«Знает ли хоть кто-нибудь, что я здесь, кроме Мут-ят?» — в страхе гадала Дар.

Насколько она понимала, ее заперли, замуровали под каменным куполом.

— Тва, — произнесла она вслух, — это волшебство, а не убийство.

И все же у нее остались сомнения.

Дар легла на каменный пол и попыталась расслабиться, но не смогла, потому что лежать на камнях было неудобно. Она села и стала думать о Ковоке. Она представляла себе, как он себя поведет, узнав о ее перерождении, и погрузилась в приятные мечтания. Ее мысли начали блуждать. Дар заново переживала свое прошлое и воображала будущее. Ее голова упала на грудь, она сама не заметила, как заснула. Потом проснулась и стала ждать, когда же хоть что-нибудь произойдет. Но ничего не происходило.

Дар захотелось справить нужду, но она думала о том, что заниматься подобным в священном месте негоже.

— Надо подождать, — сказала она вслух, гадая: «Но сколько мне придется ждать?»

Она и так уже не знала, сколько времени провела здесь, в полной темноте. Через некоторое время терпеть уже не было сил. Дар стала на четвереньках передвигаться по каменному полу и ощупывать его. Вскоре она обнаружила дырочку в полу около стены, размером с ладонь с расставленными пальцами. Ощупав отверстие, Дар решила, что оно сгодится в качестве уборной. Потом она стала гадать, для этого ли на самом деле предназначено отверстие. Если так, то это могло означать, что в темной комнате ее могли продержать сколь угодно долго.

Потом Дар захотелось пить. Она снова стала ощупывать пол и наконец нашла колодец посередине комнаты. Дар наклонилась, и ее губы коснулись воды. Вода припахивала землей. Дар сделала только один глоток и больше пить не стала. Колодец напугал ее. Он был невидим. Кроме того, он мог быть глубоким. Дар представила себе, как падает в этот колодец и тонет.

— Но как это может случиться? — проговорила она, и разум с готовностью подсказал ей ответ: «Потеряю рассудок и споткнусь в темноте».

Это показалось ей не таким уж невозможным. Дар поползла на четвереньках подальше от колодца. Наконец она наткнулась на стену, села и судорожно прижалась к ней.

Время шло. Дар засыпала и просыпалась, пила из колодца и пользовалась отверстием у стены. Она проголодалась. Вскоре голод стал поистине мучительным. Очень долго — быть может, несколько дней — она не могла думать ни о чем, кроме еды. Потом голод отступил — и Дар стала забывать о своем опустошенном теле. Оно стало невидимым.

В непроницаемой тьме время утратило свое значение. Сны и мысли при пробуждении стали неотличимы друг от друга. Дар уже верила в то, что ступила на Темную тропу, что ее дух возвращается к Карм или к Мут ла — к кому из них двоих, она не могла понять. Потом она то дрожала от холода, то пылала от жара. Наконец Дар без сил опустилась на каменный пол и слилась воедино с кромешным мраком.

Огонек был совсем крошечный, но Дар он показался невероятно ярким. Она смотрела на него, не испытывая никаких чувств, в том числе и страха. Огонек просто был. Звучали какие-то голоса, но слов Дар не разбирала. Чьи-то руки приподняли ее, и она встала на колени. Кто-то поднес чашу к ее губам и наклонил так, что в ее рот полилась белая сладковатая жидкость. Дар сделала несколько глотков. Остальное пролилось на подбородок и грудь. Дар отпила еще. В голове немного просветлело, но если бы ее отпустили, она бы рухнула на пол.

Крошечный огонек переместился в сторону, появилось еще несколько огоньков. Тьма еще более развеялась, и Дар увидела, что комната наполнилась матерями. Они что-то говорили нараспев, но Дар была слишком сонная, слов песнопения она не понимала. Одна из матерей шагнула к отверстию в полу, подняла подол невы и села на корточки. Вторая мать провела лезвием ножа по бедрам присевшей матери. Появились темные линии выступившей крови. В полутьме они казались черными. В воду полилась кровь.

