— Какой, например? — спросил я.

Мы вышли из ангара на свежий воздух. Луна зашла, и миллиарды звезд усеяли ясное небо над Джорджией. Я смотрел на раскинувшееся передо мной пространство Джордан-Филдз и вспоминал, как каждую ночь здесь зажигались огни и три раза в неделю после полуночи на аэродром приземлялся следовавший спецрейсом самолет.

— Я разгружал тут мертвых из Вьетнама, — сказал я.

Синтия ничего не ответила.

— Если ее будут хоронить в Мидленде, здесь соберется народ после отпевания. Наверное, завтра или послезавтра.

— Ты тоже будешь?

— Естественно.

Мы подошли к автомобилю. Синтия сказала:

— Ты спрашиваешь, какая травма... Я думаю, ключевая фигура во всей этой истории — ее отец. Властный человек, заставивший дочь поступить на военную службу и, в сущности, распоряжавшийся ее жизнью, слабовольная мать, частые отлучки, мотание по всему свету, полная зависимость от отца. Вот Энн и взбунтовалась. Все это подробно описано в учебниках.

Мы сели в машину.

— Наверное, ты права. Однако есть миллионы дочерей с похожей биографией...

— Понимаю. Но так обстоит дело.

— Я о другом думаю. Не объясняется ли ее ненависть какими-нибудь ненормальными отношениями с отцом?

Мы двинулись к выезду с аэродрома.

— Догадываюсь, что ты имеешь в виду. Но как ни трудно доказать факт изнасилования и убийство, еще труднее доказать кровосмешение. На твоем месте, Пол, я не стала бы касаться этой темы. У тебя могут быть неприятности.

— Могут. Первое дело, которое мне поручили в УРП, была кража в казарме. Видишь, как далеко я пошел. Еще один шаг, и — на краю пропасти.

Мы подъехали к гостинице и по наружной лестнице поднялись в наши номера на втором этаже.

— Ну что ж, — сказала Синтия, — спокойной ночи.

— У меня, похоже, открылось второе дыхание, — сообщил я, — полон энергии и слишком взвинчен, чтобы уснуть. Может быть, выпьем, посмотрим телик?

— Вряд ли.

— Сейчас лучше не спать. Потом будет трудно вставать. Давай примем душ, расслабимся, посидим немного, а там уж — к полковнику Фаулеру.

— М-м... не знаю...

— Пойдем.

Я отпер дверь своей комнаты, вошел, Синтия последовала за мной. Она позвонила дежурному администратору и попросила разбудить в пять тридцать.

— На всякий пожарный. Вдруг задремлем.

— Правильно сделала... Однако... У меня, оказывается, нет выпивки, и телевизора не вижу... Что же делать? Разве в шарады сыграть?

— Пол...

— Да?

— Я не в состоянии...

— Тогда, может быть, фигурок из бумаги наделаем. Не умеешь? Я тебя научу, это легко...

— Я не могу здесь оставаться. После такого дня как-то нехорошо. Да и не будет никакого удовольствия.

— Ясно. Иди правда поспи. Я разбужу, когда мне позвонят.

— Извини... Я не буду запирать дверь из ванной.

— Хорошо. Через несколько часов увидимся.

— Спокойной ночи.

Синтия пошла к двери в ванную комнату, но возвратилась, легко поцеловала меня в губы, потом, заплакав, скрылась за дверью. Я слышал шум воды, потом хлопнула дверь, и наступила тишина.

Я разделся, залез под одеяло и через несколько секунд уже спал. Единственное, что отложилось в памяти, — это телефонный звонок. Я взял трубку. Наверное, администратор, подумал, а может быть, Синтия — зовет к себе? Но нет, в ушах зазвучал бас полковника Фаулера.

— Бреннер?

— Да, сэр.

— Спите?

— Нет, сэр.

— Хорошо. Вы молоко употребляете?

— Простите, не понял?

— У меня не оказалось ни молока, ни сливок.

— Это не имеет...

— Я хотел, чтобы вы знали.

Мне показалось, что в трубке послышался смешок, потом голос замолчал. Часы показывали пять часов утра без нескольких минут. Я поднялся, проковылял в ванную, включил душ. Ну и денек! Большая его часть промелькнула каким-то кошмаром. Я едва тащился на двух цилиндрах, и в баке почти не оставалось бензина. Еще сорок восемь часов такой же езды, а там — поминай как звали, отваливаю в лучах славы или груде дымящихся обломков.

