— Я думаю, это им известно.

— Совершенно верно. Итак, образец, обнаруженный в рукомойнике, не имеет корня, но по стержню я установила, что у человека, которому он принадлежит, первая группа крови. Человек, чьи волосы сняты со щетки, также имеет первую группу крови. Кроме того, оба волоса принадлежат индивидууму белой расы, они совпадают по текстуре, цвету, отсутствию признаков искусственной обработки и общему состоянию здоровья.

Синтия подняла голову от микроскопа.

— Да, выглядят они одинаково.

— Я придерживаюсь мнения, — заканчивала доклад специалист Лаббик, — что волосы принадлежат одному и тому же лицу, хотя образец, найденный в рукомойнике, слишком мал и не может быть подвергнут спектральному анализу, который показал бы иные признаки идентичности. Кроме того, дальнейшие наблюдения могут повредить этот образец... Что касается волос, снятых со щетки, у некоторых имеются корни. Через час я доложу вам подробнее — ген и пол человека, которому они принадлежат.

— Понятно, — отозвался я.

Синтия встала и сказала специалисту Лаббик:

— Будьте добры, запечатайте образцы и приложите к заключению.

— Хорошо, мэм.

— Благодарю вас.

— Этого достаточно для ареста? — спросил у меня Кэл.

— Нет, достаточно для того, чтобы присмотреться поближе к этому субъекту.

— Кто он, этот субъект?

Я отвел Кэла в сторону.

— Этого субъекта зовут полковник Чарлз Мур. Ты сличишь следы его колес. Он ведает Учебным центром, непосредственный начальник потерпевшей. Хочу опечатать его кабинет, а потом перевезти его сюда.

— Тем временем, Кэл, — сказала подошедшая Синтия, — распорядитесь, чтобы сличили пальчики на щетке для волос с пальчиками на джипе, на мешке для мусора и на всем его содержимом.

— Понятно. Но даже если пальчики совпадают, то это еще не доказывает его присутствия на месте преступления. Мур и Кемпбелл были хорошо знакомы друг с другом. Он сумеет правдоподобно объяснить, почему его отпечатки есть и на джипе, и, допустим, на кобуре.

— Догадываюсь. Но ему труднее объяснить, почему он лапал мусорный мешок и разъезжал возле пятого стрельбища, — возразил я.

— Да, однако надо еще доказать, что он был там в момент убийства.

— Понимаю, поэтому я хочу, чтобы ты сравнил пальцы на щетке с пальцами на палаточных кольях. Если у нас будут снимки его колес и отпечатки пальцев совпадут, тогда петля на его поганой шее стянется туже.

— Ладно, ты сыщик, тебе и карты в руки. Я бы тоже голосовал за «виновен», но в наши дни все так перепуталось.

Кэл ушел.

— Если допросить Мура и предъявить доказательства, — сказала Синтия, — есть большая вероятность, что он признается в содеянном.

— Такая вероятность есть, но есть и другая: он утверждает, что ничего подобного не совершал. И тогда нас в два счета упекают под трибунал и там — тоже в два счета — определяют, что полковник вооруженных сил США не душил дочь генерала Кемпбелла и что уорент-офицеры Бреннер и Санхилл опорочили честного офицера, упустили время для поимки настоящего преступника, опозорили себя и армию.

Синтия задумалась.

— Хотя все улики против Мура, у тебя еще есть сомнения?

— А у тебя?

— Кое-какие есть. Я просто не представляю, чтобы Энн Кемпбелл проделывала свои штуки с этим типом. Не представляю, чтобы у него хватило духу задушить ее. Он, конечно, психопат, по всему видно, может подсыпать отраву в кофе, но чтобы голыми руками...

— Меня это тоже тревожит, хотя, с другой стороны... Может быть, она сама попросила его, умоляла убить ее. У меня был такой случай. Подозреваю, что он прибегал и к галлюциногенам, этой дряни у них в Учебном центре полно.

— Вполне вероятно.

У входа показалась фигура полковника Кента.

— А вот и наш страж закона, — сказал я.

Мы пошли ему навстречу.

— Есть что-нибудь новенькое? — спросил он.

— Подбираемся к одному человеку, Билл. Жду отпечатков с пальчиков и резины.

Он вытаращил глаза:

— Правда? Кто же это?