Дар подняли на ноги. Ее ступни прикоснулись к окровавленной воде. Затем ее медленно опустили в эту воду. Дар не шевелилась и молчала. Она безвольно смотрела на то, как вода поднялась и растеклась по каменному полу. Когда вода оказалась на уровне талии Дар, она встретилась взглядом с матерью, сидевшей на корточках. Ее лицо показалось Дар знакомым. Но вот руки той матери, что поддерживала Дар, разжались, и она погрузилась в воду.

Вода была теплой, как кровь. Слишком слабая для того, чтобы сопротивляться, Дар начала тонуть — бесконечно, непрерывно. Она запрокинула голову, посмотрела вверх. Маленькие огоньки удалялись. Кровь окрасила их в алый цвет. Стало больно в груди. Дар сделала вдох. Вода заполнила ее и растворила.

Дар почувствовала, что ее кто-то держит. Она открыла глаза и увидела Зор-ят. Место крошечных огоньков заняли факелы, комната ярко осветилась. Дар и Зор-ят окружили матери, они стирали с тела Дар розоватую жидкость, а Зор-ят нежно покачивала ее, как малого ребенка.

— Ее глаза открыты, — сообщила Зор-ят остальным матерям, — Даргу-ят, — проворковала она, — я — твоя мутури.

Принесли большой кусок белого полотна. Зор-ят обернула Дар этой тканью и встала, без усилий держа Дар на руках.

— Это мое дитя, — громко возвестила Зор-ят, — скажите всему клану о том, что родилась новая мать. Ее имя — Даргу-ят.

Затем Зор-ят понесла Дар дальше по коридору, а остальные матери последовали за ней, вознося хвалу Мут ла. Дар плаката, как ребенок, но плакала она от радости.

Дар провела три дня в спальне Зор-ят. Постепенно к ней возвращались силы. Ее мутури кормила ее молоком и одела в новые одежды. В эти первые дни сюда заходили только самые близкие родственники. Они приветствовали Дар как новорожденную, произносили свои имена, а Дар называли «младшей сестрой». Потом весь клан выразил ей свое почтение. Каждый посетитель подробно описывал родственную связь между ними. Зачастую звучали слова, каких Дар прежде не слышала. После того как посетители уходили, Зор-ят объясняла Дар значение незнакомых слов, но Дар сомневалась, что когда-нибудь поймет их точный смысл.

Волшебство не изменило тела Дар. Она не стала выглядеть иначе. Ее зрение и обоняние не стали острее. Однако она была уверена в том, что превратилась в уркзиммути, потому что обращались с ней именно так. В этом смысле сила волшебства все переменила. Когда Дар вернулась в свою комнату, Нир-ят и Тир-ят стали ее старшими сестрами. Они теперь говорили с ней нес таким почтением, но с большей любовью, и никакие разговоры уже не казались слишком личными.

— Ничего себе новорожденная, — с улыбкой сказала Тир-ят, — с такими грудями у тебя крови начнутся еще до следующей луны.

— Повезло тебе, — блаженно вздохнула Тир-ят, — мне было четырнадцать зим, и только тогда я получила дар Мут ла.

Дар, которая никогда не считала месячные даром, была озадачена.

— Почему мне повезло?

— Ты станешь взрослой, — ответила Нир-ят.

— И получишь татуировку.

— Это будет больно? — спросила Дар.

— Мутури говорит, что не больнее родов, — ответила Нир-ят.

— Но и не лучше, — сказала Тир-ят, — о-о-о-й! Каку меня лицо распухло!

Нир-ят весело зашипела.

— Она была похожа на большую ягоду.

— Зато теперь я сладкая и сочная, — сказала Тир-ят.

— Только в своих мечтах, — фыркнула Нир-ят, — ни один из сыновей пока не дарил тебе любовь.

— Это ты так думаешь, — дерзко проговорила Тир-ят, — а ты помнишь, как мы весной ходили в гости к брату мутури?

— Хай, — ответила Нир-ят, — и я видела, как ты удалилась с тем сыном. Но потом я совсем не чуяла атура.

— Он мне не понравился, — буркнула Тир-ят.

— Значит, никакого дарения любви не было, — заключила Нир-ят и посмотрела на Дар, — не бойся, Даргу. Этот сын был не Ковок-ма.

— Почему ты говоришь о нашем двоюродном брате? — осведомилась Тир-ят.

— Расскажите мне побольше о татуировках, — поспешно сменила тему Дар, протянула руку и прикоснулась к подбородку Нир-ят.