Даже если отвлечься от личных и служебных обстоятельств, было что-то очень и очень нехорошее в Форт-Хадли, назрел какой-то гнойник, который надо было вскрыть, и рану очистить. Я знал, что мне это под силу.

Сквозь дверное дымчатое стекло и капельки осевшего пара на нем я увидел женскую фигуру. На пороге своей комнаты стояла Синтия.

— Ничего, если я войду?

— Конечно, входи.

Она была в чем-то белом, вероятно, ночной рубашке. Синтия скрылась в кабине, через пару минут вышла и, стоя спиной ко мне, стала споласкивать лицо.

— Как ты себя чувствуешь? — расслышал я сквозь шум воды.

— Нормально. А ты?

— Не жалуюсь. Кто-то звонил или мне послышалось?

— Да, полковник Фаулер. На военном языке это называется «беспокоящие действия».

— Ты это заслужил, — засмеялась Синтия и принялась чистить зубы.

Снова зазвонил телефон.

— Это администратор. Послушаешь?

— Конечно, послушаю, — ответила она, прополоскав рот.

Через несколько секунд Синтия снова была в ванной.

— Пять тридцать. Ты скоро?

— Скоро. Но может быть, сэкономим время?

Она молчала. Пожалуй, намек был чересчур тонкий.

— Синтия?

Она повернулась, и я услышал, как она пробормотала:

— А-а, будь что будет. — Синтия сняла рубашку, открыла дверь, вошла и произнесла: — Потри мне спину.

Я потер ей спину, потом грудь. Мы обнялись и поцеловались. Сверху лилась вода, а мы все теснее прижимались друг к другу. Тело помнит старую любовь. На меня нахлынули приятные воспоминания. Мы словно снова оказались в Брюсселе. Мой дружок тоже все вспомнил и поднялся, точно гончая навстречу хозяину, вошедшему в дом после годовой отлучки. Гав, гав!

— Пол... все в порядке... давай...

— Да-да, все в порядке... Господи, как хорошо... Здесь или в постели?

— Здесь и сейчас же.

Не повезло: опять зазвонил телефон.

— Теперь послушай ты.

— Черт всех побери!

Мы отряхнули от воды друг друга. Синтия, смеясь, повесила полотенце на крючок. Я откинул занавеску. Телефон не умолкал.

— Только ты никуда не уходи! — попросил я, вылез из душа и протопал в комнату, захватив свое полотенце.

— Бреннер слушает...

— Где пропадаешь?

— Кто это?

— Не-а, не мамочка.

— А-а...

Это был шеф Ярдли.

— Билл Кент только что сообщил, что ты тут. У тебя же есть трейлер. Валяй домой.

— Что-что?

— Целый день тебя разыскиваю. Ушел, видать, в самоволку? Тебя ждут дома, парень.

— Какого черта? Вы у меня в трейлере?

— Я-то тут, а тебя нет, понял?

— Послушайте, шеф, вы специально малограмотного разыгрываете или как?

— Или как. — Ярдли засмеялся. — Я тут твои апартаменты прибрал, слышь? Сделай им ручкой, понял? И ренту платить не надо.

— Вы не имеете права...

— Насчет прав опосля потолкуем, а сейчас валяй в мою контору за своими вещичками.

— Там у меня казенное имущество, шеф.

— Как же, видел. Пришлось сбить замок. Пушку твою забрал, бумаг целая куча, важные такие бумаги, книжечка записная с каракулями — видать, шифр. Еще имеется пара браслетов, из одежонки кое-что и удостоверение на имя какого-то Уайта... Ты спишь с ним?

Вошла Синтия, завернувшаяся в одеяло, и села на кровать.

— Ладно, сдаюсь, — сказал я Ярдли.

— Посмотрим-посмотрим... Пакет с резинками, трусы вроде как бабьи — твои, что ль, или дружка твоего?

— Шеф...

— Давай кати ко мне, ежели хочешь свои вещички обратно...

— Ладно, хватит... Казенное имущество доставите в военную полицию. Там поговорим, в полдень.

— Это мы еще подумаем.

— Подумайте. И привезите Уэсли. Перекинемся с ним парой слов.

Ярдли умолк, потом сказал:

— Перекинуться у меня в конторе можно.

— Я буду ждать его на траурной церемонии. Он, конечно, будет там?

— Видать, будет, я так соображаю. Но мы на похоронах дел не решаем.