— Полковник Мур.

Мне показалось, что он задумался, потом кивнул:

— Возможно.

— Почему «возможно», Билл?

— Как вам сказать... Они были близко знакомы, и он мог воспользоваться случаем. Нет, я бы не отказывался от этой версии. Вот только какие у него были мотивы.

— Этого я не знаю... Билл, расскажите мне о капитане и генерале Кемпбелле.

— Что вы хотите знать?

— У них были хорошие отношения?

Он посмотрел мне прямо в глаза:

— Нет.

— Поподробнее, прошу вас.

— М-м...

— Может, поговорим об этом в Фоллз-Черч?

— Не надо мне угрожать, слышите?

— Полковник, я руковожу расследованием дела об убийстве. Понимаю, вас удерживают обстоятельства служебного и общественного порядка, и тем не менее вы обязаны отвечать на мои вопросы.

Кент явно был растерян и одновременно рад, что в недвусмысленных выражениях ему сказано выложить все начистоту и тем облегчить свою душу.

— Хорошо. Генерал Кемпбелл не одобрял выбор дочерью военной специальности, круг ее знакомых мужчин, решимость жить не на территории военного городка, общение с людьми типа Чарлза Мура и множество других вещей, в которые я не посвящен.

— Разве он не гордился ею? — спросила Синтия.

— Не думаю.

— Но в армии ею гордились, — заметила она.

— У армии тоже не было выбора, как и у генерала. Если говорить напрямик, в одном кулаке она держала отца, в другом — армию.

— Что значит «держала в кулаке»?

— Это значит, что ей как женщине, генеральской дочери, офицеру — питомцу Уэст-Пойнта и общественной фигуре почти все сходило с рук. Она ввязалась в вербовочные дела прежде, чем отец понял, что происходит. Стала выступать в колледжах и женских организациях, потом на радио, замелькала на телевидении. Агитируя женщин за поступление на военную службу, Кемпбелл получила известность, а с ней и влияние. Ее все любили, считали рьяной патриоткой. На самом же деле она плевать хотела на армию. Она обеспечивала себе своего рода неприкосновенность.

— Зачем? — спросила Синтия.

— Если генерал не одобрял ее поведение, то она его просто ненавидела. Чего только не делала, чтобы насолить ему, поставить в неловкое положение. А у него руки были связаны, боялся повредить своей карьере.

— Вот это да, — сказал я, — интересная информация. Вы еще забыли сказать нам о своих терзаниях: как преподнести генералу дурную весть.

Кент оглянулся и тихо произнес:

— Все это между нами. На людях, официально, они любили друг друга. — Поколебавшись, полковник продолжил: — По правде говоря, генерал многое в Энн не одобрял, но ненависти в нем не было... Учтите, почти все, что я говорю, основано на слухах. Но я передаю их конфиденциально, чтобы вы поняли, что здесь происходит. От меня вы ничего не слышали, договорились?

— Спасибо, Билл. Есть что-нибудь еще?

— Нет, пожалуй, все.

Полковник, разумеется, сказал далеко не все.

— Кто те мужчины, которых не одобрял генерал, — помимо полковника Мура?

— Точно не могу сказать.

— Уэс Ярдли — не один из них?

— Может быть.

— Почему она ставила отца в неловкое положение?

— Этого я не знаю.

— Почему она ненавидела его?

— Если узнаете, поделитесь со мной. Но причина была очень серьезная.

— Какие отношения у нее были с матерью?

— Напряженные. Миссис Кемпбелл разрывалась между двумя ролями: супруга генерала и мать независимой женщины.

— Другими словами, миссис Кемпбелл была подстилкой, о которую вытирают ноги. И Энн Кемпбелл пыталась втолковать ей это.

— Можно сказать и так. Но все гораздо сложнее...

— А именно?

— Поговорите с миссис Кемпбелл.

— Так я и сделаю... Скажите еще раз, что вы ни разу не были в доме у Энн Кемпбелл, и я объясню в своем отчете, почему отпечатки ваших пальцев обнаружены на ее бутылке виски.

— Я же говорил вам, Бреннер, я притрагивался к каким-то вещам при разгрузке.

— Бутылка была в ящике, запечатанном вашими же людьми. Ее открыли час назад.