Но как говорил Кент, зачем копаться в дерьме, которое не имеет никакого отношения к убийству. Однако кто знает, какое дерьмо имеет к нему отношение, а какое нет?
Итак, действительно ли генерал убил дочь, чтобы прекратить ее безумные выходки или заткнуть ей рот? Или это сделала в силу тех же причин миссис Кемпбелл? И какова в этой грязной истории роль полковника Мура? Чем дольше я копался в дерьме, тем больше учтивых господ и обаятельных дам в Форт-Хадли оказывалось запачканными.
Подошла Синтия и сунула мне в рот кусок пончика. Похоже, мы с ней балансируем на грани чего-то более интимного, нежели общие автомобиль, ванная и пончик. Но если хотите знать правду, в моем возрасте в два часа ночи после напряженного дня мой дружок вряд ли вытянется в струнку.
— Когда закончишь дело, — сказала Синтия, — попроси в прокуратуре, может, тебе отдадут эти видеопленки.
— Лучше попрошу пленки из ее будуара.
— Ты несносен, Пол, это нездоровый интерес.
Я промолчал.
— Знаешь, девчонкой я влюбилась в Джеймса Дина. Допоздна сидела перед теликом, смотрела «Бунт впустую» и «Гиганта», а потом плакала, пока не засыпала.
— Поразительное признание в некрофилии. Ты это к чему?
— Ни к чему, просто так. Послушай последние новости. Полосы от колес на пятом стрельбище оставлены автомобилем Мура. Отпечатки пальцев на его щетке для волос идентичны двум отпечаткам на палаточном коле, шести отпечаткам на джипе и одному отпечатку, обнаруженному в мужской уборной. Там же, в уборной, в рукомойнике на решетке слива, найден еще один волос. Установлено, что он тоже принадлежит Муру. Весь мусорный мешок захватан руками Мура и Энн Кемпбелл, также сапоги, кобура, фуражка. Это значит, что они вместе складывали ее вещи, физические доказательства говорят, что ты верно воспроизвел их действия. Поздравляю.
— Спасибо.
— Его повесят?
— По-моему, офицеров расстреливают. До разговора с Муром я уточню.
— Дело, выходит, закрыто?
— Узнаю у полковника Мура.
— Если он не признается, ты обратишься в прокуратуру с тем, что у нас набралось?
— Не знаю. Стопроцентной уверенности пока нет.
— У меня тоже, — согласилась Синтия. — Прежде всего меня смущает разнобой во времени появления зажженных фар. Ты это правильно подметил. Мур, разумеется, побывал на месте преступления, но у нас нет доказательств, что именно он задушил ее. Кроме того, нам неизвестны его мотивы, если убийца — он.
— Верно, а без серьезного мотива судьи будут тянуть волынку. Вдобавок существует вероятность несчастного случая.
— Естественно, Мур сошлется на непреднамеренность случившегося — если вообще захочет говорить.
— Он еще приведет в трибунал шайку закомплексованных коллег, которые будут объяснять, что такое сексуальная асфиксия и как Мур переоценил физическое состояние Кемпбелл, когда искусственной стимуляцией доводил ее до оргазма. Судьи, естественно, развесят уши, засомневаются и решат, что имеющиеся улики не доказывают изнасилования. Участники события хотели, мол, как лучше, да дело обернулось худо. Я даже подозреваю, что они не признают факта убийства. Два взрослых человека с обоюдного согласия занимаются своеобразным сексом, и один из них неумышленно причиняет другому смерть. Обвинение в лучшем случае сформулируют как преступную неосторожность.
— Да, половые преступления с трудом поддаются расследованию, — заметила Синтия. — В каждом деле масса привходящих обстоятельств.
А мне вспомнился другой случай, которым занимался мой знакомый. Какому-то мужику по причине непроходимости кишок прописали клизмы. Женщина, приставленная к нему, ввела слишком большую дозу, у того произошло прободение. Потеря крови, заражение и в итоге — смерть. Наши ребята, а также люди из прокуратуры тогда достаточно побегали, но в конце концов решили не возбуждать дела. Медичке, молоденькому лейтенанту, предложили уволиться из армии, а беднягу, пожилого главного сержанта, у которого вся грудь была в медалях, похоронили со всеми воинскими почестями, для пользы дела.
