— Неумно, — сказала Синтия.

— Неумно то, что он сказал?

— С его стороны тоже неумно. Но я имею в виду тебя. Неумно говорить полковнику — цитирую — «идите к черту...».

— Не вижу проблемы, — возразил я, просматривая телефонные сообщения.

Синтия помолчала.

— Знаешь, а ведь он на самом деле сделал что-то нехорошее, правда?

— Ты права. Главное, он сам это понимает.

— И все же... зачем тыкать его носом? Он нам еще пригодится, хотя товар, конечно, подпорченный.

Я поднял голову.

— Не испытываю особенного сочувствия к офицеру, нарушившему свой долг.

— Разве что офицера зовут Энн Кемпбелл.

Я не стал реагировать на ее колкость.

— Ну ладно, как насчет кофе и пончиков?

— Кофе и пончики — это прекрасно.

Синтия нажала кнопку переговорного устройства и попросила явиться специалиста Бейкер.

Я стал листать историю болезни Энн Кемпбелл, удивительно худосочную, если учесть ее длительную службу, из чего я заключил, что она предпочитала обращаться к докторам на гражданке. В истории, однако, содержалось заключение гинеколога, сделанное во время ее поступления в Уэст-Пойнт. Вот что написал врач: Hymen imperforatus. Я показал запись Синтии.

— Это означает нетронутую девственную плеву?

— Да, но не является абсолютным признаком девственности, а всего лишь говорит о том, что ничего крупное во влагалище не проникало.

— Следовательно, мы можем отбросить предположение, что отец принудил молоденькую дочь к сожительству.

— Видимо, да. Правда, существуют и другие формы полового надругательства... Похоже, в словах Мура есть зерно истины. Нам неизвестно, что генерал сделал с ней, но это произошло на втором курсе. Сомнительно, чтобы отец мог изнасиловать двадцатилетнюю дочь в Уэст-Пойнте... А все-таки любопытно, что Энн была девственницей, когда поступала в академию... Посмотри, может, там есть более поздние заключения гинекологов.

Я посмотрел, но более поздних заключений не нашел.

— Больше ничего нет, — сообщил я.

— Это странно, женщина не может так долго не показываться гинекологу.

— Наверное, показывалась частным врачам.

— И все-таки почему мы считаем, что происшедшее непременно носило сексуальный характер? — спросила Синтия.

— Потому что все совпадает. Как говорится, око за око...

— И связано с отцом... Может быть, он заставил ее сойтись с каким-нибудь старшим офицером или...

— Теплее, теплее... Но не будем пока делать окончательных выводов. — Я отдал Синтии историю болезни: — Там в конце есть заключение психиатра, прочти.

Вошла специалист Бейкер. Я представил ее Синтии, но оказалось, что они уже знакомы.

— Ну, и что вы думаете? — спросил я у Бейкер.

— Простите, сэр?

— Я спрашиваю: кто, по-вашему, это сделал?

Она пожала плечами. Синтия подняла голову.

— Друг или незнакомый?

Бейкер, почти не колеблясь, ответила:

— Друг... Правда, хахалей у нее было навалом.

— Вот как? Скажите, в управлении вас расспрашивали об этом деле? В управлении или где-нибудь еще?

— Да, сэр.

— Кто?

— Вам обоим звонили вчера весь день и сегодня утром, и каждый спрашивал. Какой-то полковник Мур, который представился начальником потерпевшей, потом полковник Фаулер, адъютант генерала, затем руководитель группы из УРП майор Боуз, шеф полиции Ярдли из Мидленда и многие другие. Я все звонки записала.

— И все вас пытали?

— Так точно, сэр. Но я всем отвечала, что лучше поговорить с кем-нибудь из вас.

— Скажите, в управлении говорят о чем-нибудь таком, что полезно знать и нам?

Бейкер поняла мой вопрос и, подумав, ответила:

— Говорят много. Но я не знаю, что правда, а что слухи и сплетни.

— Я так и понял, Бейкер. Все, что вы скажете, не подлежит огласке. Я гарантирую вам не только полную анонимность, но и перевод в любое место Вселенной. Гавайи, Япония, Германия, Калифорния — только назовите. Идет?

— Да, сэр...

— Расскажите прежде всего, что говорят здесь о полковнике Кенте.

Бейкер откашлялась.

— М-м... У нас давно говорили, что полковник Кент и капитан Кемпбелл...

— ...трахаются. Нам это известно. Что еще?

— Да все, пожалуй...

— Как давно вы в Хадли?

— Всего несколько месяцев.

— Как вы думаете — Кент был влюблен в нее?

Бейкер пожала плечами:

— Об этом никто не говорил. Виду они не показывали, но все равно между ними что-то было.

— Кемпбелл приходила к нему сюда, в управление?

— Иногда приходила днем. Вечером он сам ездил к ней в Учебный центр. Патрульные полицейские сколько раз видели это и начинали переговариваться по рации как будто по службе: «Рэнди-шестой прибывает к Хони-первой». Полковник Кент из радиоперехвата усек, что это над ним и капитаном Кемпбелл подшучивают, но ничего сделать не мог. Чтобы не попасться, патрульные говорят не своими голосами. Даже если в мог, сам не стал бы, потому как от этого слухов еще больше... База у нас небольшая, тут все всё видят, особенно полицейские. Но шума они не поднимают, раз ничего нет против закона и устава и в деле замешан старший офицер, тем более их собственный начальник.

Я был рад ее пространному ответу.

— В ту ночь, когда капитана Кемпбелл убили, она была дежурным по базе. Вы это знаете?

— Да, знаю.

— Долго ли засиживался у себя полковник Кент, когда у нее было ночное дежурство?

— Да... так говорили.

— Вы не знаете, был полковник Кент в управлении вечером перед убийством?

— Был. Я сама не видела, но говорят, что в восемнадцать ноль-ноль он уехал, а в двадцать один ноль-ноль приехал и работал до полуночи. Потом опять уехал. Постовые видели, как его служебная машина проезжала мимо штаба и двинулась по направлению к Бетани-Хилл, где он живет.

— Многие ли знали, что миссис Кент в отъезде?

— Все знали.

— На Бетани-Хилл патрульные машины курсируют ночью?

— Да, сэр, каждую ночь хотя бы один экипаж.

— Что же говорили о «Рэнди-шестом» в ту ночь?

Специалист Бейкер едва сдержала улыбку.

— М-м... «Посетителей нет. Служебная машина на месте. Может, уехал незамеченным на собственной».

Или на жениной, подумал я, хотя, проезжая утром мимо его дома, никакой машины не заметил. Да, но в глубине двора есть гараж.

— Бейкер, вы понимаете характер моих вопросов?

— Конечно, сэр.

— Надеюсь, они не станут предметом разговоров в управлении?

— Никак нет, сэр.

— Хорошо, спасибо. Скажите, чтобы нам принесли кофе и пончики или что там у вас.

— Будет сделано, сэр.

Она повернулась и вышла.

— Ты хорошо сделал, что расспросил ее, — после недолгой паузы сказала Синтия.

— Спасибо, хотя я не очень склонен доверять конторским сплетням.

— Это не просто контора, а полицейское управление.

— Теперь видишь, почему меня раздражает Кент. Над этим недоумком собственные подчиненные смеются.

— Понимаю.

— Бог с ней, с моралью. Главное — не заводить шашни на службе.

— Держу пари, в Брюсселе и Фоллз-Черч над нами тоже смеялись.

— Как пить дать.

— Как неудобно...

— Неудобно. Надеюсь, ты извлекла урок.

Синтия улыбнулась.

— Что еще ты хотел узнать от специалиста Бейкер? Ведь не только то, что Кент стал мишенью для насмешек?

Я пожал плечами.

— От Бетани-Хилл до стрельбищ — пять-шесть миль, — сказала Синтия. — Их можно одолеть за десять минут, даже если к концу поездки выключишь фары. Ночь тогда была лунная.

— Я думал об этом. И от дома Бомонов до шестого стрельбища можно добраться минут за десять с небольшим. Если дать газу.

— Да, это факты существенные, их нельзя упустить. — Она кивнула на лежавшую перед ней историю болезни Энн Кемпбелл. — Что ты вычитал в заключении психиатра?

— Что Энн Кемпбелл переживала тяжелую душевную травму и не хотела ни с кем ею делиться. А ты?

— То же самое. Заключение малосодержательное, но можно с уверенностью сказать, что все вытекает не из переутомления или стрессов, а из какого-то события, которое и нанесло Кемпбелл травму. Папочка при нем не присутствовал. Все как будто совпадает.