа.

Не так ли?

Пытаясь успокоить его гнев, я решила объясниться:

— Я поняла все вчера, Люсьен, — сказала я ему, поскольку меня это немного смущало, перевела глаза поверх его плеча, прежде чем вернуться к своей тарелке. Я положила кусочек курицы в рот и снова посмотрела на него.

Все это время он молчал, не ел, положив локоть на стол, держа в руке бокал с вином, его глаза прожигали меня.

Я продолжила проглотив.

— Я была идиоткой. — Мне казалось, что ему понравится моя реакция, но выражение его лица не изменилось. — Ты был очень добр ко мне, великодушен. — Я взмахнула вилкой в сторону кухни в слабой попытке высказать свою точку зрения. — Я не могу представить, что все вампиры такие, и даже если это так, это не плохая жизнь. Я... я... — Я запнулась, теряя суть, потому что выражение его лица все еще не изменилось, но я нашла в себе смелость закончить. — Я была неправа. Итак, вчера, когда у меня было столько времени на размышления, я решила, что буду выполнять свою работу, обслуживать тебя, пока не закончится Соглашение. Больше никаких ссор. Больше никаких истерик. Я обещаю.

Наконец он нарушил молчание, произнес:

— Обслуживать меня.

Я кивнула.

— Обслуживать меня, — повторил он.

Я снова кивнула, на этот раз более нерешительно.

— Не могла бы ты объяснить мне подробно, в чем, по-твоему, заключается твоя работа, Лия?

На самом деле он знал в чем.

Не так ли?

— Ты в курсе, — сказала я ему.

— Объясни мне, — повторил он.

Я в замешательстве склонила голову набок.

— Но… Я не понимаю. Ты же знаешь.

Он наклонился вперед на долю дюйма, его голос стал опасно низким, рявкнув:

— Объясни.

— Я… ты, я... — Я запнулась, затем исправилась, — должна быть для тебя доступна, чтобы ты смог кормиться и...... эм, делать другие вещи, когда захочешь. — Его губы сжались, и я продолжила: — И, знаешь, показывать тебе меня, посещать с тобой разные места и...

— Хватит, — потребовал он, и я закрыла рот.

Что-то было не так.

Я не думала, что скажу ему все это, но решила, что сейчас самое подходящее время. Карты на стол. Он выиграл, как всегда.

Мне казалось, что он должен был быть счастлив. Он же победил.

Почему он не казался мне счастливым?

Почему он выглядел таким... чертовски... разъяренным?

— Люсьен... — начала я, но он перебил меня.

— Значит, ты решила, что будешь моей шлюхой, — заявил он, и я поморщилась.

Я бы так не сказала. Хотя отчасти так оно и было, но даже я сама себе отказывалась в этом признаваться.

— Я бы так не сказала, — тихо повторила я вслух.

— А как бы ты сказала? Ты думаешь, что ты находишься здесь, чтобы обслуживать меня. Ты думаешь, что твоя работа — позволять мне питаться от тебя и трахать, когда я хочу. Это твоя работа. — Он выплюнул последние слова, словно они были отвратительными на вкус, и он не мог их даже произносить. — Итак, как бы ты сказала, моя зверушка?

— Я — твоя наложница, — напомнила я ему, думая, что этим все сказано.

Я думала так, потому что так оно и было!

Он мгновение смотрел на меня, я смотрела на него. В основном я наблюдала за его глазами, и мне не нравилось то, что я там увидела.

Затем его рука дернулась, превратившись в размытое пятно, и почти мгновенно его бокал с вином разбился о стену. Сила броска была настолько велика, что стакан превратился в песок, жидкость в нем расплескалась, оставив высокий широкий след на стене.

Я уставилась через плечо на стену. Затем посмотрела на него, открыв рот.