- Значит, мы поквитались с братцем дона Педро? - удивлённо поднял брови шкипер. Окружившие капитана матросы, не понаслышке знакомые с Педро Альваресом, громко расхохотались. Питер с горечью усмехнулся и спрятал документ за пазуху.

  - Выходит, что да... Может быть, пригодится ещё... Кстати, куда опять подевался наш квартирмейстер? - неожиданно добавил он, окинув палубу рассеянным взглядом

  - Да вот он идёт, - улыбнулся шкипер, - смотрите-ка! Даже чернильницу с прихватил!

  Питт Уоллес, без камзола, в разорванной на плече рубахе, осторожно перебирался через сцеплённые друг с другом фальшборты «Арабеллы» и «Сан-Августина». В руках его были судовой журнал и прибор для письма.

  - Шкуры и какао - вот и вся добыча, Крис..., - задумчиво промолвил он, глядя на шкипера, но в серых глазах играла хитрая улыбка

  - Так это всё? - раздались вокруг возгласы разочарованных моряков

  - Значит, поверили? - рассмеялся Питт, - да там ещё пять сундуков с изумрудами! Спускайте шлюпку, ребята! Взгляну, что за улов на других кораблях.

  Питт Уоллес сидел в своей каюте на «Арабелле», подперев голову рукой. Задумчивый взор его был устремлён на карту, висевшую на дощатой стене и служившую единственным украшением скромного обиталища квартирмейстера. Перед ним, на столе из чёрного мангра, стояла чернильница и лежал раскрытый судовой журнал. На чистых белоснежных листах его пока не было ни единой буквы, лишь жирная точка красовалась в самом начале верхней строки.

  Питт окунул перо в чернильницу, и аккуратные мелкие строчки, словно бисер, рассыпались по дотоле нетронутым листам. Квартирмейстер обладал хорошим слогом и любил делать записи, с дотошностью банкира или историка подмечая малейшие детали событий. Но Питт был слишком молод, а неокрепшая душа его находилась в плену романтических чувств, то и дело одерживающих верх над педантичностью исследователя. Превратив журнал в некое подобие личного дневника, Уоллес изливал переполнявшие его чувства на ни в чём не повинных листах главного судового документа. Подобная откровенность вызывала недовольство шкипера, считавшего ведение журнала своей обязанностью и предпочитавшего традиционную форму изложения событий.

  Стоит добавить, что сей любопытный документ до сих пор хранится в том самом музее, с которого и началось наше повествование. На его выцветших от времени страницах читатель найдёт не только подробные описания экспедиций, составленные знающими своё дело шкипером и квартирмейстером, но и размышления этих весьма неординарных личностей. Заметки Крисперса, меткие и ироничные, порой содержат достаточно острую критику действий Сильвера. В то же время внимание романтических особ несомненно привлекут эмоциональные сентенции безнадёжно влюблённого квартирмейстера и его многословные тирады в адрес своего капитана - то восторженные, то наполненные горечью, болью и даже ненавистью.

  Однако на этот раз Уоллес вполне достойно изложил события, произошедшие вблизи острова Аравак и подробно описал битву у Сен-Себастьяна. Подумав ещё немного, Питт вновь обмакнул перо в чернильницу и продолжил писать.

  "Всего захвачено девять тысяч триста фунтов серебра, восемьдесят фунтов золота, а также жемчуга, изумрудов и товаров на общую сумму...," - квартирмейстер пролистнул страницу назад, чтобы вновь воскресить в своей памяти стоимость всех взятых призов, но рука его словно замерла. Он невольно вспомнил недавние события, и мысли о них назойливо вертелись в его голове, мешая сосредоточиться на подсчёте.

  «И ещё сегодня я поссорился с капитаном», - неровным почерком добавил он.

  Бой только что закончился, и захваченные "Арабеллой" ценности были перенесены на палубу для составления описи. Сильвер, ненадолго спустившись к себе, чтобы снять кирасу и шлем, вновь появился на палубе. Капитан был рассеян и задумчив. Едва взглянув на доверху заполненные монетами и драгоценными камнями сундуки, он тут же направился в сторону бака. Уоллесу вдруг почудилось, что капитан выглядел одиноким и потерянным. А ведь ещё недавно он был совсем другим...