Секс. Девяносто процентов полового влечения идет из головы, и если с головой у тебя не в порядке, то и с сексом тоже не в порядке. Но если вы занимаетесь любовью по обоюдному согласию, то нет факта насилия. Если произошел несчастный случай, то нет и факта убийства. Просто человеку надо лечить голову.
— Мы производим арест? — спросила Синтия.
Я отрицательно покачал головой.
— Я тоже думаю, что целесообразнее выждать.
Я взял телефонную трубку и набрал номер полковника Фаулера. Ответил сонный женский голос. Я назвался и услышал полковника:
— Да, мистер Бреннер?
— Полковник, я подумал, что в настоящий момент нет особой необходимости опечатывать кабинет полковника Мура или изымать оттуда вещи. Мне хотелось, чтобы вы это знали.
— Хорошо, теперь я это знаю.
— Вы просили сообщать вам о предполагаемых арестах. Так вот, я не буду брать его под арест.
— Я не знал, что вы собирались арестовать его, мистер Бреннер. Но если вы снова передумаете, будьте добры, разбудите меня попозже, чтобы я мог вести счет.
— Разумеется, полковник. — Люблю ироничных людей. — И еще я хочу попросить вас никому ни о чем не рассказывать. Это может повредить расследованию.
— Понимаю, но генералу я все-таки доложу.
— Думаю, это ваша обязанность.
— Прямая. — Фаулер кашлянул. — У вас еще есть подозреваемые?
— В настоящий момент — нет. Есть, правда, кое-какие соображения.
— Уже хорошо. Что-нибудь еще, мистер Бреннер?
— У меня появились свидетельства, что капитан Кемпбелл... как бы это выразиться... вела активную светскую жизнь.
Гробовое молчание. Я продолжал:
— Это должно было так или иначе вылиться наружу. Не знаю, связано ли это с убийством, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы свести до минимума вред Форт-Хадли и армии в целом, если информация дойдет до прессы.
— Может быть, нам стоит обговорить это подробнее за кофе? Скажем, у меня дома часиков в семь?
— М-м... мне не хотелось бы беспокоить вас в такой час.
— Мистер Бреннер, ваше поведение граничит с неподчинением. Кроме того, вы наносите мне личную обиду. Жду вас точно в семь ноль-ноль.
— Слушаюсь, сэр.
Фаулер положил трубку.
— Надо поговорить со связистами, — сказал я Синтии. — Какие-то перебои с телефоном.
— Что он сказал?
— Полковник Фаулер просит пожаловать к нему на чашку кофе. В семь ноль-ноль.
Синтия посмотрела на часы:
— Успеем немного поспать. Готов?
Я оглядел помещение. Большая его часть была погружена в темноту, и многие уже спали на походных кроватях, хотя иные трудоголики еще гнулись над микроскопами, анализными трубками, пишущими машинками.
Мы пошли к выходу. Я спросил:
— В том мешке с одеждой не было ее уэст-пойнтского кольца?
— Нет.
— И в домашних вещах не нашли?
— Нет. Я спрашивала Кэла.
— Странно.
— Может быть, Кемпбелл его потеряла или отдала почистить? — предположила Синтия.
— Все может быть.
— Пол, если бы ее нашли живой и если бы сейчас она была с нами, что бы ты ей сказал?
— А что бы ты сказала? Твоя работа — утешать изнасилованных.
— Я тебя спрашиваю.
— Хорошо, попробую... «Энн, — сказал бы я ей, — я не знаю, что произошло у тебя в прошлом, но постарайся смотреть на вещи спокойнее, не мучая себя воспоминаниями, не доводя до исступления. Тебе нужен добрый совет. Постарайся преодолеть ту боль, которую ты испытала, постарайся найти как бы духовный противовес. Не надо мстить человеку или нескольким людям, которые... которые дурно обошлись с тобой». Я бы напомнил ей, что она полноценная человеческая личность и впереди у нее целая жизнь. У нее появятся хорошие друзья, и они будут заботиться о ней, если она сама не махнет на себя рукой... Вот в этом духе.
— Да, именно это Кемпбелл надо было услышать при жизни. Может быть, кто-нибудь и говорил ей это. С ней случилось что-то очень нехорошее, и она не нашла другого выхода. Такое поведение со стороны умной, образованной, привлекательной, добившейся служебного успеха женщины — это результат тяжелой душевной травмы.