  У Питта защемило сердце. Сражение у Сен-Себастьяна окончательно развеяло былые подозрения, но образы прошлого то и дело всплывали перед его мысленным взором. Яркие краски Нью-Провиденс, счастливое семейство Брэдфорд, и, конечно, его возлюбленная - вечно радостная, смеющаяся, будто наполненная солнечным светом...

  Значит, её больше нет, и они с Питером одиноки на этом свете... Питер... Неужели он тоже любил её? Ведь такое часто встречается между кузенами? Да и не слишком ли часто вспоминала девушка возлюбленного своей тётки Арабеллы, знаменитого автора «Инструкций по мореплаванию, составленных герцогом Йоркским»? Может, она просто думала о его сыне?

  Питт отложил перо и снова взглянул на дощатую стену. Воспоминания о прошлом мешали ему сосредоточиться... Отец Арабеллы... Радушный, с вечной улыбкой и детскими ямочками на щеках... Ласковые глаза миссис Брэдфорд... Они искренне любили его - белобрысого, дочерна загоревшего рыбацкого сына, вечно болтавшегося в губернаторском саду... Однажды, когда ему было всего лишь шесть лет, они собрали в саду окрестную ребятню, чтобы составить компанию обучавшейся грамоте дочери... С тех пор Питт стал у них частым гостем. Он подолгу засиживался в гостиной, слушая, как маленькая Арабелла читает свои любимые книги с картинками... Но дети взрослели, и вот уже героями юной леди стали средневековые рыцари и отважные мореплаватели. Она всегда щедро делилась с друзьями своими бесценными сокровищами - хранящимися в её комнате толстыми позолоченными фолиантами. Юный Питт читал запоем, и вскоре истории рыцарей, хранивших верность своим возлюбленным до конца дней, вскружили ему голову. Ему было всего двенадцать, когда он понял, что влюбился окончательно и бесповоротно. Долгие часы проводил он в одиночестве, сидя на прибрежных камнях и мечтая о том, что когда-нибудь станет для своей возлюбленной таким же верным и преданным слугой, как эти рыцари из старых романов... А она в это время мечтала о нём - своём принце, сыне герцога Джеймса... Но вот теперь принц тоже одинок, и их обоих несёт по волнам жестокая судьба, отнявшая у них возлюбленную... Тяжело вздохнув, он снова взялся за перо, чтобы поделиться с журналом своей душевной болью, поведав о событиях, произошедших в тот день на палубе «Арабеллы»...

  «Значит, он тоже думает о ней», - подумал Питт, увидев одинокую фигуру у фальшборта, - «ему так же плохо, как и мне сейчас...». Поднявшись на бак, Уоллес осторожно приблизился к Питеру. Тот всё ещё был погружён в свои мысли, не замечая ни громких распоряжений боцмана, ни радостных криков обступивших добычу пиратов, ни огромных сундуков с изумрудами, которые охранял уже успевший прийти в себя после ранения Стилл.

  - Что с тобой? Думаешь о Арабелле? - спросил Питт, тронув рукой плечо Сильвера. Капитан неожиданно вздрогнул и обернулся, будто увидел перед собой змею. Смуглое лицо покрыла внезапная бледность, сменившаяся лёгким румянцем. Будто пробудившись от сна, капитан с недоумением взирал на стоявшего перед ним квартирмейстера. Но лишь несколько мгновений прошло, и Питер вновь обрёл прежнее спокойствие.

  - Я думаю о прошлой жизни, Питт, о той жизни, в которой мы были так счастливы, - задумчиво произнёс он и тяжело вздохнул.

  Странное поведение капитана насторожило Уоллеса. Нет, этого просто не могло быть... Выдержать такой страшный бой... Но что же тогда происходит с Питером? Почему он так посмотрел на него, а глаза вдруг расширились - то ли от боли, то ли от удивления, то ли от ужаса?

  - Ты любил её? - с замиранием сердца произнёс он, - ты приехал в Нассау, чтобы жениться на ней?

  Сильвер, уже справившийся с внезапным проявлением слабости, равнодушно пожал плечами: